Литмир - Электронная Библиотека

Сложно сказать, чего больше в приведенных строках римских историков: подлинных фактов, всякого рода бытовых и исторических анекдотов, позднейших наслоений, характер каковых определил в целом враждебный настрой римлян последующих эпох к Нерону. Безусловно, отношение Нерона ко всем правилам актерских выступлений, ко всем требованиям артистического мастерства было наисерьезнейшее. Он хотел не просто казаться, но и быть настоящим великим артистом. Потому его поведение на состязаниях скорее должно вызывать уважение, нежели иронию и даже злую насмешку. Недоброжелательность к соперникам — но ведь это качество всегда и везде во все времена присуще всем участникам сколь-либо серьезных состязаний, какие бы слова о теплых чувствах к конкурентам они при этом ни говорили. Не стоит подвергать сомнению и волнение Нерона. Оно естественно для начинающего артиста, небезразличного к уровню своего выступления и желающего справедливой и благодарной его оценки. Нерон был артистом до мозга костей и потому не мог не думать о будущем своей славы. Ему, конечно, хотелось, чтобы потомки знали, что император — певец, кифаред, актер соблюдал все правила сценического искусства и побеждал не потому, что он властный потомок божественных Юлия и Августа, но потому, что он был воистину великим актером!

С такими стремлениями на первый взгляд никак не сочетается то, как обходились с публикой на его выступлениях. Но здесь, сдается, более всего разного рода анекдотов и вымыслов. Театры вмещали тысячи человек, цирки — десятки тысяч, и потому откуда взяться опасности для тех, кто не ходил на выступления Нерона? В Риме-то проживало много более миллиона человек… да и зачем держать публику в театре день и ночь? Нерон ведь не пел круглосуточно, а уверенность в том, что на следующее выступление августейшего артиста десятки тысяч римлян, безусловно, пожелают прийти сами без всякого понукания, была достаточно основательной. И уж совсем странным выглядят сообщения о репрессиях против тех, кто не одобрял пение Нерона. Как раз чернь, о чем тот же Тацит пишет, более всех была в восторге от императора-артиста. Расправляться же с мелким людом было совсем не в духе Нерона. Скажем прямо: быть сенатором, постоянно бывающим на Палатине, было в Риме во времена Нерона много опаснее, нежели скромным обитателем небогатых домов в Субурре, где как раз проживала в массе своей римская беднота, тот самый «мелкий люд». С ним Нерон никогда не воевал.

Напоследок нельзя не удержаться от, пожалуй, самого любопытного из исторических анекдотов, посвященных пению Нерона.

Однажды, когда Нерон пел в кругу своих приближенных, вдруг обнаружилось, что один из них, Тит Флавий Веспасиан, самым вульгарным образом заснул. Император пришел в ярость от такой непочтительности и, главное, от неспособности оценить подлинно высокое искусство. Злосчастному Веспасиану могла грозить серьезная опасность, ибо Нерон, очевидно, ощущал себя оскорбленным в лучших своих чувствах. Положение спас один находчивый придворный, который со смехом напомнил, что величайший певец Орфей своим пением тоже усыплял диких зверей. Прямое сравнение со славным Орфеем, сыном речного бога Эагра и музы — покровительницы эпической поэзии Каллиопы, с которым никто в мире не мог сравниться в искусстве пения, не могло не польстить Нерону. Он успокоился и решил великодушно простить невежу. Веспасиану, правда, было запрещено сопровождать и приветствовать императора и велено удалиться в дальний маленький городок. Но обида на него у Нерона все же прошла, свидетельством чего впоследствии стало новое и весьма высокое назначение Веспасиана.

Так своевременная острота спасла для истории будущего императора и основателя династии Флавиев.

Страсть к публичным выступлениям у Нерона не ограничивалась только сценой театра. Арена цирка влекла его не меньше. Напомним, что искусство возницы квадриги — колесницы, запряженной четырьмя лошадьми, — Нерон ставил чрезвычайно высоко, памятуя и поясняя окружающим, что оно с древнейших времен было достойным занятием царей и героев.

