Она сидела на дереве и писала маме письмо, письмо в картинках, собираясь сделать из листка самолётик и отправить в небеса. Он аккуратно снял девочку и запустил самолётик по дуге с крутого обрыва. Покачивая бумажными крыльями, он исчез между двумя высокими берёзами, которые с тех пор стали называться «Дорога в рай». Потом он две недели не спускал с дочери глаз, пока каникулы не закончились и ей не пришлось идти в школу.

Но в этот раз всё было по-другому.

Раньше он не бросался звонить в полицию, да те случаи и не стоили того. Сейчас паника охватила его внезапно, словно волна. Он не понимал, в чём причина, но, когда Эмили не вернулась домой в обычное время, побежал к школе, даже не заметив, что потерял ботинок где-то на середине пути. Ранец и букет мать-и-мачехи лежали на тропинке между двумя улицами. Она никогда не ходила одна по этой дороге.

Грете купила ранец для Эмили за месяц до того, как умерла. Эмили ни за что не бросила бы его в грязь. Отец неохотно поднял сумку, он мог и ошибиться, может быть, это чужой ранец, какого-нибудь другого, неаккуратного ребёнка. Похож, конечно, но он не был уверен, пока не открыл и не увидел инициалы. «Э.С.» Большие угловатые буквы, почерк Эмили. Это её ранец, и она ни в коем случае не оставила бы его на дороге.

4

Бумаги Альвхильд Софиенберг касались уголовного дела Акселя Сайера. Он родился в 1935 году. С пятнадцати лет начал учиться столярному делу. В документах почти ничего не говорилось о его детстве, кроме того, что он переехал в Осло из Тронд-хейма, когда ему было десять. После войны его отец получил новую работу на Механическом заводе Акер. Уже в юные годы Аксель Сайер совершил три правонарушения. Ничего особенно серьёзного.

– В современном понимании, во всяком случае, – пробормотала Ингер Йоханне Вик и перевернула страницу. Листы были мягкими на ощупь и пожелтели от старости. Выписки из судебного архива содержали информацию о двух взломах киосков и угоне, который завершился неудачей, – в баке старого «форда» кончился бензин. В возрасте двадцати одного года Акселя Сайера арестовали по подозрению в изнасиловании и убийстве.

Девочку звали Хедвиг. Ей было всего восемь. Её нашёл служащий таможни около портового склада, голую и изуродованную, завёрнутую в мешок. Две недели напряжённого расследования завершились арестом Акселя Сайера, хотя не было обнаружено никаких улик. Ни крови на его одежде, ни отпечатков пальцев на мешке, ни следов обуви, ничего, что могло бы связать жертву и преступника. Но его видели на месте преступления поздней ночью два благонадёжных свидетеля.

Сначала он всё отрицал. А потом ему пришлось признать, что он находился в районе между Пипервика и Виппетанген той ночью, когда девочка была убита. Просто продал немного самогона. Но имя покупателя назвать отказался.

Через несколько часов после задержания полиция обнаружила сведения о том, что Аксель был замечен в эксгибиционизме. Ему в то время было восемнадцать, и, по его словам, он всего-навсего изрядно перебрал и мочился на Ингерстранд летним вечером. Мимо проходили три девочки. Он сказал, что только хотел пошутить. Немного повеселиться. Но он не такой. Он не собирался раздеваться, решил просто поболтать немного с девчонками.

Дело не завели, но происшествие не было забыто. Оно возникло из небытия как перст указующий, а Сайер надеялся, что об этом уже никто и не вспомнит.

Когда имя сына появилось в газетах, мать Акселя, не вынеся позора, покончила с собой. Это произошло накануне Рождества в 1956 году. После официального объявления имени подозреваемого в полицию поступило ещё три заявления. Одно из них оставили без движения, поскольку прокурор выяснил, что обратившаяся, женщина средних лет, имеет привычку раз в полгода сообщать о том, что её изнасиловали. Другие два приняли к рассмотрению.

Девятнадцатилетняя Маргрете Солли встречалась с Акселем три месяца. У неё были твёрдые принципы. Но Акселю это не особенно подходило, краснея и потупив взор, заявила она. Несколько раз он добивался силой того, что обычно происходит после замужества.

