Уолтер Стакел был на месте. Он спросил, могут ли они встретиться для конфиденциальной беседы: он не хотел обсуждать это по телефону. Гриффин сказал, чтобы он заходил. Стакел был у него в кабинете через три минуты.

– У меня есть друзья в разных сферах, – сказал Стакел, закрыв за собой дверь.

Гриффину хотелось ему сказать: «Ты начинаешь меня раздражать». Но единственное, что он мог себе позволить, принимая во внимание сложность момента, было:

– И что?

– Что произошло в Пасадене?

– Когда? – Гриффин сказал это тихо, но с раздражением, обидой и непониманием в голосе.

– Не делайте из меня идиота.

– Они вызвали меня посмотреть на снимки преступников.

Это был идеальный ответ. Гриффин ответил буквально, даже не допуская возможности, что имеется в виду первая поездка в Пасадену. Судя по его тону, Стакел хотел знать правду о первой поездке. Следовало понимать, что он знал ответ в общих чертах, а теперь, поскольку он был Уолтером Стакелом и знал, как надо разговаривать с людьми, как заставить их признаться, Гриффин расскажет ему все детали. Стакела, как прекрасно понимал Гриффин, интересовало, что произошло в тот вечер, когда в «Риальто» показывали «Похитителей велосипедов». Гриффин никогда не даст ответа на этот вопрос.

– Снимки преступников?

Было непонятно, знал Стакел о его визите к Эйвери или нет. Должно быть, знал. Иначе эта встреча не имела бы смысла.

– Да. Они думали, вдруг я узнаю кого-нибудь, кто был в Пасадене, когда убили того автора. – («Того автора» – это был сильный ход, Стакел уже сбит с толку.) – Это было потрясающе. Как в кино.

– Что произошло?

– Я думаю, они нашли кого-то, кто все видел издали. Но он или она не рассмотрели убийцу. Поэтому вы здесь, так? Вам что-то известно.

– Возможно, они думают, что это вы.

– Что я убил этого парня?

– Вы подходите под описание.

– Они ничего мне не сказали.

– Естественно.

– Разве обвиняемому не полагается знать своих обвинителей?

– Может быть, вам стоит нанять адвоката.

– Зачем?

– На случай, если за вами придут.

– Мы выпили по стаканчику с этим парнем, Уолтер, и только. Все это нелепо.

– Если бы вы поехали в Пасадену с намерением убить, вам бы грозила газовая камера.

Гриффин перестал улыбаться. Это начинало напоминать «Habeas Corpus».

– Я поехал в Пасадену с намерением предложить работу.

– Вы это уже говорили.

– С какой стати мне было его убивать?

– Я просто говорю вам, что они думают.

После того как Уолтер ушел, позвонили из турагентства. Они нашли номер на втором этаже старинного отеля с видом на океан. Гриффин позвонил Джун и сказал, чтобы она была готова к семи утра. Он подумал, не пригласить ли ее на ужин вечером перед отъездом – назначенную ранее встречу он мог бы и отменить, – но он не хотел спать с ней до Мексики, а ужинать просто так, не имея видов на постель, было глупо. Как романтично было бы, если бы они летели разными рейсами и встретились за ужином в баре с видом на Тихий океан. Может быть, можно сделать регистрацию романтичной? Они летят первым классом, поэтому она будет готова к более внимательному обслуживанию. Если в самолете будут продавать беспошлинные товары, он купит ей духи. Он попросит испробовать их прямо в самолете. Она станет отказываться, а он настаивать, и она подушится, а он прижмется лицом к ее шее и будет вдыхать аромат. Он заплатит носильщику, и тот понесет их чемоданы. Он возьмет такси. Они не поедут в гостиничном автобусе, он будет держать Джун подальше от туристов. Он будет обращаться с ней, как с кинозвездой.

Он смотрел на лампочки на своем телефоне. Одна лампочка мигала. Кто-то ждал своей очереди. Одна лампочка загорелась и сразу же погасла. Кто-то оставил сообщение или ошибся номером. Или Джан сняла трубку, а там были гудки «занято». Одна лампочка горела пять минут.

