— О, так мы будем разрешать наши разногласия в суде?

— Хм, думаю, мы можем прийти к досудебному согласию… на определенных условиях…

В воскресенье вечером, собирая вещи, он спрашивает:

— И скоро эта твоя поездка?

— В следующем месяце. Ты так и не сказал, что об этом думаешь.

Он пожимает плечами.

— А что я должен думать? Ты сказала, это важно для тебя.

Но все происходит намного быстрее. В среду днем я вдруг чувствую острую боль в низу живота.

— Френни, Френни, звони врачу! Скорее, — кричу я, хватаясь за низковисящие апельсиновые ветки.

— Ну как ты, дорогая? Снова с нами? — ласково произносит Сьюзан со стула для посетителей.

— Как видишь, Сьюзан.

— Что говорят врачи?

— Что они могут сказать… Мне тридцать три. Первый аборт в девятнадцать. Естественно, вероятность выкидыша была высока. И понадобится дополнительный курс лечения, перед тем, как попытаться снова.

— Он знает?

— Боже… Сьюзан, какой сегодня день?

— Пятница. Не вздумай вставать, тебе вредно.

— Дай, пожалуйста, мой телефон. Вон он, на подоконнике.

— Сейчас, сейчас. Если хочешь, я ему позвоню.

— Не нужно, я сама поговорю с ним. Потом. Спасибо.

Я делаю глубокий вдох.

— Привет!

— О, привет! Как дела? — судя по тону и «фоновым» шумам, он не один.

— Можешь говорить?

— Скорее нет, чем да. Я слушаю.

— Помнишь, я говорила тебе про стажировку?

— Да, разумеется.

— Так вот, сроки неожиданно сдвинулись, и я улетаю уже сегодня.

— Значит, пассажирские авиаперевозки. И в каком направлении?

— Веллингтон, Новая Зеландия. Извини, я спешу, так что не могу долго говорить.

— Ладно, до встречи. И держи меня в курсе, окей?

— Окей, целую.

— Да, я тоже. Удачи!

Три месяца спустя…

— Знаешь, я тут в очередной раз задумался, что такого важного могут знать в Новой Зеландии об апельсинах?

— Привет.

— Нет, я серьезно. Столько времени говорить об апельсинах, видеть апельсины, питаться апельсинами. Ты там еще не порыжела?

— Питер…

— Чем занимаешься?

— Сейчас как раз пытаюсь немного отдохнуть.

— Принимаешь апельсиновую ванну?

— Нет. А ты чем занят?

— Утром играл в гольф с судьей, потом обед у прокурора, вечерняя пробежка, и вот, решил тебе позвонить.

— Спасибо, что вспомнил.

— Пипс, мне почему-то не нравится твой голос.

— Я… просто устала.

— Ты просто устала или просто плачешь?

— Я устала.

— Так. Скажи-ка мне название твоего отеля, я прилечу в следующие выходные.

Мне приходится сконцентрироваться и взять себя в руки.

— Глупости, Питер, я устала и немного простудилась. К тому же, через пару недель я буду дома.

— Через пару недель? Звучит уже лучше. Но все равно, передай новозеландцам, я предъявлю им иск за нарушение трудового законодательства и причинение вреда здоровью.

— Питер, в твоем случае юрист — это диагноз, — я заставляю себя рассмеяться.

Через неделю меня выписывают. Джон и Френни забирают меня на фургоне. Дома мама устраивает торжественный ужин. Приглашены Френни, Джон, Энн, Билл, Джонатан, Сьюзан, Тедди, и даже Ник приходит. Я изрядно смущена таким приемом, но все свои, на столе появляется пиво, и скоро всей компанией мы единогласно признаем, что вечер удался.

Утром я звоню Питеру. Если честно, сейчас я могу думать только о нем. «Приеду вечером», — говорит он, хотя на дворе четверг. Я нервничаю, потому что впервые мы не видимся так долго, потому что я очень похудела за это время, а главное, потому что теперь мне нужно будет соврать ему в глаза, а это не то же самое, что по телефону.

Он появляется на пороге, и сердце ухает куда-то вниз. Взгляд внимательно обегает меня с ног до головы. Этот привычный еще с нашей первой встречи осмотр сегодня затягивается дольше обычного. Ничего не говоря, он хватает меня и тащит в постель.

