Корона так и не нашлась. Щенок съел ее, потому что она была красивая.

Через день Щенок уже носился по всему логову и радостно лаял. Ромочка все еще сердился на него, но больше не старался его ударить и не отталкивал его от себя. Щенок страшно радовался. Ромочка начал охотиться на Щенка, чтобы избить его, но все попытки догнать младшего братца лишь подхлестывали игривость Щенка. Ромочка гонялся за Щенком по всему подвалу. В игру включились и Серый, и Белая. Наконец Ромочка устал играть и повалился в гнездышко. Щенок подошел к старшим и сел на пол, широко раскрыв глаза и улыбаясь. Он в любую секунду готов был увернуться от чьего-нибудь броска и бежать.

Ромочке очень хотелось, чтобы Щенок наконец заснул. Тогда он и остальные смогут уйти на охоту. Наконец Щенок распластался ничком, вздохнул и положил подбородок на руки. Ромочка медленно встал. Щенок посмотрел на него и закрыл глаза. Собаки сверху наблюдали, как Ромочка строит из битого камня барьер, чтобы Щенок не перепрыгнул. Сам он, подтянувшись, пополз по туннелю и скоро очутился у выхода. Ему не терпелось глотнуть свежего воздуха, понежиться в лучах солнца, успеть обнюхать и осмотреть гору до темноты. Стая стояла у калитки, ведущей на улицу, и принюхивалась.

Ромочка обернулся и зарычал от ярости. Щенок преспокойно перебрался через барьер и плюхнулся на четвереньки. Потом он выполз следом за остальными и теперь сидел, виляя бесхвостым задом и упрашивая взять его с собой. Глаза у него оказались совершенно не сонные. Ромочка понимал, что рычать на младшего братца бесполезно. Щенок перекатится на спину, зажмурится — и все.

Злость смешивалась с завистью. Ну и ладно, почему бы нет? Если Щенку так хочется, пусть идет с ними. Скоро он все равно вырастет. Они не смогут вечно держать его в логове. Когда-то надо выйти в первый раз. А если Щенка заметят люди — ну и что? Щенок достаточно проворен; а их стая, если они держатся вместе, непобедима. Тихий внутренний голос возразил: Щенок — человечий детеныш. Он не может вечно жить с нами. Скоро он вырастет, и люди захотят вернуть его себе.

Ромочка повел носом в сторону выхода — едва заметно и нехотя. Дрожащий от счастья Щенок бросился к нему.

Пока они пробирались по своему участку, Ромочка еще злился, но потом сумасшедшая радость Щенка заразила его, и они оба начали носиться кругами, поскуливая и лая. У Щенка оказались очень синие глаза и длинные светло-желтые волосы. Ромочка даже играть перестал, до того интересно ему было разглядывать Щенка. Он очень вырос. Прямые золотистые волосы мерцали и переливались на солнце, бледное личико разрумянилось, красные губы разомкнулись, обнажив смешные плоские белые зубы. Ромочка в жизни не видел ребенка красивее, чем Щенок. Он потрясающе быстро и ловко двигался по земле на четвереньках. Ромочке стало приятно, что в его стае есть такой красивый и ловкий Щенок. Он довольно долго ловил кузнечиков для этого нового Щенка, а потом смотрел, как красивый малыш расправляется с добычей, и испытывал странное умиротворение.

Над миром, согретым солнцем, поднялась сухая золотистая дымка. Ромочка и Щенок гонялись друг за другом по участку и объедались белыми и желтыми цветами, которые росли дальше, на пустыре.

После того первого раза никто уже не мог помешать Щенку выбираться из логова. Он стал неуправляемым. Он подбегал к людям; он гонялся за жителями трущобного поселка и врывался в их лачуги. Он облаивал коляски с детьми и пытался залезть в них. Он брал у чужих конфеты — и вообще все, что ему предлагали. Он стремительно бросался в новый мир, радуясь ему, как вернувшейся матери. Угомонить его было невозможно. Щенок не слушал угрожающего лая, уворачивался, когда его пытались укусить, подолгу гонялся за бабочками; при виде же милиционера он быстро перекатывался на спину.

Через неделю он пропал.

Целых три недели Ромочка искал Щенка, но того и след простыл. В логове он сидел один, дулся и огрызался на братьев и сестер и перебирал игрушки, в которые они играли со Щенком. Через три недели он вдруг проснулся и понял: ему ужасно хочется набить живот горячими макаронами.

