— Нет, но я много о нем знаю.
Иоланда засмеялась.
— Вот слова настоящего преподавателя.
— А ты веришь?
— Мне кажется, нам приходится создавать свой рай на этой земле, — философски заметила Иоланда. — И отвечать на свои собственные молитвы. Как это сделал ты, когда отыскал ключ на пляже. Перевернись-ка.
— Теперь мы можем заняться любовью? — взмолился он.
— Сегодня мы займемся вот чем, — сказала Иоланда, — ты потренируешься входить в меня не кончая, понимаешь? Если ты почувствуешь, что хочешь кончить, скажешь мне, договорились? Мы с тобой знаем, что у тебя просто не может быть никаких страшных венерических заболеваний — между прочим, только вдумайся в это, Бернард, ты, должно быть, самый безопасный сексуальный партнер в Гонолулу. Ты можешь за бешеные деньги продавать свое тело богатым вдовам в отеле «Ройял гавайен». И если тебе интересно, на следующий день, как я узнала, что Льюис меня обманывает, я проверилась на СПИД, и результат оказался отрицательным...
— Мне это и в голову не приходило, — сказал Бернард.
— А вообще-то следовало бы, и для полной уверенности я собираюсь надеть на тебя презерватив... Хорошо? Я сяду на тебя сверху, вот так, и очень осторожно приму тебя внутрь, вот так, и мы проведем минуту или две совершенно неподвижно, хорошо? Ну и как ощущения?
— Божественно, — выдохнул он.
— А так? Чувствуешь?
— Господи, да.
— Неплохой мышечный тонус, а? Я где-то читала, что раньше гавайские бабки учили своих внучек, как это делать. Они называли это «амо амо». То есть дословно «мигай, мигай». Я болтаю, чтобы помешать тебе кончить.
— Я люблю, я люблю.
-Что?
— «Амо» по-латыни «я люблю».
— Да, правда? Теперь я собираюсь осторожно подвигаться вверх-вниз, вот так, хорошо? Потом я с тебя слезу.
— Нет, — сказал Бернард, удерживая ее за бедра.
— Через несколько минут мы повторим.
— Нет, — взмолился Бернард. — Не слезай.
— Суть в том, чтобы ты почувствовал, что можешь контролировать свою эрекцию.
— Последние три дня я только и делаю, что контролирую свою эрекцию, — возразил он. — Сейчас я хочу потерять контроль.
— Ты можешь вызвать оргазм потом. Я помогу тебе, если ты захочешь, — предложила Иоланда.
— Нет уж, спасибо, — сказал он. — Я, знаешь ли, еще не до конца потерял стыд. И подвожу на этом месте черту. Давай прекратим уроки, Иоланда. Давай займемся любовью. Я тебя люблю, Иоланда.
— Думаю, нам надо об этом поговорить, — ответила она, пытаясь подняться с него. Но он подался вперед и удержал ее. — Не уходи, — всхлипнул он, теряя самообладание. — Не уходи, не уходи, не уходи!
— О'кей! О'кей! О'кей! О-о! — выдохнула она.
Потом они укрылись простыней и уснули, свернувшись в объятиях друг друга, как двое беспечных влюбленных. Иоланда разбудила его, включив ночник. Оказалось, что снаружи стемнело.
— Боже мой! — воскликнула Иоланда, протирая глаза и глядя на часы. — Рокси, наверное, ломает голову, куда я запропастилась.
Она тут же позвонила дочери домой, сидя обнаженной на краю кровати. Когда Бернард принялся поглаживать ее по плечу, она перехватила его руку, не давая ей двигаться. Положив трубку, начала поспешно одеваться.
— Завтра в то же время? — спросил он.
Она как-то странно, смущенно улыбнулась ему.
— Курс закончен, Бернард. Поздравляю. Экзамен ты сдал.
— А я решил, что провалился, — признался он. — Подумал, что опять забежал вперед.
— Сексуальное образование ты завалил, — согласилась она, — но сдал экзамен на уверенность в себе.
— Я люблю тебя, Иоланда.
— Ты уверен, что не путаешь любовь с благодарностью?
— Я ни в чем не уверен, — сказал он. — Знаю только, что хочу видеть тебя снова.
— Ладно. Тогда завтра днем.
Она подалась вперед, чтобы, как обычно, по-дружески чмокнуть его на прощание, но Бернард обнял ее и долго и страстно целовал.
