То, что на картине присутствуют сугубо личные мотивы, более чем очевидно. В Венере нетрудно узнать черты Чечилии, как и на несколько ранее написанной картине «Мадонна с кроликом» с той же ниткой жемчуга, подаренной ей мужем на Рождество. В ее руках стеклянный сосуд как символ бренности земного и хрупкости счастья. Смотрящий на сосуд воин в доспехах Марса положил ей руку на грудь, словно желая развеять ее грустные мысли и подтвердить свою любовь и верность, хотя его взгляд полон грусти. Он удивительно похож на все прежние автопортреты Тициана, о которых говорилось выше, да и по возрасту, — а художнику было тогда чуть больше пятидесяти, — не было расхождений. Картина долгое время находилась в большой гостиной дома на Бири, и Тициан никак не хотел с ней расставаться, несмотря на все предложения коллекционеров.
Вскоре ему пришлось принимать у себя урбинского правителя Франческо Мария делла Ровере с супругой и свитой придворных. Герцога, связавшего свою судьбу с армией, заинтересовали рисунки и эскизы к будущей батальной картине, а герцогиня глаз не могла оторвать от незавершенной еще «Аллегории брака». При расставании Тициану были заказаны портреты супружеской четы и еще несколько картин. Эта встреча превзошла все его ожидания и сулила новые заказы. Поскольку визиты именитых гостей участились, Тициан дал распоряжение, чтобы близ дома был сооружен удобный причал для гондол.
В начале ноябре из Мантуи пришло сообщение, что император Карл вскоре посетит Италию для новой встречи с папой, и опять не в Риме, где монарх все еще опасается появляться из-за приснопамятных грабежей, учиненных его солдатней. Но возможно, Карл просто лишний раз хотел унизить коварного Климента VII, вынудив его проделать нелегкий путь и порастрясти немного жирок в дороге. Сам же император, казалось, был прирожденным путешественником, разъезжая по необъятным просторам своей империи и расходуя на передвижения с многочисленной свитой и охраной опустошительные для казны средства.
Тициан отправился в путь. С ним увязался Аретино, которому нюх подсказывал, что можно сорвать большой куш. Всю дорогу он забавлял мастера рассказами о Карле V, который только с виду тихоня и молчун. Как говорится, в тихом омуте черти водятся — в нем вдруг просыпаются страсти, и тогда он убегает от своей хворой супруги Изабеллы Португальской в один из королевских замков, где устраиваются оргии. Компанию ему нередко составляет возведенный в сан архиепископа Авиньона кардинал Ипполито Медичи. Император слывет полиглотом. С Богом он общается только по-испански, с женщинами предпочитает изъясняться на итальянском, для общения с мужчинами у него французский, а немецким он пользуется для подачи команд собакам и лошадям. С обученной и вымуштрованной челядью ему говорить вовсе не приходится, поскольку та обязана понимать любое его желание даже не с полуслова, а по выражению лица.
Наконец добрались до Болоньи, где Аретино познакомил Тициана с молодым кардиналом Ипполито Медичи, внебрачным сыном Джулиано Медичи, герцога Немурского, чей образ был увековечен Микеланджело в знаменитой капелле Медичи. Изгнанный из Флоренции вместе со своими сородичами, кардинал успел принять участие в сражениях против турок в Венгрии. Для Тициана было важно завязать связи со знаменитым флорентийским семейством, в котором было немало меценатов.
Пока ждали прибытия в город коронованных особ, Тициан принялся за написание портрета Ипполито Медичи (Флоренция, галерея Питти). Здесь ключевая роль принадлежала Аретино, которому своей болтовней удавалось удерживать нетерпеливого кардинала на месте во время позирования. Тициан догадывался, что друг проявил активность не бескорыстно, но закрывал на это глаза. Его заинтересовала фактура модели, а не ее внутренняя суть. Поэтому он решил изобразить Ипполито Медичи по пояс, в натуральную величину, в характерном венгерском костюме из бархата малинового цвета с золотыми пуговицами, подпоясанным кушаком с висящим ятаганом. Левой рукой Медичи опирается на его рукоятку, а правой сжимает булаву. На голове его венгерская шапочка красного цвета с пряжкой и пышным плюмажем.
