Литмир - Электронная Библиотека

— Ну давай. Взмахни палочкой. Дай мне загадать три желания.

— Ты меня с кем-то путаешь, — говорит Джим. — Я — жираф-призрак, а не какой-то задрипанный волшебник. А если ты будешь и дальше проявлять откровенный идиотизм, я лучше пойду себе восвояси. Забурюсь в бар, напьюсь. А ты сам выкручивайся как знаешь.

— Понял, отвял. Только, пожалуйста, не называй меня Спек. Меня зовут Скотт Спектр, можно просто Скотт. Так что, мы будем смотреть кассету?

Он наклоняет голову к серебристому видаку, вставляет кассету, давит подбородком на верхнюю крышечку. Потом принимается бить копытом по передней панели, пытаясь нажать на PLAY. Я сую ему в ноги пульт.

— Скотт Спектр, — говорит жираф. — Вот твоя жизнь. Прошлая, нынешняя и будущая.

Жжжжж. А потом сквозь густой туман проступает школьный стадион. На поле — два мальчика, в одном из которых я узнаю себя. Вот он я, слева. С растрепанной челкой, в очках. А справа — Плут Дубина, единственный парень, который показывал мне свой писюн. Его галстук сбился на сторону, на рубашке оторваны две пуговицы. Он лезет в карман пиджака, вынимает оттуда чипсу и сует себе в рот.

— Хочешь?

— Ага.

— Со вкусом креветок. Слямзил в папином баре. Он дает мне одну чипсу.

— Ты уже начал дрочить?

Я пожимаю плечами.

— Ну, ты и тормоз, — говорит он с набитым ртом. — Ну а сны тебе снятся? Так что потом вся постель мокрая?

— Я с одиннадцати лет не мочусь в постель.

— Не в этом смысле, придурок. — Он достает из кармана целую пригоршню чипсов и набивает полный рот. — Ты вообще знаешь, что такое спермач? — Он тычет мне кулаком между ног и говорит: — Такая белая штука, которая у тебя в яйцах. Которая льется наружу, когда дрочишь.

— Когда чего делаешь?

— Ты что, не знаешь, что это такое?

Очевидно, не знаю. Потому что качаю головой.

— Нет, ты точно придурок. С тобой бывало такое: моешься в ванне, и тут в ванную входит мать, и у тебя вдруг встает?

Я киваю.

— А потом ты дрочишь. Ну, чтобы не стояло. Неужели ты никогда не дрочил?

— Специально — нет.

Он ковыряет в носу, запустив палец в ноздрю до самых мозгов. Штука, которую он вынимает, похожа на драгоценный камень, но он вытирает ее о мой школьный пиджак.

— Ты идешь на вечеринку?

— На какую вечеринку?

— Ну, к Лайзе. Она что, тебя не приглашала?

— Нет.

— Ну, так скажи ей, пускай пригласит, — говорит Дубина.

Я краснею и отворачиваюсь.

— Ты что, боишься?

— Да нет, не боюсь.

— Ну, так скажи ей.

— Вечером по четвергам меня никуда не пускают, — честно признаюсь я. — У нас банный день. То есть вечер.

— Нет, ты точно придурок. — Дубина бьет меня кулаком в живот и убегает.

Смена кадра. Теперь на экране — урок географии. Мы с Плутом Дубиной сидим на предпоследней парте. Лайза сидит прямо за мной.

Учитель стучит по доске фломастером.

— Столица Египта. Кто-нибудь знает?

Я знаю ответ, разумеется, знаю. Но я молчу.

Смена кадра. Крупным планом — моя подмышка, где пятно пота растекается наподобие рисунка на географической карте.

Лайза подается вперед и тычет в Плута Дубину линейкой.

— Эй, — шепчет она. — Так чего, придешь ко мне на вечеринку?

Плут кивает.

— А кто еще будет?

Дубина пихает меня локтем под ребра.

— Вот он.

Я весь напрягаюсь в ожидании тычка линейкой, но тычка не случается.

Учитель подходит к нашей парте.

— Скотт, ты знаешь ответ? Столица Египта?

— Нет, сэр.

— А это что у тебя ?

— Ничего. — Но у меня что-то есть. И я прикрываю его рукой.

— Надеюсь, это так или иначе связано с географией.

Очевидно, что с географией это не связано, потому что я мну эту штуку и пытаюсь засунуть в карман. Дубина хватает ее, в смысле, штуку, поднимается на ноги и размахивает ею в воздухе.

