Рассказ о служении Нерона музам будет неполным, если не коснуться еще одной творческой сферы, в каковой Нерон не достиг столь значительного совершенства как в искусстве артиста, но которая также относилась к числу любимых его занятий — поэзии.
Публий Корнелий Тацит оценил поэтические увлечения Нерона не менее сурово, нежели его пристрастие к сценическим и цирковым выступлениям.
«Но желая прославиться не только театральными дарованиями, император обратился также к поэзии, собрав вокруг себя тех, кто, обладая некоторыми способностями к стихотворству, еще не стяжал себе сколько-нибудь значительной славы. Пообедав, они усаживались все вместе и принимались связывать принесенные с собою или сочиненные тут, же строки и дополнять случайные слова самого императора. Это явственно видно с первого взгляда на эти произведения, в которых нет ни порыва, ни вдохновения, ни единства поэтической речи. После трапезы уделял он время и учителям философии, дабы позабавиться спорами между отстаивавшими противоположные мнения. И среди них не было недостатка в таких, кто своим глубокомысленным видом старался доставить императору подобные развлечения». [121]
Тацит не осуждает Нерона за обращение к поэзии. Он не был первым цезарем, к ней обратившимся. Известно, что стихи писал и сам божественный Август. Тиберий писал стихи и по-латыни, и по-гречески. Образцом поэзии для него служили стихи александрийских поэтов, а известно, что александрийский поэтический стиль почитался наиболее изысканным. Славились александрийские поэты и своей ученостью. За Нероном же Тацит никаких поэтических дарований не признает, полагая стихи императора всего лишь плодами стихоплетства его не шибко-то одаренных приятелей, складывающих некоторое стихотворное подобие на основе случайных слов псевдопоэта-императора.
Мнение Тацита не разделял Светоний, уверенно писавший, что Нерон «обратился к поэзии, сочиняя стихи охотно и без труда. Не правы те, кто думает, будто он выдавал чужие сочинения за свои: я держал в руках таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой, и видно было, что они не переписаны с книги или с голоса, а писались тотчас, как придумывались и сочинялись, — столько в них помарок, поправок и вставок. С немалым усердием занимался он также живописью и ваянием». [122]
Светоний имел доступ к императорским архивам, использовал их и потому его суждение представляется справедливым и обоснованным в отличие от явно предвзятой тацитовской оценки поэтического творчества Нерона.
Значит, Нерон был поэтом. Но насколько хорошим — легко и охотно можно сочинять и слабые стихи, каковые никакие поправки и вставки не спасают, — мы не знаем, поскольку сочинения его не сохранились за исключением немногих случайных обрывков, а современники и римские авторы позднейшей эпохи, знакомые с творчеством Нерона, часто были к нему предвзяты. Уверенно можно утверждать, что стихи Нерона пользовались достаточной известностью. В биографии цезаря Вителлия Светоний рассказывает, как, овладев Римом, новый император сначала совершил поминальные жертвы по Нерону, а затем во дворце «на праздничном пиру, наслаждаясь пением кифареда, он при всех попросил его исполнить что-нибудь из хозяина(дворец был построен для Нерона), и когда тот начал песню Нерона, он первый стал ему хлопать, и даже подпрыгивал от радости». [123]
Флавий Филострат сообщает, что Аполлоний Тианский проходил мимо уличного музыканта, исполнявшего песни Нерона, и едва не пострадал за то, что недостаточно восторженно рукоплескал. [124]
Если тексты самих стихов Нерона до нас не дошли, то сюжеты их известны. Мы знаем, что Нерон обладал развитым чувством юмора и потому неудивительно, что писал и шутливые стихи, высмеивая слабости и пороки окружающих. Иногда сатирические опыты Нерона могли иметь неожиданные последствия. Так, сенатор Афраний Квинциан стал инициатором крупнейшего заговора против императора. Тацит прямо утверждает, что «Квинциан, ославленный из-за своей телесной распущенности и опозоренный Нероном в поносном стихотворении, хотел отомстить за нанесенное ему оскорбление». [125]
Здесь «жертва» Нерона сочувствия не вызывает, ибо осуждение и осмеяние телесной распущенности — дело вполне справедливое и Квинциан должен был бы исправить свое явно предосудительное поведение, а не обижаться на того, кто таковое осудил в своих стихах.
Легко, кстати, сделать вывод, что стихи были недурны и производили достаточно сильное впечатление, поскольку иначе не было бы столь сильной обиды.
Высмеивал Нерон не только современников-римлян, но и людей из иных земель и иных времен. У Светония мы читаем, что Нерон за пристрастие к управлению лошадиной упряжкой в одном стихотворении порицал царя Митридата». [126]
А вот это сообщение не может не вызвать законного недоумения. Во-первых, сам Нерон обожал править колесницей, а во-вторых, кто, если не он, объяснял Бурру и Сенеке свое пристрастие к искусству возницы ссылкой на примеры царей и полководцев древности?
Митридат-то как раз царь, пусть и не самый древний. Может, из владык исторических Нерон признавал это право только за собою?
Посвящал Нерон стихи и событиям, с ним самим происшедшим. Так, известна строка: «Словно бы гром прогремел над землей!» — она единственная дошла до потомков из стихотворения, посвященного землетрясению, случившемуся во время первого публичного выступления Нерона в Неаполе.
Известен поэтический эпитет, каковой Нерон употребил, восхищаясь волосами своей возлюбленной Поппеи Сабины: «янтарный цвет». Одна из строк Нерона, посвященная перышкам голубка, взъерошенных ветром, была одобрена самим Сенекой, полагавшим ее изысканной. [127]
Уроки Сенеки, должно быть, отразились и в единственном дошедшем до нас трехстишии Нерона. В своем трактате «О природе» он писал, что река Тигр в середине своего течения постепенно иссякает, уходит под землю, где пропадает надолго, появляясь, наконец, на поверхность земли далеко от того места, где ушла под землю. Вот эти строки, к которым есть перевод одного из биографов Нерона А. С. Горского: [128]
Quique perenratam subductus Persida Tigris deserit et longo terrarium tractus hiatus reddit quaestias iam non quaerentilus undas.
Тайно влекомый, и Тигр покидает Персиду,
Расселиной долгой поглочен, он возвращает
Волы искомые тем, кто их уж не ищет.
Крупнейшим поэтическим произведением Нерона была поэма, посвященная гибели Трои. Для римского поэта, особенно после «Энеиды» Вергилия, сюжет достаточно традиционный, если не сказать избитый. Впрочем, все великие авторы античной эпохи писали свои произведения на известные всем мифологические сюжеты. Новизны фактологической никто от их произведений не ждал, важно было другое: как воплощен в новом исполнении всем известный знаменитый миф. Потому поэма Нерона вовсе не должна рассматриваться как некое подражание иным более известным поэтическим произведениям на троянскую тему. Поэт, драматург по античным представлениям имел право вносить свои поправки в известные мифы. Так, в первой части своей трилогии «Орестея» трагедии «Агамемнон» Эсхил изображает убийцей микенского царя, предводительствовавшего ахеянами под стенами Трои, единственно супругу Клитемнестру. В традиционном же мифологическом рассказе Клитемнестра убивала Агамемнона с помощью своего любовника Эгисфа.
