Я понял, что, вероятно, некоторое время назад погасил настольную лампу и направился к двери, рядом с которой находились выключатели. По дороге я заметил, что в углу, там, где вначале появился Андерхилл, что-то тускло сверкнуло. Я подобрал лежавшую на полу вещицу, но это было не распятие, а серебряная фигурка, и тут же услышал, как снаружи, с правой стороны, раздался слабый, но пугающий хруст, а с другого края — голос Эми, звавший меня.

Я выбежал в холл и бросился к центральному входу, не задерживаясь, чтобы включить свет, и так как мои пальцы на ощупь знали расположение задвижек замка, я почти сразу же выскочил на двор. Эми в белой пижаме шла по дороге, где-то в сотне ярдов от дома, и что-то держала в руках, вероятно, Виктора. Медленной походкой направляясь в сторону деревни, она все время оборачивалась, словно кого-то искала — не меня ли? Ее нагоняла странная, грубо сколоченная, бесформенная громада, неуклюжая и неловкая, но упорно продвигающаяся вперед, демонстрируя неизрасходованный запас сил, и я вспомнил, что наблюдал за призраком этого чудовища, которое при приближении к дому стремительно и весьма успешно умело набирать темп. Однако на этот раз чудовище было реальностью, а не призраком, и теперь я знал, еще не добежав до двери, какова вторая цель Андерхилла — не просто превозмочь смерть и подчинить живое человеческое существо своей воле, но, поднявшись из могилы, запустить в дело то, чему я немедленно стану свидетелем, если не сумею все это остановить.

Сотрясаясь всей массой, невероятное создание, бодрой, так сказать, походкой, с хрустом и треском перемещалось вперед; оно казалось более огромным, чем раньше, но менее плотным, словно процесс его формирования еще не завершился. Очевидно, пока оно меня еще не заметило. В отчаянии, что потерял три или четыре секунды, я на пределе скорости рванулся вперед и бросился к Эми прямо по траве, стараясь производить как можно меньше шума, но она услышала шорох, когда я был в двадцати ярдах от нее, и сделала попытку обернуться. Я крикнул, стараясь ее предостеречь, но напрасно: Эми увидела сначала меня, затем зеленого человека, и лицо у нее перекосилось. Я подбежал к дочери.

— Что это, папа?

— Гад какой-то. А сейчас отпусти-ка Виктора и беги что есть сил в деревню, беги и кричи, не переставая, пока тебя не услышат и не соберется народ.

— А ты что будешь делать?

— Обо мне не беспокойся, — выдохнул я, слыша за собой тряский топот, сопровождаемый треском и хрустом. — Ну-ка, быстро — с места в карьер. Беги.

Я оглянулся. Теперь чудовище продвигалось еще стремительней; мощно поднимая ноги и скрючив руки, оно продолжало наращивать скорость. Если не преградить ему путь, Эми никогда не удастся добежать до деревни. Я бросился ему наперерез и различил в паху существа, слева, место, которое, на первый взгляд, состояло из одних мелких веток, переплетенных плющом, так что, возможно, было уязвимо для кулака. И тогда в первый раз я разглядел его физиономию: почти плоский гладкий и пыльный кусок коры, чем-то напоминающий ствол шотландской сосны, с широким ухмыляющимся ртом, откуда торчала дюжина зубов из острых обрубков гнилого дерева, с асимметричными глазными впадинами, где мерцали светящиеся наросты, покрытые древесной плесенью; что-то похожее на эту образину я уже видел прежде. И тут, вытянув вперед руки разной длины, зеленый человек бросился на меня и из его глотки, как ветер сквозь листву, вырвался ликующий и одновременно угрожающий рев. Не успел я приблизиться к чудовищу вплотную, как оно на ходу подняло руку и с размаху ударило меня в грудь, отбросив на пару ярдов в сторону. И я ничком упал на землю. Это не был нокаут, но на какой-то момент силы покинули меня. Эми пробежала немного, затем остановилась и обернулась, но между ней и разящей лапой громады, выгнув спину и подняв дыбом шерсть, встал в боевую стойку Виктор. Под ударом деревянной ноги, из которой посыпались ветки, то бишь кости, он распластался по земле, а затем с трудом пополз через дорогу в канаву, на глазах превращаясь в бесформенный комок, из которого уходит жизнь. Тогда длинноногая Эми припустила что есть духу, по-настоящему стремительной побежкой, но даже на предельной скорости оторваться от зеленого человека ей не удавалось. Только теперь я осознал, что у меня в руке по-прежнему зажата серебряная фигурка и что надо делать; я вскочил на ноги и побежал по дороге к кладбищу. Впереди погоня продолжалась, но отсюда я не мог, да и не пытался определить разделявшее их расстояние; изо всех сил размахнувшись, я забросил серебряную фигурку за кладбищенскую ограду. Я услышал, как она ударилась о землю, и тут же бесформенная громада споткнулась и остановилась, вернее, изогнулась и была отброшена назад какой-то невидимой мощной силой. Затем отдельные ее части, дергаясь и колотясь друг о друга, стали обламываться и в воздушном водовороте понеслись на меня, кружась и осыпая голову листьями, сучками, ветками, пеньками; мне пришлось ничком броситься на землю и закрыть лицо руками, и, каждый раз жмурясь, я инстинктивно прижимался к почве, когда мимо со свистом пролетало полено или колючие щепки царапали ладони, в ушах стоял вой, наполненный нечеловеческой болью и яростью, но постепенно он ослабевал и затихал.

