— Что?

— Наш медовый месяц. Ага, вспомнил. Она называла его «мой рыцарь».

— А в дневнике она пишет совсем другое.

— Тебе что, больше нечем заняться? Обязательно всюду совать свой нос? С таким, знаешь ли, носом… — Я не успеваю договорить. Джим отпускает голову Дядюшки Тянем-Потянем, и резиновая игрушка бьет меня по лицу этак весело и сердечно. — Ой.

— А какие еще у нее есть игрушки?

Я закрываю дверь спальни Фикуса.

— Нет, мы туда не пойдем.

— Значит, пойдем к сестре.

— Даже не думай, — твердо говорю я. — Она и так себя чувствует беззащитной, пока ее муженек в тюрьме. А больше здесь никого нет. Больше пакостить негде. Правильно? Так что давай возвращаться домой.

Джим качает головой и улыбается своей глупой улыбкой большого умника.

— А куда тогда?

— В общем, домой. Но сперва — в мою комнату.

И еще до того, как я успеваю сказать: «В какую комнату?! Нету тебя никакой комнаты», — все на миг погружается в темноту, и нас переносит обратно в мой дом.

— Но, Джим, — говорю я, протирая очки. — Это же наша кладовка.

— Знаю. Я думал сюда переехать.

— И что тебя остановило?

— Тут как-то…

— Как?

— Да много всякого хлама.

— Это не всякий хлам, Джим. Вот посмотри, — говорю я, показывая на высокотехнологичную стиральную машину с сушкой. Одно нажатие на рычажок — передняя панель открывается, и внутри лежат новенькие, еще ненадеванные брюки карго.

— Они серые, — говорит Джим.

— Замечательный цвет, серый, — говорю я с воодушевлением. — Космические корабли тоже серые, Джим.

— А ты когда-нибудь видел космический корабль, Спек?

— В реальной жизни не видел. Но я сделал модель. — Приподнявшись на цыпочки, я достаю с верхней полки роскошный пластмассовый космический крейсер.

— Да, в детстве ты был шустрым мальчиком, — говорит Джим с неприкрытым сарказмом. — Вся модель в сперме.

— Это не сперма, Джим. Это клей.

— А чего он стекает по боку?

— Я немного увлекся.

— А ты еще говоришь, что я мерзкий пошляк. Что тут еще интересного есть? — говорит Джим, осматриваясь. — Это что?

— Мой мобильный.

— Симпатичная штука.

— Воткни шнур на место, — говорю я. — Немедленно. Он заряжается. Что ты делаешь?!

— Пихаю его себе в нос, — говорит Джим, пихая мой телефон себе в нос.

— Немедленно вытащи.

— Кажется, он там застрял. Сможешь достать?

Я встаю на стул.

— Наклонись.

— Погоди, Спек. Сейчас чихну.

— Эй, подожди. Я сейчас принесу салфетку.

— Когда жирафы чихают, сопли выходят у них из носа на скорости девятьсот километров в секунду, — говорит Джим таким тоном, как будто передает сообщение: «А мы тем временем послушаем музыку». — В общем, достаточно, чтобы осеменить кашалота.

Я вылетаю из комнаты пулей, несусь вверх по лестнице, врываюсь в уборную и хватаю рулон туалетной бумаги. Потом, мысленно сопоставив ширину рулона и размер жирафьего носа, ставлю бумагу на место, бегу вниз, в кухню, хватаю рулон бумажных полотенец и мчусь обратно в кладовку.

— Это зачем?

— Ты сказал, что чихнешь.

— Правда?

Пару секунд я обдумываю услышанное, а потом говорю:

— Сдается мне, у меня плохой день. То есть ночь.

— И он еще жалуется! У кого в носе застряла мобила? Давай забирайся на стол. Будешь вытаскивать.

Я встаю на стул, со стула — на стол и лезу пальцами Джиму в нос. Мобильный выходит легко, вместе с увесистой плюшкой соплей, заляпавших мне всю футболку с Космонавтом в космосе.

— Спасибо, Спек. Ты настоящий друг. Когда-нибудь я сделаю то же и для тебя, только напомни. Ого, это чего? Твой компьютер? Давай, что ли, порнушки скачаем.

Я качаю головой. Я смотрю на свою футболку с Космонавтом в космосе, который сплошь залит вязкими носовыми выделениями.

— Посмотри, — говорю, указав пальцем на зеленоватые сопли.

— Это неинтересно, — заявляет Джим. — Я хочу посмотреть порнуху.

