Яблочного сока из Огасты. Она больше не желала думать о том, как оставит на его усмотрение статью для журнала и снимки. Она аккуратно затворила решетчатую дверь кладовки. И прошла через заднюю часть дома к лестнице. К лестнице, ведущей наверх, в спальню и детскую.

Как приговоренный, она сосчитала поштучно все шестнадцать ступенек. На верхней площадке она остановилась. Дверь в спальню была раскрыта, смятая постель не убрана. Он спал на двух подушках, по-видимому, поперек огромной кровати. Выполненной по заказу, чтобы хватило места для его длинных ног.

И прежде, чем она успела отдать себе в этом отчет, она склонилась над сосновой постелью, стала расправлять простыни персикового цвета и аккуратно стелить свадебное одеяло. Проведя рукой по кромке одеяла, она специально уложила ее так, чтобы грубая часть ткани не терлась о его щеки. Перед сном он всегда совершал ритуальное омовение и лез под простыни с еще мокрыми волосами. Он и сейчас так делает?

Она взяла в руки одну из подушек, взбила ее и погрузилась в холодный перкаль, хранящий запах его кожи. Да, она почувствовала запах лимонного шампуня. Она еще раз сделала глубокий вдох. Вспоминая. Вспоминая, как его разгоряченная душем кожа касалась ее обнаженного тела. Как они занимались любовью при свете. Глядя друг на друга, наслаждаясь тем, что видели их глаза. Выражение… Хватит себя мучить.

Она подкинула подушку, взяла за уголки и положила у резного изголовья. И приготовилась уходить. Но по пути увидела свежую, выглаженную рубашку, сложенную поверх спинки виндзорского кресла.

Расправив рубашку, она аккуратно разложила ее на краю постели. Когда он приходил домой с работы, то любил становиться под душ, а затем переодеваться в чистую рубашку и брюки. А где же его мокасины?

Возможно, полетели под кровать. Она присела на корточки и отвернула край одеяла. Да, мокасины были там, окруженные, как крытый фургон, клубами пыли. Со времени ее ухода никто под кроватью не убирал. Значит, судя по положению дел, она нужна здесь хотя бы в чисто бытовом плане, как чистящая и убирающая единица.

«Это лучше, чем ничего», — похвалялся ее внутренний голос. Но женское тщеславие взбунтовалось. Как и любая другая женщина, она хотела быть нужной не только ради домоводческих способностей, которые, надо сказать, у нее были минимальными. Сколько раз Волк говорил ей, отчего он на ней женился! И она гордилась тем, что перечислявшиеся им достоинства не имели ничего общего с ведением ею домашнего хозяйства.

Правда, с тех пор она лучше стала готовить. Она задумалась, разгоняя пыль под кроватью и посылая ее клубки к противоположной стенке. Теперь она пролезла под кровать и сдула небольшой пыльный комочек, прилипший к носку одного из мокасин. Она ровно выставила мокасины у изножья постели, чтобы он сразу же мог в них ступить, когда наденет чистую рубашку.

— Я так скучал о том, как ты выставляла мои мокасины.

Крадущийся За Добычей Волк.Она замерла на подкосившихся коленях и никак не могла собраться с силами и встать на ноги. Скай не в состоянии была обернуться. Она не в состоянии была двинуться, не то, чтобы говорить.

— И еще я скучал по твоим мокрым чулкам, висящим в душе. А, кстати, помнишь, как я жаловался, что мне не хватает места в шкафу? Зато теперь целый шкаф для одного себя мне вовсе не в радость.

— Правда? — Она вцепилась в угол одеяла и подтянулась, прежде, чем подняться на ноги и повернуться к нему лицом. Он стоял, прислонившись к белому дверному косяку. И выглядел так, как она его себе представляла все эти три дня: в черной майке, кожаной безрукавке, сапогах и плетеной головной кожаной повязке, которая, как она заметила, не могла удержать его волосы на месте. Сексуально болтающаяся прядь кокетничала с точеной его щекой. Он убрал ее, перебросив через плечо.

Да, он выглядел точно так же, как тогда, когда она видела его в последний раз, тогда, когда он нашел ее записную книжку с карандашиком. Разница только в одном… теперь он улыбался.

