Он вышел на балкон и облокотился на перила. Раз­ница между температурой внутри квартиры и снару­жи практически не ощущалась. Хотя пассат, заставляв­ший пальмы клониться то в одну, то в другую сторону, был довольно силен, в лицо бил теплый воздух. Рас­плывчатые пятна облаков неслись по небу, на мгнове­ние закрывая звезды, но легко можно было предста­вить, что облаков нет и что это звезды движутся в не­бе по кругу, словно быстро вращающаяся Птолемеева модель [22]Вселенной. Бернарду казался чудом уже сам факт пребывания здесь, на этом тропическом остро­ве, ведь еще вчера они были в Раммидже, с его завода­ми и мастерскими и скучными улицами, вдоль кото­рых лепились друг к другу по склонам холмов дома, где все обветшало и покрылось копотью под низким потолком серых облаков. Он посмотрел вниз на бас­сейн, чарующий и манящий в тепле ночи. Завтра он в нем поплавает.

Поднимая взгляд, Бернард заметил две фигуры, мужскую и женскую, на освещенном балконе соседне­го здания. Вся одежда мужчины состояла из свободных трусов, в руке он держал высокий бокал; женщина бы­ла в кимоно. По всей видимости, их позабавил внеш­ний вид Бернарда, потому что они пересмеивались и указывали на него пальцами. До Бернарда дошло, что, наверное, цветастый домашний халат — широкий и с подплечниками — был несколько неподходящим оде­янием, особенно в сочетании с бородой. Но их реак­ция показалась ему чересчур уж бурной. Возможно, они были пьяны. Он не знал, как ответить — то ли доб­родушно помахать рукой, то ли уставиться на них с хо­лодным безразличием. Пока он раздумывал, женщина развязала пояс и театральным жестом распахнула ки­моно. Под ним ничего не было. В глаза бросились по­лумесяцы теней у нее под грудями и темный треуголь­ник лобковых волос. Затем, расхохотавшись напосле­док, парочка развернулась и ушла к себе в комнату, шторы на окне задернули. Свет на балконе погас.

Бернард какое-то время оставался в прежней позе, опираясь на перила, словно демонстрировал свое без­различие подобному шутовству. Но внутренне он был озадачен и взволнован. Что означала выходка этой женщины? Насмешку? Оскорбление? Приглашение? Она словно каким-то телепатическим образом узнала о печальной сцене в комнате в Хенфилд-Кроссе — снявшая блузку и лифчик Дафна с надеждой повора­чивается к нему — и напомнила про груз вины и не­удач, который он привез с собой на Гавайи.

Бернард вернулся в гостиную, скинул Урсулин ха­лат и растянулся на диване — голышом, под одной простыней. Вдалеке послышалось завывание полицей­ской сирены. Вытеснив из головы парочку на балконе, он наметил, что должен сделать наутро: первым делом, после завтрака, он позвонит Урсуле и договорится на­вестить ее. Но не успел он перейти к следующему пунк­ту, как уснул.

После несчастного случая Бернард в течение многих часов пытался мысленно восстановить, как же это все получилось. Они переходили улицу, он и его отец, только что выйдя из дома, — переходили в неположен­ном месте, как объяснили им потом и та женщина, и полицейские, и врачи «скорой помощи». По-видимо­му, эту улицу полагалось переходить только на пере­крестках. Но она была тихой, движения почти не было, и они не обратили внимания, что люди не переходят дорогу где им заблагорассудится, как это принято в Англии. Первое их утро в Гонолулу — они все еще не отошли от разницы во времени и были слегка одурма­нены после долгого сна. Так что он, разумеется, тем бо­лее должен был проявить осторожность. Девяносто процентов происшествий, сообщила ему в отделении «скорой помощи» Соня Ми, случается с туристами в первые двое суток после приезда.

Когда они стояли у кромки тротуара, Бернард толь­ко на секунду выпустил отца из виду — посмотрел на­лево и увидел белый автомобильчик, который прибли­жался, но не очень быстро. Отец, должно быть, посмотрел направо, как привык дома, увидел пустую дорогу и шагнул прямо под машину. Автомобиль миновал Бер­нарда, и тут же раздался глухой удар и визг шин. По­вернувшись и не веря своим глазам, Бернард увидел отца: обмякший и недвижимый, тот распростерся на тротуаре, как опрокинутое огородное пугало. Бернард быстро опустился рядом с ним на колени.

