Руссо сидел на кровати и посасывал потухшую сигару.
— Ну что же, желаю вам весело отпраздновать день рождения, — сказал он.
Стефани держала руки Али в своих.
— Это чудесно, чудесно! — повторяла она, рыдая от радости, счастья и любви между народами. — Я приеду на вашу коронацию… Ой, извините, я хочу сказать, на ваши выборы.
— Разумеется, первое, что нужно сделать, — это провести ирригацию, — важно заявил Али. — Пустыня еще расцветет… Затем — огромный рывок в сфере образования… Мы обратимся за кредитами к Международному валютному фонду… еще — развивать туризм… не принося при этом в жертву наши культурные традиции и фольклор…
— Только не фольклор! — воскликнула Стефани. — Только не его!
— Кстати, вам известно, что наш друг господин Дараин назначен министром внутренних дел?
— Да, — сказал Руссо. — Я был рядом, когда он получил это известие. Он думал, что спокойно окончит свои дни среди роз, но любезно согласился…
— У этого человека есть враги во всех политических партиях, — не без зависти сказал Али. — Именно поэтому в нем никто не сомневался… Он очень ловок, и он верно служил моему отцу…
Господин Дараин явно нашел в Али Рахмане надежного союзника.
Молодой принц-демократ настоял на том, чтобы проводить их до самолета. Собственно, многие видные деятели пришли попрощаться со Стефани, в том числе — новый председатель Совета господин Самбро, начальник Бюро по туризму, бывший также и председателем хадданского «Ротари клуба», глава протокольного отдела министерства иностранных дел, директор Национального банка, который являлся одновременно и владельцем отеля «Метрополь», и улыбчивый усатый человечек, украдкой сунувший в руку Стефани конверт.
— От Его Превосходительства господина Дараина, — прошептал он. — Это личные вещи, которые вы случайно потеряли…
Стефани открыла конверт. Внутри были все фотографии, которые она сделала в самолете.
Она внимательно просмотрела их одну за другой. Снимки очень удались, особенно те, на которых был Бобо: прекрасно вышло выражение мягкого упрека на его лице.
— Поблагодарите министра от моего имени, — сказала она. — Я очень тронута его внимательностью.
Она показала фотографии Руссо.
— Взгляните, наш друг Дараин вернул мне снимки… Они получились неплохо, вы не находите? Особенно если вспомнить, что их сделали простым полароидом и что…
Массимо дель Кампо потребовал, чтобы ему показали его фотографию, и она удивилась, откуда он здесь — с протянутой рукой и со своей головой подмышкой… Она услышала омерзительное воркование горлиц, что всюду преследовали ее, и увидела Бобо: он подмигивал ей, а к щеке у него прилип фантик от «Риглиз»… Стефани не смогла удержаться от смеха — это было невежливо, но она ничего не могла с собой поделать — глядя на старого сахиба, шейха, муллу, ну, в общем, на всех тех, кто, казалось, предлагал свою голову Аллаху на подносе для завтрака…
Она уткнулась лицом в плечо Руссо, чтобы не… чтобы не видеть, чтобы… Она рыдала. Прощаться всегда так грустно…
Руссо завладел снимками и сунул их к себе в карман. Али протянул ей огромный букет роз. От них исходил очень сильный и чуть приторный аромат, да еще этот их алый цвет… Стефани дала их стюардессе, попросив положить в хвосте самолета, рядом с синьором дель Кампо… Доктор Салтер и медсестра помогли ей подняться на борт. Стюардесса «Хаддан эйрлайнз» в чудесном изумрудном сари подошла с полагающимися конфетами… У нее было красивое лицо с томными и одновременно веселыми глазами, и сердце Стефани сжалось от нежности и жалости. Она потянулась к стюардессе и взяла ее за руки…
— Бедная моя душечка, — сказала она. — Постарайтесь ни о чем не думать… это ведь происходит очень быстро, ничего не успеваешь почувствовать… они люди опытные…
Она заметила, что стюардесса, держащая в руке блюдо с конфетами, как-то странно на нее смотрит. Стефани поняла.
— Нет, спасибо! — сказала она сухо, глядя стюардессе прямо в глаза.
Это была не та стюардесса.Видно, они вытащили бедную девушку из самолета и заменили своей сообщницей…
— Где стюардесса? — спросила она, повысив голос, чтобы все они ее слышали, чтобы знали, что она не дура. — Где стюардесса? Настоящая?
Руссо вышел из самолета и вернулся с доктором Салтером и медсестрой. Стефани отказалась от укола валиума. Ей требовалось все присутствие духа, чтобы пережить то, что предстоит пережить.
— Послушайте, доктор, поймите меня правильно, я вас ни в чем не обвиняю. Я знаю, что это ваше ремесло. Но даже и не пытайтесь меня обмануть…
Руссо попробовал было спорить с врачом, но тот был категоричен: несмотря на ее состояние, совершенно необходимо, чтобы Стефани покинула эту страну. Лечение требовало, прежде всего, полной смены обстановки, и было чрезвычайно важно, чтобы больная оставила Хаддан далеко позади… Руссо вернулся, сел рядом со Стефани, взял ее за руку, едва осмеливаясь смотреть на это осунувшееся растерянное личико с расширившимися и застывшими глазами, которое казалось еще меньше под рыжей копной волос.
Она ощущала присутствие Массимо дель Кампо, который дулся в хвосте самолета, и прежде чем пристегнуть ремень, внимательно посмотрела себе под ноги и заглянула под кресло. Во время взлета она крепко сжимала руку Руссо, чтобы он не тревожился, и когда «Дакота» набрала высоту, Стефани наклонилась к иллюминатору и бросила последний взгляд на удалявшуюся персидскую миниатюру с ее бесчисленными минаретами и белыми дворцами, и длинной охровой стеной, сжимавшей ее своим кольцом…
— Удав, — прошептала она и прижалась головой к плечу Руссо.
Пилот-югослав вышел из кабины и подошел сказать, как он счастлив, что она находится на борту его самолета. Он протянул ей журнал мод с ее фотографией на обложке и попросил автограф. Она надписала фотографию, и он вернулся в кабину. Она хотела было вскочить, побежать к нему, предупредить… Рука Руссо сжала ее руку…
— Ну же, Стеф, дорогая, все кончено…
Она мягко высвободила руку, вынула из дорожной сумки полароид, положила его на колени, устремила сосредоточенный взгляд прямо перед собой и приготовилась…
Хендерсон умер в Норвегии от сердечного приступа.