Молодой кардинал признался художнику, что отдает предпочтение светскому платью и военной форме. Нет ничего удивительного — в двадцать два года, а именно столько лет было прелату, когда он позировал художнику, кардинальская сутана сковывала бы движения полного сил и энергии молодого человека. Очень выразительно его смуглое лицо с решительным жестким взглядом, выдающим человека самонадеянного и самовлюбленного. Ему трудно давалось позирование и не терпелось показать себя во всем блеске в праздничной Болонье, наводненной съехавшейся отовсюду по случаю предстоящей встречи знатью и предвкушающими богатый улов обольстительными куртизанками.
Вазари свидетельствует, что был написан еще один портрет кардинала Медичи в военных доспехах, который впоследствии затерялся. Как бы там ни было, молодой кардинал не знал, как выразить свое восхищение, когда увидел себя запечатленным на полотне. Он поклялся всеми святыми, что впредь не допустит повторения случая со злополучным дукатом, но и предупредил Тициана, что императора в поездках часто сопровождает придворный живописец Якоб Сайзенеггер, человек вздорный и завистливый, от которого можно ждать любой подлости.
Опередив императора, первым прибыл папа Климент VII со своим многочисленным кортежем. Как только он оказался в Болонье, ее улицы и площади ярко окрасились в пурпурно-фиолетовые цвета кардинальских мантий. Вслед за папой подъехали венецианские друзья — канцлер де Франчески и посол Контарини. Это оказался тот самый Таддео Контарини, вместе с которым во время чумы Тициан спасал картины Джорджоне, вызволяя их из костра. Его теперь не узнать — утратив былую статность, он погрузнел и обрел облик важного государственного сановника. Друзья рассказали, с каким трудом им удалось уговорить дожа Гритти дать согласие на проезд Карла со свитой, похожей скорее на вооруженное до зубов войско, по землям Венецианской республики через Больцано и Верону. Наместникам земель, через которые должен пройти императорский поезд, отдано распоряжение усилить охрану дорог во избежание грабежей и мародерства со стороны непрошеных гостей.
На одном из приемов Тициана познакомили с веронским патрицием Маффеи, человеком высокой культуры и знатоком искусства. Как выяснилось в разговоре, патриций давно уже является поклонником Тициана и особенно тепло отзывается о полиптихе в Брешии. Свою настоятельную просьбу к художнику Маффеи мотивировал тем, что Тициан уже получил заказ на алтарный образ для веронского собора. Так почему бы не взяться заодно за менее крупный заказ для той же Вероны? Стоявший рядом Контарини тут же поддержал веронца, с которым был дружен еще с детства. Доводы подействовали, и Тициану пришлось согласиться. Договорились, что сюжет и прочие условия заказа будут вскоре согласованы.
Прибытие императора в начале декабря было отмечено с размахом. Появляясь на публике во время приемов или на службе в соборе Сан-Петронио, Карл V выглядел более раскованным и приветливым, нежели в свой первый приезд. В его многочисленной свите герцог Федерико Гонзага как-то потерялся и был почти незаметен в праздничной толпе. Тициану приходилось иметь дело с новым имперским канцлером Лос-Кобосом и главнокомандующим войсками д'Авалосом, оттеснившими в сторону даже вездесущего Аретино. Через них были оговорены условия позирования императора в перерывах между важными дипломатическими переговорами с участием глав и послов европейских государств. В Болонье оказался даже посланец турецкого султана. Главная интрига на переговорах разворачивалась вокруг дележа влияния на итальянских землях между империей Карла Габсбургского и Францией. Острые споры возникли по поводу Генуи, Милана и Флоренции. Обо всем этом Тициан узнавал по вечерам от венецианских друзей.
Канцлер Лос-Кобос, выступающий в роли виртуозного дирижера этого блистательного разноголосого оркестра, выразил Тициану признательность за портрет Корнелии и заказал еще один. На одном из очередных приемов художник смог увидеть возлюбленную канцлера, но это была уже не та скромная миловидная девушка, которую он изобразил на холсте. Теперь она выглядела настоящей светской львицей, небрежно отвечающей на поклоны приглашенных и даже своей прежней патронессы, графини Изабеллы Пеполи. Видя эту метаморфозу с Корнелией, которая еще недавно пряталась от него в деревне, боясь выглядеть дурнушкой, Тициан, вероятно, лишний раз убедился в том, насколько его кисть способна творить чудеса, преображая людей. Но, к сожалению, некоторые изображенные им люди, увидев себя на холсте, теряют голову, становясь высокомерными и чванливыми.