У Акселя была совсем иная версия. Он вспоминал прекрасные ночи у озера Согнсванн, смешки и притворное сопротивление, когда они, обнажённые, прижимались друг к другу. А ещё жаркие прощальные поцелуи и свои обещания жениться на ней, как только он окончит обучение. Аксель рассказал полицейским и судье о том, что молодую девушку иначе не уговоришь: женщины – они такие, не успокоятся, пока у них на пальце не появится кольцо.

Третье заявление был сделано женщиной, которую Аксель, по его словам, никогда не встречал. Она сообщила, что её изнасиловали много лет назад, когда ей было всего четырнадцать. Аксель решительно протестовал. Он её и в глаза не видел! По этому вопросу он не менял своей позиции ни в течение девяти недель предварительного заключения, ни во время долгого и выматывающего судебного процесса. Он никогда не видел эту женщину. И не слышал о ней.

Но он слишком много врал.

После того как Акселю предъявили обвинение, он, наконец, указал покупателя, который мог обеспечить ему алиби. Его звали Арне Фригорд, и он купил двадцать бутылок самогона за двадцать пять крон. Полиция обнаружила удивлённого полковника Фригорда у себя дома на Фрогнер. С видом праведника он выслушал нелепые обвинения и продемонстрировал констеблям свой бар. Всё из магазина. Жена полковника всё это время молчала, но энергично закивала головой, когда муж с некоторым торжеством заявил, что в тот вечер был дома, у него была мигрень и он рано лёг.

Ингер Йоханне помассировала переносицу и пригубила остывший чай.

Судя по всему, никто не стал тщательно проверять рассказ полковника. Она не могла не почувствовать той иронии или скорее даже саркастической отстраненности, которая присутствовала в немногословном судебном заключении, сделанном на основе заявлений полицейских. Сам полковник перед судом не выступал. У него была мигрень, заявил врач и тем самым уберёг своего пациента от неприятностей, связанных с обвинением в покупке самогона.

Ингер Йоханне вздрогнула от звука, раздавшегося в спальне. Пять долгих жутких лет девочка болела, и хотя теперь всё стало гораздо лучше – ребёнок спал обычно всю ночь крепким и здоровым сном и, наверное, просто замёрз немного, – холодок пробежал по спине от этого слабого, сонного покашливания. И снова тишина.

Один свидетель объявился сам. Эвандеру Якобсену было семнадцать, и он уже успел отсидеть в тюрьме. Однако когда произошло убийство маленькой Хедвиг, он был на свободе. По его словам, Аксель Сайер заплатил ему за то, чтобы он отнёс какой-то мешок из Старого города в порт. Сначала он говорил, что Сайер шёл вместе с ним, но не хотел нести мешок, «потому что это может привлечь внимание». Потом Эвандер изменил показания. Уже не Сайер попросил его отнести мешок, а другой – не назвавший себя – мужчина. По новой версии, Сайер встретил его в порту и взял поклажу, почти ничего не сказав. В мешке, судя по всему, были испортившиеся свиные головы и ножки. Эвандер Якобсен не знал ничего о содержимом, он не проверял. Однако зловоние и вес давали основание предположить, что это мог быть восьмилетний ребенок.

Эта абсолютно неправдоподобная история вызвала сомнение у журналиста «Дагбладет», ведущего криминальную рубрику. Он назвал показания Эвандера Якобсена «чушью собачьей». Его позицию поддержал репортёр «Моргенбладет», который откровенно высмеял противоречивые показания молодого уголовника.

Но мнение журналистов не повлияло на присяжных.

Аксель Сайер был осуждён за изнасилование восьмилетней Хедвиг Госой. Его осудили также за убийство с целью скрыть другое преступление и приговорили к пожизненному тюремному заключению.

Ингер Йоханне Вик аккуратно сложила бумаги в небольшую стопку. Здесь были судебные документы и многочисленные вырезки из газет. Полностью отсутствовали документы, составленные полицией. Не было также ни протоколов допросов, ни экспертных заключений, хотя имеющиеся бумаги упоминали их.