Наступила тишина, которую нарушал лишь тяжелый гул машин, несущихся в сторону Лондона по ветке А595. Я медленно поднялся, сделал несколько шагов, а затем, не переставая звать Эми, помчался к деревне. Девочка лежала на обочине дороги, и на лбу, колене и руке у нее запеклась кровь. Я отнес ее домой, уложил в постель и позвонил Джеку Мейбари.

— Ее физическое состояние опасения не вызывает, — сказал Джек сразу после полудня. — Сейчас она спит спокойным здоровым сном. Никаких признаков сотрясения мозга. Лихорадки нет. Ссадины и кровоподтеки — незначительные. Ну а с точки зрения психики, думаю, нет причин для серьезного волнения, по крайней мере сейчас, хотя я плохо разбираюсь в таком заболевании, как лунатизм. Ты уверен, что она вела себя, как лунатик?

Я отошел от окна ее комнаты.

— Не знаю, это мое предположение, — я решил, что выдвинул наиболее обтекаемую предварительную версию случившегося. — Проснулся от стука парадной двери и увидел, как она идет мимо окна, поэтому спустился и…

— Ты уже говорил. Но что произошло, когда ты ее догнал?

— Я окликнул ее по имени и, видимо, совершил ошибку, но кто же мог предположить, что она с места в карьер пуститься бежать и, обернувшись, споткнется?

— И сильно ударится о землю, головой, но… маловероятно, чтобы удар, причинивший легкую травму, заставил здорового человека потерять сознание. Непонятно. А почему ты был в ресторане, а не в спальне?

— Люблю время от времени там уединяться. Навряд ли кому-нибудь придет в голову искать меня в таком месте.

— Ага. Значит, именно тогда тебе понадобилось уединение. Хорошо. Загляну вечером. Пусть пока полежит в постели. Посмотрим, как пойдут дела дальше. Завтрак легкий. В больнице есть хорошее отделение детской патологии, я могу с ними завтра связаться. Лично я очень сомневаюсь, что она действительно ходила во сне.

— Что же она делала, по твоему мнению?

— Вообразила себя лунатиком. Где-то прочитала об этом.

— С какой стати?

— Ну, чтобы кто-то обратил на нее внимание, — сказал Джек, окидывая меня откровенно критическим взглядом. — Ладно, пока что мне пора уходить.

И нехотя прибавил:

— А как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Немного устал.

— Поспи после полудня. Маленькие птички больше не летают?

— Нет. Хочешь выпить?

— Нет, благодарю.

Когда он уже стоял в дверях, я спросил, не подумав:

— Как Даяна?

Джек остановился.

— Как? В полном порядке. А почему ты спросил?

— Просто так.

— Не могу не сказать тебе одной вещи, Морис. Считаю, что все должно идти естественным путем. Терпеть не могу хаоса, расстройств или внутреннего разлада. Я ничего не имею против людей, которые развлекаются, как им подсказывает фантазия, но при одном условии — нельзя превращаться в засранцев. Тебе ясно?