— Я знаю, что это. — Он разглаживает листок. — Любовное письмо.

Учителя это нисколечко не веселит.

— Дай сюда, Дубина.

— Лайза, ты любовь моя…

— Дубина, сядь.

— …полюби и ты меня.

Класс бьется в истерике. Ребята шепчутся, пихают друг друга под ребра, обзывают меня придурком и умственно отсталым уродом, убогим с рождения, и никто, я уверен, не знает, что раньше так называли жертв талидомида, лекарства от токсикоза, которое, как оказалось, вызывало необратимые повреждения эмбриона.

Я вытираю соль со стекол очков.

— Это было давно.

— Сентиментальный дурак.

— Времена были тяжелые.

Джим подает мне бумажный платок.

— Не понимаю, как ты вообще мог дружить с этим Дубиной. Прыщи с горошину. Прическа — взрыв на макаронной фабрике.

— Интересно, а где он теперь? — говорю я, глядя в пространство. — Точно сидит, срок мотает.

— Произнесешь эту фразу еще раз, получишь копытом.

— Какую фразу?

— Мотает срок.

— А что в ней такого? Нормальная фраза.

— Для кого-то, может быть, и нормальная, — говорит Джим надменно. — А для меня как заноза в вымени.

— Ладно, скажу по-другому. — Я на секунду задумываюсь. — Интересно, а где теперь Плут Дубина? Наверняка загремел в тюрягу.

Джим открывает рот, явно хочет что-то сказать, зависает на пару секунд и трясет головой.

— Я забыл, что собирался сказать. — Он выходит во внутренний дворик, где сад, разворачивается и снова заходит в гостиную. — Да, точно. Дубина. Если в школе он был раздолбаем, это еще ничего не значит. Люди меняются, Спек.

— А теперь кто впадает в сентиментальность?

Он заливается краской, но не краснеет, а сильно желтеет. Я в первый раз вижу, чтобы жираф Джим смутился. Стало быть, у него тоже есть чувства, которые можно задеть. Надо будет над этим как следует поработать. Взгляд у животного мрачный.

— И все же нельзя так плохо думать о людях.

— Люди сами напрашиваются, — говорю я, изображая высокоморального гражданина. — Кстати, зачем ты мне это показал? Тебе что, нравится напоминать человеку о плохом?

— Я пытаюсь тебя образовывать. Чтобы ты понял, как все устроено в мире.

— Излишние хлопоты, — говорю я с умным видом. — Может быть, в юности я действительно был не совсем адекватным и робел перед девушками. Ноты посмотри на меня сейчас, посмотри на мою жену. — Кстати, о женах. Воздержанья, где ты, любимая? Я встаю с кресла и озираюсь по сторонам. Гм. — Хитрый ход, Джим.

— Какой еще ход?

— Закольцевать время.

— Э?

— Она полировала сервант еще до того, как мы поставили эту кассету. Первую часть мы уже посмотрели, а она до сих пор полирует сервант. Как ты это делаешь?

— Делаю — что?

— Да, она любит, чтобы в доме всегда был порядок, — говорю я с гордостью за жену. — Полировка серванта — дело, конечно же, важное. Но не настолько.

— Ты вообще о чем? Закольцевать время! Грешные мои копыта. Она предается сексуальным фантазиям.

— Она полирует сервант.

— Не полирует, а трет. Даже я бы сказал — растирает.

— Ладно, пусть будет «трет». Но при чем здесь секс, не понимаю.

— Очень даже при том. Все женщины так мастурбируют.

— Джим, женщины не мастурбируют.

— Твоя жена мастурбирует.

— Ей и без того есть чем занять руки.

— Ага, например, зашивать черные дыры на твоих космических носках. Мир изменился, Спек. Женщины хотят оргазма, причем здесь и сейчас. А потом — снова. Минуты через полторы.

— Это я знаю, Джим.

— Тогда чего ж ты такой членоголовый пользователь?

— Что значит членоголовый пользователь?

— Это значит, что ты пользуешься головой, когда надо использовать член.

— Но, Джим, секс — это грязно.

— А твоя жена так не считает, — говорит Джим, ковыряясь в носу копытом. — И если бы ты проявлял к ней побольше внимания, ты бы многое понял.

— Я проявляю внимание.

— Знаешь, по-моему, вам следует разойтись. В последнее время вы как-то отдалились. Каждый вроде как сам по себе.

— Наши отношения нисколечко не изменились со свадьбы.

2
{"b":"160775","o":1}