— Папа, с тобой все в порядке? — услышал он свой голос. Вопрос прозвучал глупо, но на самом деле он оз­начал: « Папа, ты жив?».

Отец застонал и прошептал:

— Я ее не видел.

— Он сильно пострадал? — Над Бернардом нависла женщина в свободном красном платье. Он догадался, что она — хозяйка белого автомобиля, остановивше­гося в нескольких ярдах впереди. — Вы с ним? — спро­сила она.

— Это мой отец.

— И чего вам взбрело в голову здесь переходить? — спросила она. — У меня не было ни малейшего шанса затормозить, он взял и возник прямо передо мной.

— Я знаю, — сказал Бернард. — Вы не виноваты.

— Вы слышали? — обратилась женщина к мужчине в спортивных трусах и майке, который остановился поглазеть. — Он сказал, что я не виновата. Вы свидетель.

— Я ничего не видел, — запротестовал мужчина.

— Не могли бы вы сообщить мне свое имя и адрес, сэр? — попросила женщина.

— Я не хочу ни во что впутываться, — попятился мужчина.

— Ну тогда хотя бы вызовите «скорую»! — приказа­ла женщина.

— Как? — спросил мужчина.

— Просто найдите телефон и наберите девять- один-один, — резко ответила женщина. — Господи!

— Ты можешь перевернуться, папа? — спросил Бер­нард.

Мистер Уолш лежал лицом вниз, прижавшись ще­кой к плите тротуара, глаза его были закрыты. Как ни странно, он был похож на человека, который лег по­спать и не хочет, чтобы его беспокоили, но Бернард понимал, что необходимо оторвать его лицо от этой каменной подушки. Однако, когда он попытался пере­вернуть отца на спину, мистер Уолш поморщился и за­стонал.

— Не двигайте его, — посоветовала женщина с клетчатой хозяйственной сумкой на колесиках — одна из небольшого полукруга зевак, образовавшегося на месте происшествия. — Ни в коем случае не двигайте его. — Бернард послушно оставил отца лежать ничком.

— Тебе больно, папа?

— Немножко, — прошептал старик.

-Где?

— Внизу.

— Где именно?

Ответа не последовало. Бернард посмотрел на жен­щину в красном платье.

— Нет ли у вас чего-нибудь подложить ему под го­лову? — попросил он. Можно было бы соорудить по­душку из пиджака, но он, как назло, вышел в одной ру­башке с короткими рукавами.

— Конечно.

Женщина исчезла и быстро вернулась, неся карди­ган и старый коврик, среди ворсинок которого искрились песчинки. Свернув кардиган, Бернард подсунул его под голову отцу и, несмотря на жару, накрыл стари­ка ковриком, потому что смутно помнил — так посту­пают с теми, кого сбила машина. Он старался не ду­мать ни о возможных жутких последствиях случивше­гося, ни об упреках, которые на него посыплются, ни о чувстве вины, от которого он будет страдать, упрекая себя, что допустил подобное. Позже у него будет доста­точно времени для самобичевания.

— Папа, с тобой все будет хорошо, — сказал он, по­пытавшись придать голосу бодрую уверенность. — «Скорая» уже в пути.

— Не хочу в больницу, — пробормотал мистер Уолш. Он всегда боялся больниц.

— Нужно, чтобы тебя осмотрел врач, — настаивал Бернард. — Чтобы убедиться, что все в порядке.

Полицейская машина, ехавшая в другую сторону, развернулась и подрулила к ним с включенной мигал­кой. Зрители почтительно расступились перед двумя полицейскими в форме. На уровне глаз Бернарда по­явились тяжелые револьверы в кобурах, и, подняв взор, он увидел два полных, смуглых, бесстрастных лица.

— Что случилось?

— Моего отца сбила машина.

Один из полицейских, присев, пощупал мистеру Уолшу пульс.

— Как вы, сэр?

— Хочу домой, — проговорил мистер Уолш, не от­крывая глаз.

— Так, он в сознании, — констатировал полицей­ский. — Это уже кое-что. А где дом?