— До сегодняшнего дня я не знал, что на самом деле означает выражение «спать с кем-то», — признался он.
— Все это прекрасно, Бернард, но мне надо бежать.
Следуя заведенному ритуалу, Бернард переждал несколько минут после ухода Иоланды, прежде чем спустился вслед за ней в вестибюль. Там толпилось множество постояльцев, вернувшихся с дневных экскурсий или собиравшихся на вечернюю прогулку. Он благодушно воспринимал их кричаще яркую незамысловатую одежду, загорелые лица и пустую болтовню. Бросил в прорезь на стойке ключ и бочком, никем не замеченный пробрался сквозь толпу и вышел на улицу, в душистый вечер. Несколько капель теплого дождя приятно освежили его лицо. По словам Софи Кнопфльмахер, местные жители называли эти испаряющиеся, принесенные ветром орошения ананасовым соком. Бернард позволил людскому потоку подхватить его и понести вдоль по улице, он даже не шел, а скорее плыл. Он чувствовал себя отдохнувшим, освеженным, обновленным. Испытывал чувство безмятежного счастья. И голода.
Увидев, что находится рядом с «Райской пастой», он зашел туда и спросил столик. Дарлетт принесла ему воды со льдом и задала дежурный вопрос о его состоянии этим вечером.
— Прекрасно, — ответил Бернард. Потом, чувствуя, что слово «прекрасно» вряд ли точно описывает его состояние, добавил: — На седьмом небе. — Это была любимая фраза Томаса.
— Отлично, — сказала Дарлетт с широкой, рассеянной улыбкой. — Сегодня у нас специальное блюдо? Тальятелли [89]с дарами моря? Креветки, моллюски и вяленая рыба-меч в сливочном соусе?
— Я бы съел, — согласился Бернард. И съел, и еда была восхитительной. За ужином он выпил два бокала белого вина, а возвращаясь на квартиру, мурлыкал себе под нос мотивчик песни «Я люблю Гавайи», которую снова пел на открытой эстраде напомаженный певец. Выходя из лифта, он все еще мурлыкал. Миссис Кнопфльмахер, по-видимому, поджидала его в засаде, потому что выскочила из своей квартиры, когда он проходил мимо.
— Сегодня днем «Вестерн Юнион» [90]принес вам телеграмму, — сообщила она. — Я сказала тому мужчине, что он может оставить ее мне, но он просунул ее под дверь.
— Да, хорошо, спасибо, — поблагодарил Бернард.
— Новости не плохие, надеюсь, — сказала миссис Кнопфльмахер.
— Я тоже, — отозвался Бернард.
Конверт лежал в квартире прямо под дверью. Бернард поднял его.
— Телеграмма на месте? — спросила у него за спиной миссис Кнопфльмахер, заставив его вздрогнуть. Она неслышно проследовала за ним по коридору.
— Да, спасибо, миссис Кнопфльмахер, — ответил он. — Телеграмма цела. Доброй ночи. — И закрыл дверь.
В телеграмме говорилось: «прилетаю Гонолулу понедельник 21го рейс ДЛ 157 в 20.20 прошу встретить аэропорту Тесса».
Бернард плюхнулся в кресло и уставился на листок бумаги. Он чувствовал, как стремительно улетучивается состояние эйфории. Свободная, независимая, тайная жизнь, которую он вел последние десять дней, закончится. Тесса примет командование — возьмет на себя отца, возьмет на себя Урсулу, возьмет на себя наведение порядка в этой квартире. Начнет наседать, брюзжать и отдавать приказы. Реквизирует спальню Урсулы, и заставит его спать на диване и первым делом поутру складывать его, и мыть посуду сразу же после еды. Начнет посылать его по магазинам со списком покупок. Станет подозрительной, если он продолжит свои тайные свидания с Иоландой, и будет шокирована, если узнает об их отношениях.
Он позвонил Иоланде и зачитал ей телеграмму.
— Это неожиданность? — спросила она.
— Полная. Тесса всегда заявляет, что не может никуда ездить из-за своих семейных обязанностей. — Бернард рассказал ей о Патрике.
— Вероятно, она везет Патрика с собой.
— Нет, они никогда с ним не летают. Он подвержен припадкам.
— Почему она прислала телеграмму? Почему просто не позвонила?
— Чтобы я ее не отговорил. Это fait accompli [91]. В Англии сейчас утро понедельника. Она уже уехала из дома.