Ингер Йоханне взяла его за руку. Ингвар высвободился и направился к лестнице в подвал. Они были там уже три раза. И на чердаке. Они облазили все углы в этом доме. Ингвар хотел даже разобрать двуспальную кровать, чтобы проверить всё. Он смотрел кухонные шкафы и несколько раз бессмысленно открывал дверцу посудомоечной машины.

– Ещё раз, – попросил он и бросился в подвал, не дожидаясь ответа.

Ингер Йоханне осталась в комнате. Ингвар вломился сюда. Онивломились сюда, нарушив неприкосновенность жилища, без ордера на обыск. Это необходимо, пробубнил он, когда ему, наконец, удалось открыть входную дверь. Бред какой-то, ответила она и последовала за ним. Но Эмили они не нашли. Сейчас, когда у Ингер Йоханне появилось время, чтобы подумать, она поняла, что всё это действительно бред. Ингвар что-то чувствует. Он чувствует, что Эмили держит здесь человек, в чьём прошлом нет ни пятнышка: его ни разу не задерживала полиция, и подозрение в его адрес вызвано лишь более-менее случайным знакомством с парой близких родственников жертв.

У Ингвара интуиция– и только поэтому она находится теперь здесь, в этой чужой и пустой комнате, в домике, стоящем на склоне холма, вдали от цивилизации.

– Ингер Йоханне!

Она не хотела снова спускаться туда. Подвал был сырым и пыльным. Она уже заранее начала задыхаться и закашлялась.

– Да! – крикнула она в ответ, не подходя ближе к подвалу. – Что там?

– Иди сюда! Ты слышишь звук?

– Какой ещё звук! – пробормотала она раздраженно.

– Иди сюда!

Она начала медленно спускаться. Он оказался прав. Когда они в полной тишине стояли посреди подвала, до них доносился слабый гул. Механический звук, ровный и тихий.

– Почти как мой компьютер, – прошептала Ингер Йоханне.

– Или… вентиляционная система. Это может быть…

Ингвар принялся стучать кулаком по стене. В некоторых местах осыпалась штукатурка. У одной из стен стоял большой платяной шкаф. Ингвар сел на корточки и начал разглядывать пол.

– Помоги мне, – попросил он и попытался отодвинуть шкаф. – На полу какие-то следы. Шкаф двигали несколько раз.

Ему не потребовалась помощь. Шкаф легко отошёл от стены. За ним скрывалась маленькая дверца, едва доходившая Ингвару до бедра. Новёхонькая, дверные петли блестели. Замка на двери не было. Ингвар открыл её. За дверцей начинался маленький коридор, идущий вглубь под углом, недостаточно высокий для взрослого человека. Ингвар встал на четвереньки, Ингер Йоханне почти ползла за ним. На глубине двух-трёх метров они обнаружили небольшую комнату, в которой можно было стоять в полный рост. Стены были сделаны из бетона, на потолке висела лампа дневного света. Звук доносился откуда-то отсюда. Оба уставились на прочную металлическую дверь в стене. Ингвар вынул из кармана носовой платок и осторожно положил его на ручку. Он медленно открыл дверь. Петли были хорошо смазаны, так что дверь открылась бесшумно.

Едкий запах давно немытого человеческого тела вызвал тошноту у Ингер Йоханне.

За дверью тоже было светло. В комнате размером около десяти квадратных метров были раковина и унитаз, а также маленькая деревянная кровать.

На кровати они увидели голую девочку, она не шевелилась. На полу лежала аккуратно сложенная в стопку одежда, а в ногах – грязное одеяло. Ингер Йоханне вошла в комнату.

– Посмотри её, – попросил Ингвар.

Он обратил внимание на то, что с внутренней стороны на двери ручки не было. Дверь фиксировалась крючком, но он всё же остался на всякий случай в дверях.

– Эмили, – тихо сказала Ингер Йоханне и села на корточки перед кроватью.

Девочка открыла глаза. Они были зелёными. Она несколько раз моргнула, пытаясь рассмотреть, кто перед ней сидит. На тощей груди лежала кукла Барби с ковбойской шляпой на шнурке. Ингер Йоханне осторожно дотронулась до руки девочки и сказала:

– Меня зовут Ингер Йоханне. Я отвезу тебя к папе.