— Я привезла материал тебе на утверждение. — Она нагнулась и подала ему конверт, лежавший рядом с его рубашкой.

— С каких это пор я должен утверждать твои материалы?

Она раскрыла конверт.

— Я не напечатаю ничего про пау-вау, не получив твоего одобрения. То же касается и фотографий.

Он взял конверт и шлепнул его о бедро, словно споря с самим собой, следует ли вообще смотреть его содержимое.

— Мне все равно, зачем ты пришла сюда. Независимо от причин, я рад. Рад тому, что вижу тебя.

Он сделал огромный прыжок по направлению к ней и вдруг замер. Оглянулся через плечо, а потом вновь поглядел на нее.

Он не знает, побывала ли я в детской, решила она. Скай покачала головой. Нет, до детской она еще не дошла. Дыхание его стало ровным.

— Может быть, все-таки посмотришь статью и снимки, Волк?

— Ага. Конечно. — И сел на край постели, раскрыв конверт. Первой он вынул фотографию, где Улыбающаяся Салли ела трехэтажное мороженое. — Блеск!

Она облегченно вздохнула, потрясенная, как много значит для нее его похвала.

— Да, этот ребенок способен заглотать гору мороженого. — Он взял в руки следующую фотографию. — Тита и ее тканые вещи.

Скай уселась рядом.

— Ты уловила дух Титы. Ее благородство.

— Это нетрудно было сделать. Она царственная женщина. Красивая женщина. Душа традиции племени Осаге, пусть даже она и женщина девяностых годов.

Он склонил голову набок и хитро подмигнул.

— Даже несмотря на то, что она до сих пор носит с собой трубку и табак?

— Т-с-сс! Этот секрет надо любой ценой уберечь от детей. — Она нервно откашлялась. Теперь самое время сказать то, что она собиралась сказать. Извиниться. Она обязана это сделать. — Я, правда, намеревалась посвятить тебя в свой замысел о материале для журнала.

— Неужели? — Он взял следующий снимок, на котором был изображен он, окруженный смеющимися детьми из племени Осаге. — Точно?

— Да.

Он сложил снимки в конверт и закрыл его. Сердце у нее ушло в пятки. На него это не произвело никакого впечатления. Более того, он ничем не дал понять, что разрешает публиковать фотографии, не говоря уже о сопроводительном материале.

— А когда ты намеревалась рассказать мне об этом, Скай?

— Я пыталась сделать это на кухне в Огасте, как только мы вернулись, помнишь? Я думала…

— Да, ты пыталась и, в конце концов, рассказала. Все верно. Но ты планировала все это с самого начала, Скай.

— Я вынуждена была молчать. Ведь если бы я тебе сказала сразу, что одной из причин поездки на пау-вау является подготовка материала для «Голой сути», ты бы трясся со мной на мотоцикле?

Крупные его пальцы перебирали край конверта.

— Вероятно, нет.

— Вероятно? — Она придвинулась поближе, наклонив к нему лицо.

— Хорошо. Если бы ты рассказала мне о своем замысле написать статью, как только мы приехали в Огасту, я бы оставил тебя там и поехал бы на пау-вай один.

Неужели злость его проходит? Он уже не так свирепо вцепился в конверт.

— Но когда мы приехали в лагерь, — потряс он перед нею конвертом, — у тебя была масса возможностей мне рассказать.

Она опустила голову на грудь, с облегчением выслушав его признание. Теперь настало время признаваться ей.

— Получилось так, что когда мы были вместе, я теряла счет времени. А когда я делала записи, тебя рядом не было.

— Очень удобно.

Она вскинула голову.

— Это правда.

Глаза ее остановились на зеркале во всю стену против постели. Сколько раз они сидели на постели, разговаривая, смеясь… занимаясь любовью? Его глаза гипнотически глядели ей прямо в глаза. Она внимательнее стала вглядываться в эти серые глаза. Чудесные, добрые глаза. Она знала, что ничего от них не утаит. С этого момента между ними больше не будет неправды.

— Волк, когда мы вместе были на пау-вау, нас окружали родственники.

У него дернулась бровь.

— Какое-то время мы бывали наедине.

Она пристально и вызывающе поглядела на него, молясь про себя, чтобы он увидел правду в ее взгляде. И еще невысказанную любовь.