Скачки были чрезвычайно популярны у римлян. Сложились четыре команды гонщиков — Зеленые, Синие, Красные и Белые. Каждая команда имела своих преданных постоянных поклонников. Нерон был верным поклонником Зеленых. Присутствуя на гонках в Большом цирке, он одевался в зеленые тона, а беговую дорожку при этом посыпали зеленой медной пылью.

Страсть к скачкам владела им с раннего детства. Хотя учителя пытались запретить ему постоянно говорить о скачках, он неустанно думал о них и только о них и вел разговоры. Однажды в цирке он стал свидетелем трагического происшествия: кони сбросили и проволокли по арене «зеленого» возницу, который при этом погиб. Маленький Нерон горько оплакивал смерть несчастного гонщика. Когда же учитель сделал ему замечание, то мальчик, поскольку ему запрещали чрезмерно увлекаться скачками, сказал, что плакал над судьбою Гектора — колесница влекла за собою тело несчастного возницы, как некогда Ахилл влачил убитого Гектора за своей колесницей.

Случай интересный вдвойне: в детстве Нерон был способен глубоко переживать чужую беду и жалеть трагически погибшего человека; в Троянской войне его симпатии при всей увлеченности эллинской культурой не на стороне греков-ахеян, но на стороне троянцев — ведь римляне их потомки! Потому-то Нерон и предпочитает Гектора Ахиллесу, наверняка действительно скорбя о его судьбе.

Увлечение Нерона скачками уже в сане цезаря подробно описано Светонием:

«…Став императором, он продолжал играть на доске маленькими колесницами из слоновой кости, и на все цирковые игры, даже самые незначительные, приезжал со своих вилл — сперва тайно, потом открыто, так что уже все знали, что в положенный день он будет в Риме. Он не скрывал намеренья увеличить число наград; поэтому заездов становилось все больше, скачки затягивались до вечера, и сами хозяева колесниц не соглашались выпускать своих возниц иначе, чем на целый день. Потом он и сам пожелал выступить возницей, и даже всенародно: поупражнявшись в садах, среди рабов и черного народа, он появился на колеснице перед зрителями в Большом цирке, и какой-то его вольноотпущенник с магистратского места подал знак платком к началу скачек» [119]

Нерону нравилось находиться в центре внимания, самому участвовать в любых состязаниях. Он увлекался не только театром, пением под кифару, непростым ремеслом возницы, но и атлетизмом. Римляне, как уже говорилось, не очень-то почитали атлетические упражнения в гимнасиях, предпочитая им оттачивание воинского мастерства на Марсовом поле. Нерон же был постоянным посетителем гимнасия. Причем появления его там вовсе не были скрыты от глаз окружающих. Автор знаменитого романа «Жизнь Аполлония Тианского» Флавий Филострат (170–244 гг.), рассказывая о пребывании в Риме известного философа-киника Деметрия, сообщает, что когда тот однажды посетил гимнасий, то видел там Нерона, который, будучи в одной набедренной повязке — дань римским приличиям, поскольку греки упражнялись в атлетизме нагишом, — громко распевая, демонстрировал свою ловкость в выполнении различных физических упражнений. [120]

Театр, цирк, гимнасий — их справедливо будет считать не местами развлечений Нерона, но полем реализации его истинно глубоких пристрастий, каковые в жизни молодого цезаря занимали главенствующее место. Эта сторона жизни Нерона не заслуживает осуждения или брезгливой иронии. Многое здесь способно скорее вызвать уважение и свидетельствует о немалых человеческих достоинствах, об определенной одаренности, способности долго и напряженно работать над собой, развивать свои способности, профессионально совершенствоваться. Наконец, редкой во все времена решимости быть выше предрассудков своего времени, своего традиционного круга. Последнее, правда, современники чаще всего склонны расценивать как попрание исконных нравственных устоев, достойных традиций предков. Римляне в этом вовсе не были исключением.

вернуться

119

Светоний. Нерон. 22. 1, 2..

вернуться

120

Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. IV. 42.

31
{"b":"160255","o":1}