Должно быть, Джан говорила с подругой. Он мог снять трубку и послушать, но никогда этого не делал, это даже не приходило ему в голову. Интересно – почему? Значит ли это, что Джан его мало интересовала, или что он был слишком занят, чтобы интересоваться ее жизнью, или что он человек высокой нравственности? Но как можно быть нравственным, если у вас никогда не было даже соблазна? Хочется ли ему подслушать Джан? Он положил руку на трубку и нажал на кнопку занятой линии. Приподнял трубку и положил обратно, подавив желание.

Вошел продюсер с двумя авторами, братьями. Они написали несколько десятков телесценариев и киносценарий, который прочел Левисон. В качестве любезности он прочел весь сценарий, а не рецензии. Сюжет, который они представили Гриффину, не был полностью готов, и продюсер постоянно встревал, объясняя Гриффину, что заполнение пробелов – дело чисто техническое.

Им всем было понятно, что Гриффин завернет идею. Но авторы были довольны, они заработали кучу денег на телевидении и учились, как перейти к работе в кино. Продюсер выглядел несчастным. Гриффин удивлялся, почему их агент вывел авторов именно на этого продюсера. Они ему были нужны больше, чем он им. Его последний фильм был ужасным, он погубил репутацию звезды. Актриса настолько плохо смотрелась в легкой комедии, настолько неловко, что никто теперь не приглашал ее на романтические роли, которыми она и прославилась.

Когда они выходили из кабинета, продюсер спросил у Гриффина:

– Ну, что вы думаете?

– Я с вами свяжусь, – сказал он.

Зазвонил телефон. Это была Бонни Шероу.

– Как дела? – спросила она.

– Когда ты вернулась?

– Сегодня утром. Какие у тебя планы на эти выходные?

– В эти выходные не получится.

– Я хотела уехать с тобой куда-нибудь. – Она даже не спросила, чем он будет занят. Глупо было рассчитывать, что он окажется свободным или сможет быстро поменять планы.

Он не должен давать повода для подозрений. Он сделал вид, будто листает календарь.

– Как насчет субботы вечером? О, черт, нет. Приезжает этот дистрибьютор из Австралии, у меня с ним деловой разговор. Может быть, на следующей неделе?

– Не получится. Приезжает мама.

– Тогда выходные через неделю.

– Посмотрим.

– Что с книгой?

– Мы ее получили.

– Мои поздравления.

Он завидовал. Он не думал, что она получит книгу. Почему он не сказал ей, что едет в Мексику с другой женщиной? Почему он не может окончательно порвать с Бонни? Он так привык лгать, что соврал не задумываясь. А сейчас правда могла оказаться полезной, он бы освободился от давно опостылевшего романа. Но тогда Бонни стала бы расспрашивать о Джун. Возможно, ей уже сказали, что Гриффин был с Джун на балу. Бонни нельзя было сказать, что Джун – знакомая одного друга: она бы спросила, что за друг и как этот друг с ней познакомился.

Позвонил Леви, сказать, что контракт с Оукли и Сивеллой подписан. Оукли получит восемьдесят тысяч за первый вариант и переделки и триста семьдесят пять тысяч, если будет режиссером фильма, или двести тысяч, если не будет режиссером. Агент Оукли пытался нажать, он хотел, чтобы студия заплатила всю сумму в двести тысяч вне зависимости, снимут фильм или нет. Он дал обратный ход, когда ему сказали, что на этих условиях студия не подпишет контракт. Если Оукли так уверен в успехе сценария, он мог бы писать его дома и потом выставить на аукцион. Сивелле причитается двадцать тысяч за надзор над работой по сценарию, и оба получат офисы.

Когда Гриффин собирался на обед, перезвонила Сьюзен Эйвери. Снимая трубку, он думал, как ему поехать с Джун в Мексику без ведома полиции.

– Здравствуйте, мисс Эйвери. Вы его поймали?

– Я не имею права обсуждать ход расследования, мистер Милл.

– Чем могу помочь?

– Как давно вы знакомы с Джун Меркатор?

– Около месяца.

– С того момента, когда вы ездили в Пасадену?

– Да, с того дня, когда погиб Дэвид Кахане.

– Вы не были с ней знакомы до этого?

– Собственно, мы познакомились по телефону. Начали разговаривать и почувствовали, что нам легко друг с другом. Мы поговорили об этом, потом один разговор привел к другому… Она думала, что, может быть, мне известна какая-нибудь дополнительная информация, что вы могли сказать мне больше, чем ей, учитывая мое положение.