— Малыш, конечно, бросает мяч дальше старика Сэта, — начал Максвелл, подмигнув мне, — но чемпионом становятся не на тренировках, а в барах и спальнях. Успех атлета измеряется количеством девок и выпитых бутылок.

Максвелл повернулся к Хартману и ласково похлопал его по руке. Тот удовлетворённо улыбнулся, подошёл к ванне, сделал воду погорячее и погрузился в неё до самого подбородка.

— Все читают бумажку, которую Ричардсон прикрепил на доске объявлений, — сказал мне Максвелл. Его голос был серьёзным и доверительным. — Джонсон сорвал её, чтобы показать Б. А. Вне всяких сомнений, он подозревает тебя.

Джим Джонсон, тренер защитной линии, так и не простил меня за появление на тренировке с накладной бородой. Ему страшно не нравилось моё вроде бы несерьёзное отношение к игре настоящих мужчин. Десять лет, проведённых Джонсоном в корпусе морской пехоты, тоже не содействовали нашей дружбе.

— Почему? — спросил я, изумлённый тем, что кто-то нашёл время прочесть её.

— Не за что, — продолжал Максвелл, — но он страшно разозлён на тебя.

— Господи боже, но ведь я…

Улыбающаяся чёрная физиономия Хадла просунулась в дверь.

— Я ненавижу ниггеров! — взвизгнул он и исчез.

— Я тоже! — крикнул я в сторону закрывшейся двери.

— Вставай, — распорядился Рэнд, закончив массаж.

Я застонал, с трудом поднимаясь на колени. Вставать было сущей мукой. Эдди положил на стол два эластичных бинта.

— Я не вешал ничего на доску, — сказал я Максвеллу, который ковырял в носу и смотрел на сидящего в ванне Хартмана, — и мне нечего беспокоиться. Да и к чему раздувать это?

— Не знаю, — ответил Максвелл, — я только сообщил тебе. — Он повернулся и пошёл к выходу.

— Я ни в чём не виноват! — крикнул я вслед Максвеллу.

— А кто выпил моё пиво? — укоризненно заметил Рэнд. Не знаю, почему я занимаюсь твоими ногами.

Он забинтовал меня эластичной лентой от коленей до бёдер. Я походил на голого ковбоя, перепоясанного ремнями и с кобурами на бёдрах.

Бросив по куску вазелина на пятки обеих ног, Рэнд принялся бинтовать голеностопы с быстротой и искусством, пришедшими в результате ежедневного занятия восемьюдесятью голеностопами шесть раз в неделю в течение шестнадцати лет.

Помощники тренеров, массажисты и врач отвечали за здоровье игроков. Дело, однако, было в том, что их мнение мало влияло на решения администрации. Медицинские рекомендации часто отвергаюсь из-за необходимости принятия тактических решений. Каждое воскресенье приносило массу проблем, успешно решить которые можно было только победой. Если помощники тренеров и массажисты, физиотерапевты высочайшей квалификации не соглашались изменить свои медицинские рекомендации и привести их в соответствие с текущими требованиями администрации, очень скоро им приходилось ставить клизмы в больницах для престарелых. В результате игрок, нуждающийся, по мнению медицинского персонала, в отдыхе или даже в хирургической операции, получал новокаиновую блокаду на травмированной части тела и имел таким образом возможность продемонстрировать самую главную черту профессионала — способность выносить боль.

Помощники тренеров и массажисты были техническими работниками, в задачу которых входил ремонт собственности клуба по мере того, как эта собственность медленно, но верно двигалась по направлению к мусорной яме. Не беспокойся о здоровье, внушали игроку, — в конце концов, твоё тело принадлежит клубу. Обходите все правила, отключайте это беспокойное оборудование, причиняющее боль, бинтуйте, обезболивайте, делайте что угодно, но заставьте собственность клуб? работать и приносить прибыль. То, что чувствует собственность, — это всего лишь боль. А вот то, что чувствует корпорация, — это убыток.

— Как у тебя с коленом?

— Ничего не надо. Оно и так отлично работает, — соврал я, внося дополнительную дезинформацию в память компьютера. — Я просто надену эластичный чулок.

— А как пальцы?

— Я поднял руку и пошевелил вывихнутыми вчера пальцами. Они всё ещё были прибинтованы друг к другу.

— Спина? — продолжал он проверку оборудования. — Хочешь, наложу щиток?

— Нет, не надо. — Мне не хотелось привлекать интерес к порванным мышцам и сломанным рёбрам. На тренировке я стараюсь быть поосторожнее и избегать столкновений. На матчи я надеваю лёгкий щиток, скрывая это от всех.