Тяжко вздохнув, я включаю компьютер и отхожу в сторонку. Сперва появляются цифры, потом — заставка с черепашкой. А потом коми зависает.

— Он так всегда.

— А я думал, что у тебя должен быть самый что ни на есть навороченный комп. Ты же повернут на всяком хай-теке.

— Это и есть самый что ни на есть навороченный комп.

— Ага.

— Компьютеры, они как автобусы, — говорю я с умным видом. — Сперва ты их ждешь целую вечность, а потом они вдруг ломаются.

Джим издает невеселый смешок, косится на меня с неприкрытым презрением, качает головой, но от комментариев воздерживается.

— Прошу прощения, на чем мы там остановились?

— Мы пытались включить твой компьютер. Может, попробуем перегрузиться?

— Ну попробуй.

Он отодвигает меня в сторонку и применяет старый испытанный способ работы с неисправной техникой, а именно — лупит копытом по корпусу. Машина перезагружается сама собой и заводится с первого раза.

— Вбей какое-нибудь слово.

— Какое слово?

— Ну, что-нибудь, что тебя возбуждает.

Я печатаю слово, вернее, целых два. Космический корабль. И нажимаю на Enter.

Джим глядит на экран, склоняет голову набок и смотрит опять, под другим углом.

— Вот уж не думал, что ты так умеешь.

— Невесомость, — вздыхаю я. — Они бы, что ли, хоть шлемы сняли…

— Попробуй еще раз. Закрой глаза и вбей первое, что придет в голову.

Я так и делаю. И на экране медленно возникает картинка высокого разрешения: изображение женщины, которая катается голая по кровати и сосет большой палец у себя на ноге.

Джим пробуждает меня к жизни смачным жизнеутверждающим поцелуем.

— Но-но, — говорю я, отплевываясь. — Без засосов. — Джим выпрямляется в полный рост, задевая ушами потолок. — Просто помоги мне встать.

— Мои поздравления, — говорит Джим, протягивая мне копыто. — Ты узнал свой фетиш.

— Что я узнал?

— Свой фетиш, Спек. Ту самую штуку.

— Какую штуку?

— Которая тебя заводит. Ты увидел порнуху с фетишем на босые ноги, и у тебя случилась эрекция. Кровь прилила к твоим модным боксерским трусам, и ты отрубился.

— Что за бред?

— Вставай, любитель понюхать чужие ноги.

— Как ты меня назвал?

— Хотя, по зрелом размышлении… — говорит Джим, легонько пиная меня ногой, так что я снова валюсь на ковер. — На колени, раб. Так и быть, можешь облобызать мне копыто. Мое могучее копыто.

— Не тычь мне в лицо этим раздвоенным безобразием, — говорю я ворчливо. — Кажется, ты там во что-то вляпался. Джим, давай сразу же проясним ситуацию. Я, Скотт Спектр, не фетиширую на копыта.

— Докажи.

— Хорошо, — отвечаю я самоуверенно. — Как?

— Иди за мной.

— Куда еще?

— К твоей жене, — говорит Джим и улетает вверх, через потолок.

Поскольку я простой смертный, мне приходится подниматься по лестнице.

— А при чем здесь моя жена? — говорю я, включая лампу на столике у кровати.

— Ну, у нее же есть ноги. Откинь одеяло.

— Она может проснуться.

— Если что, я ее вырублю, — говорит Джим, поворачиваясь к жене задней частью туловища.

— Кажется, мы собирались ее усыпить, а не убить.

— Ладно, делай, как я сказал.

Я приподнимаю краешек одеяла. И вот они, ноги моей жены. Босые, как в день появления на свет. Две аккуратные стопы, примыкающие к двум лодыжкам.

— Давай, Спек. Нюхай.

— Единственный запах, который я чувствую, это благоухание твоей призрачной задницы.

Он машет хвостом, наподобие малярной кисти. Как будто закрашивает пространство свежим воздухом.

— Вот так должно быть получше.

— Но лучше не стало. — Я выбираю ногу, осторожно раздвигаю два пальчика и нюхаю. — Ну и что? Ничего.

— А ты разденься. Сними с себя все.

— Только футболку, — говорю я, снимая футболку с Космонавтом в космосе.

— И все остальное.

Я тяжко вздыхаю, качаю головой, бормочу нехорошее слово и стягиваю с себя шорты. Сажусь на корточки у кровати, снова склоняюсь к ногам жены, беру в рот большой палец, и тут Джим исчезает, а Воздержанья просыпается и садится.