Ингер Йоханне осмотрела исхудавшее тело девочки со струпьями на коленях. Ноги были такими тонкими, что, казалось, в любой момент могут сломаться. Ингер Йоханне заплакала. Она сняла куртку, свитер и майку, и в одном бюстгальтере начала одевать маленькое безмолвное существо.

– Там на полу одежда, – проговорил Ингвар.

– Не уверена в том, что это её, – сказала Ингер Йоханне, всхлипывая, и взяла Эмили на руки.

Девочка почти ничего не весила. Ингер Йоханне осторожно прижала её к своему обнажённому телу.

– Может быть, это его вещи. Его одежда. – Её передёрнуло.

– Папа, – прошептала Эмили. – Папочка мой.

– Мы сейчас поедем к папе, – сказала Ингер Йоханне и поцеловала девочку в лоб. – Теперь всё будет хорошо, сокровище моё.

«Как будто для тебя, испытавшей такое, жизнь снова может стать хороша! – подумала она, направляясь к металлической двери, где Ингвар осторожно набросил ей на плечи свою тяжёлую куртку. – Как будто ты когда-нибудь сможешь позабыть то, что тебе пришлось пережить здесь, в этом подземелье».

Когда она выходила из комнаты, ступая медленно и осторожно, чтобы не напугать ребёнка, ей в глаза бросились мужские трусы, лежавшие у двери. На застиранном зелёном материале был вышит слон с хоботом на месте гульфика.

– Господи! – простонала Ингер Йоханне, уткнувшись лицом в спутанные волосы девочки.

68

Было два часа ночи, 9 июня 2000 года. Моросил нудный дождик. Метеорологи обещали в Осло погоду «без осадков» и тёплые ночи, но сейчас вряд ли было больше пяти градусов выше нуля. Ингер Йоханне закрыла дверь на балкон. Ей казалось, что она не спала целую неделю. По стеклу катились капли дождя, голова гудела. Она потянулась и осела, почувствовав боль в спине. Но спать было невозможно. На оконном стекле примерно на уровне пояса она разглядела проступивший на фоне неопределённых узоров, которые рисовала вода, отпечаток руки Кристиане. Ладошка с пухлыми пальчиками была похожа на кленовый лист, она накрыла его ладонью.

– Забудет ли Эмили когда-нибудь всё это? – спросила она тихо.

– Вряд ли. Но теперь она дома. Они хотели отвезти её в больницу, но тётя запретила. Она сама врач; по её мнению, девочке лучше всего остаться дома. Об Эмили есть кому позаботиться, Ингер Йоханне.

– Но она когда-нибудь сможет стать такой же, как прежде?

Ингер Йоханне показалось, что она чувствует тепло, исходящее от отпечатка ладошки.

– Нет. Ты не присядешь?

Ингер Йоханне попыталась улыбнуться:

– У меня болит спина.

Ингвар скривился и зевнул.

– Утомительный конфликт из-за прав на ребёнка, – начал он, ещё зевая. – Карстен Осли пытался увидеть своего сына с того самого момента, как его мать выписалась из роддома, сделав это за день до положенного срока. «Карстен Осли не способен быть отцом», – утверждала она на пяти судебных заседаниях, когда дело переходило из одной инстанции в другую. «Опасный человек», – настаивала она. Зигмунд завтра утром привезёт копии всех протоколов. Карстен Осли выигрывал все суды, но мать обжаловала решения, тянула время и… В конце концов она просто сбежала. Вероятно, за границу. Карстен Осли не знал куда. – Ингвар привычно улыбался, но улыбка напоминала застывпгую гримасу. – Он обратился в детективное агентство – после того как в полиции лишь пожали плечами и сказали, что ничем не могут помочь. В детективном агентстве запросили шестьдесят пять тысяч крон за поездку в Австралию. В результате удалось выяснить, что Эллен Квернеланн и её маленький сын, вероятно, там вообще не появлялись. В агентстве хотели изучить кое-какие следы, которые вели в Латинскую Америку, но у Карстена Осли больше не было денег. Вот, примерно, всё, что нам известно на данный момент. Через несколько дней у нас, вероятно, появится более полная информация. Жуткая история!

– Все судебные дела, когда родители не могут поделить ребёнка, просто ужасны, – спокойно заметила Ингер Йоханне. – Почему, ты думаешь, я согласилась на раздельное воспитание Кристиане?