— Витаминный укол?

— Давай. Парочку.

Игла вонзилась мне в плечо. Я следил, как в шприце понижается уровень красной жидкости, и тут же почувствовал себя куда здоровее.

— После тренировки не забудь о расслабляющем уколе.

— Ладно. — Я нахмурился. Укол мышечного релаксанта походил на удар штыком в ягодицу. Но он снимал напряжение в мышцах спины и ног, и к тому же после него я лучше спал.

Я направился обратно к своему шкафчику. Меня не покидало ощущение, что, если бинты, скрепляющие меня, соскользнут, я расплывусь по полу.

Перед соседним шкафчиком сидел Джон Вильсон и пил лимонад из банки. Я взял банку из его рук и запил лимонадом очередную таблетку кодеина номер четыре. Затем разостлал на полу полотенце и вытянулся на нём, сунув голову в шкафчик, ожидая начало инструктажа и наслаждаясь теплом от обезболивающей растирки.

Поспав несколько минут, я встал и позвонил Джоанне, чтобы договориться о встрече в Нью-Йорке. Вместе с Эмметом она летела на самолёте команды.

— Джим Джонсон вошёл в раздевалку и объявил, что собрание начнётся на десять минут раньше.

Я поспешно бросил трубку и побежал за тетрадью и тренировочным костюмом, затем рванул в зал.

Максвелл занял мне место, и я тихонько проскользнул в чашеобразное сиденье. Джим Джонсон проверил, всё ли на месте, бросил на меня взгляд, полный ненависти, и отошёл от переносной трибуны, уступая место Б. А. Тренер держал в руке листок с откровениями Ричардсона. Максвелл пихнул меня в бок.

— Теперь держись, — ухмыльнулся он.

— Этого не может быть, — пробормотал я.

— Ты хочешь что-то сказать? — Б. А. стоял V трибуны, глядя на меня бесстрастным взглядом. Его голос был полон льда.

— Нет, сэр, это я про себя.

— Может быть, ты хочешь нам что-нибудь рассказать? — не отставал он. Его глаза остекленели и казались мёртвыми. Меня охватило чувство вины, сменившееся гневом. Губы сжались.

Боже мой, подумал я, теперь я даже чувствую себя виноватым.

— Ты что-то ещё сказал?

— Нет, сэр. — Я попытался говорить примирительным тоном, но без унижения. Вместо этого в голосе прозвучала растерянность.

— Мне кажется, ты всегда считаешь, что людям интересно твоё мнение. — Б. А. поднял вверх смятый листок. — Наверно, многие из вас видели это? Среди нас, по-видимому, есть игрок, считающий, что индивидуальность выше команды.

Серьёзность голоса Б. А. испугала меня. Я видел много раз, как игроки исчезали за проступки такие же пустячные.

— …любой, кто ставит себя выше команды…

Страх стиснул меня в своих объятиях. Но у меня всё ещё был козырь. Я знал, кто прикрепил листок, и, если ситуация ухудшится, я был уверен, что Ричардсон признается. По крайней мере, я надеялся на это.

— …не нуждается в любом, кто…

Последний раз, когда Б. А. произнёс слова «не нуждается», исчез Дон Уэбстер.

Исчезновение Уэбстера необходимо было для того, чтобы скрыть один из самых больших промахов тренера. Мы играли против «Детройта» в решающем матче чемпионата. До конца оставались секунды, все тайм-ауты кончились. Мяч был на пятой линии «Дейтройта», когда Максвелл быстро использовал последнюю возможность и перенёс мяч на правый фланг. По плану Элан Фримэн, заменивший Делму Хадла в нападении, должен был сблизиться с крайним линейным «Дейтройта» и поставить ему заслон. Это позволило бы Максвеллу оказаться свободным — он мог или прорываться сам, или отдать пас. Когда мы уже разошлись и выстроились в линию, готовые к возобновлению игры, и секундомер отсчитывал последние секунды, Б. А. неожиданно вернул на поле Делму Хадла. Никто не понял почему. Хадл, из-за своих относительно небольших параметров, никогда не играл вблизи зачётного поля противника, не был знаком с планом игры и не мог рассчитывать на то, чтобы блокировать стодесятикилограммового линейного. В результате линейный опрокинул Максвелла, отбросившего в отчаянии мяч. «Детройт» перехватил его, и матч закончился, а свободный нападающий «Детройта» в восторге прыгал в нашем зачётном поле, прижимая к груди мяч. «Детройт» выиграл у нас семь очков.