Видимо, я переоценила свои возможности, и после случившегося еще не готова к такому животному сексу. У меня вырывается несколько болезненных стонов, но, в пылу страсти, он принимает их за стоны удовольствия.

Поскольку мы не раздевались, первое, что он делает, поднявшись с постели, это стаскивает галстук.

— Ну, как тебе Новая Зеландия?

— Вполне ничего.

— Как погода? — он наливает себе мартини.

— Нормально. Когда мы вылетали, было солнечно.

— Да? А когда я прилетал, шел дождь.

— Ты ездил по делам? — я пытаюсь сохранить невозмутимый вид.

— Где ты была все это время?

— То, что ты меня не нашел, еще не означает, что меня там не было. Я жила не в отеле.

— Ты права. То, что я тебя не нашел, еще ничего не означает. Но то, что Пограничная служба не нашла тебя среди пересекавших границу на всех видах транспорта, означает, что ты врешь.

Я молчу.

— Где ты была? — он неумолим.

— Ладно. У меня были проблемы со здоровьем, и я проходила курс лечения.

— Насколько серьезные проблемы?

— Сейчас уже все хорошо.

— Что у тебя было?

— Я не хочу это обсуждать.

— Что у тебя было? — он повышает голос.

— Выкидыш, — тихо отвечаю я.

— Что?

— Выкидыш, — повторяю я чуть громче и получаю удар наотмашь по лицу.

— Это тебе за доверие.

Несколько мгновений, чувствуя, как начинает гореть пол-лица, и мучительно пытаясь не расплакаться, я наблюдаю, как он мечется по комнате.

Потом он хлопает дверью, я слышу быстрый топот на лестнице, шаги в холле, бешено хлопает входная дверь, и секунду спустя раздается громкий визг колес.

— Так он ничего не знал?

— Нет.

От потрясения Сьюзан не сразу находит стул на собственной кухне.

— Салли, ты больная. На всю голову.

— Сьюзан, мне и так хреново.

— Да уж, не сомневаюсь. Это надо же было до такого додуматься! И что он?

— Сел в порше и уехал. Уже больше недели ничего.

В субботу я привожу на виллу № 6 двойной заказ — шумная компания туристов из Мельбурна на весь уик-энд. Это больше не наша вилла. Ощущение такое, будто на моих глазах осквернили дорогое мне мертвое тело. На обратном пути я вытираю слезы, мешающие следить за дорогой. Все кончено.

Кажется, в аду семь кругов. Семь кругов — семь дней недели. Потом все начинается сначала. Но где-то в глубине души я чувствую странное, болезненное облегчение — то, чего я боялась, уже случилось, и теперь мне нечего боятся. Я плыву по течению день за днем, и река жизни выносит меня на новый поворот.

За время, что я лежала в больнице, Энн с Гедеоном поженились. Теперь они собрались перебираться на запад, в его родные места. Энн хочет продать свою долю в ферме, и, поразмыслив, я принимаю решение. Денег, что у меня есть, не хватит, чтобы купить даже маленькую ферму, но долю в ферме я вполне осилю. Ферма принадлежит Джону, Френни, Энн, Джонатану и Биллу, значит, если я выкуплю долю Энн, то стану владелицей 1/5 части. Я говорю об этом с Кемпбеллами, и по скупой улыбке Френни, понимаю, что и для них это наилучший выход.

— Дорогая, ты могла бы жить здесь, если захочешь. Энн уезжает, так что места предостаточно. И потом, теперь это и твоя собственность.

Таким образом, в тридцать три года я становлюсь Салли Пипс, совладелицей апельсиновой фермы.

Я переезжаю на ферму, оставляя в распоряжении родителей арендованный коттедж. В последнее время мне все труднее находить общий язык с матерью, я уж не говорю про отца. После инсульта он преисполнился по отношению ко мне какого-то боязливого подобострастия. Я стараюсь быть с ним милой изо всех сил, но надолго меня не хватает, слишком хорошо помню, как он орал на меня и выгонял из дому, когда был здоров и не всегда трезв. Пока в моей жизни был Питер, я отвлекалась от домашней обстановки, думая о нем. Но теперь переезд стал лучшим выходом и для них, и для меня.