Увидев их, Лауренсия просияла.

— Ах вы, мои милые! — заворковала она, поспешно вынося им угощение.

Пока они насыщались, Лауренсия стояла и смотрела на них, что-то мурлыча себе под нос. Ромочка склонился над миской и быстро-быстро ел, запихивая кусочки теста в рот обеими руками. В «Риме» было безопасно — здесь можно было забыть об осторожности и сосредоточиться на еде.

Вдруг Лауренсия, прервав песню, сказала:

— Тут недавно поймали одного мальчика, похожего на тебя, саго.

Ромочка вскинул голову, перестал жевать. Недоеденная клецка упала в миску.

— Но тот, второй, прямо настоящий щенок. — Лауренсия покрутила пальцами в воздухе и изобразила ладонью собачью голову. — Про него во всех газетах писали. Правда, смешно? Интересно, сколько bambini… [2]

— Куда его увезли? — сосредоточенно спросил Ромочка.

— В специальный интернат имени кого-то. В районе N, — ответила Лауренсия.

— Имени кого? — закричал Ромочка.

— Сейчас вспомню. Погоди-ка! Я вспомню… Макаренко, Ромочка. Имени Макаренко. Успокойся! Ешь!

Ромочка весь дрожал. Ему не терпелось уйти. Он запихал в рот остатки еды, тявкнул на собак и бросился бежать в темноту. Только в конце переулка вспомнил, что надо поблагодарить Лауренсию за угощение. Он обернулся к ней и помахал ей рукой. Лауренсия стояла под уличным фонарем. Когда Ромочка помахал ей, в ответ она тоже подняла вверх свою огромную лапу.

Центр имени Макаренко Ромочка нашел почти без труда. Он и трое собак загнали в угол нескольких бомжат на красивой станции метро и с помощью угроз выведали у них все, что нужно, — в том числе и то, на какой станции нужно сходить и как туда добраться. Бомжата сказали, что дети, которых забирают в центр Макаренко, уже не возвращаются; там над ними производят какие-то опыты. Ромочка не понял, что это значит, и грозно зарычал на бомжат, чтобы те заткнулись.

За последние два охотничьи сезона в метро многое поменялось. Теперь под землей Ромочке приходилось все время двигаться, иначе неизвестно откуда появлялись милиционеры, и тогда надо было спасаться бегством. Ромочка так боялся милиции, что при виде милиционеров у него подкашивались ноги. Иногда создавалось впечатление, что у милиционеров, которые дежурили на станциях метро, развился нюх не хуже, чем у собак. Они обладали сверхъестественными способностями, умели выследить кого угодно. Да и поездов Ромочка боялся по-прежнему. Он предпочитал передвигаться короткими перебежками, от одной знакомой станции до другой, а гигантский червяк у него под ногами с завыванием уходил в туннель.

Но если надо было, он путешествовал и в вагоне. Он давно понял: если забиться в угол, а потом рычать, скалиться и закатывать глаза, когда кто-то подойдет близко, его оставят в покое — в том числе и люди в форме, но не милиционеры. А сейчас у него не осталось выбора. Ему придется поехать на метро, по крайней мере в первый раз, чтобы пройти по следу, который указали бомжата. После того как они с Белой нечаянно заехали на другой конец города, он еще ни разу не забирался так далеко от логова.

С собой Ромочка снова взял Белую. Лишившись одного уха, она стала не такой красивой и добродушной, как раньше. Но они с Ромочкой по-прежнему хорошо чувствовали друг друга. Кроме того. Белая отлично научилась охотиться в городе. Ромочка доверял ее чутью больше, чем чутью остальных. Белая была предана Ромочке всем сердцем. Даже пробегающий мимо шипящий кот не способен был отвлечь ее внимание.

Поездка в центр города прошла без происшествий, но чем ближе они подъезжали к центру города, тем страшнее становилось Ромочке. Он чувствовал, как поезд мчится к реке, этой самой дальней границе их охотничьей территории, и у него по голове бегали мурашки. Потом выкрикнули название станции, о которой ему сказали беспризорники. Ромочка глубоко вздохнул. Нет, это еще не другой берег. Они добрались довольно быстро, через несколько остановок.