На Александерплац все ковыряют да ковыряют. На стыке Кенигштрассе и Нейе Фридрихштрассе скоро снесут угловой дом — тот, где обувной магазин «Саламандра», соседний дом уже ломают. Под виадуком городской железной дороги у вокзала Алекс теперь не проехать — там возводятся быки для нового железнодорожного моста. Сверху видна выемка, аккуратно выложенная кирпичом, — туда быки ногами упрутся. Теперь, чтоб попасть на вокзал, нужно подняться, потом спуститься по небольшой деревянной лестнице.

В Берлине посвежело, зарядили дожди, автомобилям и мотоциклам приходится туго — они скользят, сталкиваются друг с другом, затем следуют иски об убытках и всякие такие вещи; при этом часто достается и людям — ломают себе руки, ноги, и все из-за погоды. А вы слышали о трагической судьбе летчика Безе-Арнима? Его допрашивали сегодня в уголовной полиции как главного обвиняемого по делу об убийстве Пусси Уль, старой отставной шлюхи, мир ее праху. Безе, Эдгар, поднял в ее квартире бешеную стрельбу. Впрочем, в полиции говорят, что он и раньше был со странностями. Оказывается, во время войны он был сбит в воздушном бою на высоте 1700 метров. С этого и началась жизненная трагедия уцелевшего летчика Безе-Арнима; впоследствии он лишился всего состояния и уже под чужой фамилией угодил в тюрьму; но тогда все это было еще впереди. Потерпев поражение в воздушном бою, Безе уехал на поправку домой, и там директор какого-то страхового общества выманил у него все деньги. Потом оказалось, что этот директор — вовсе не директор, а просто аферист. Таким вот простейшим способом деньги перешли от летчика к аферисту высшего полета, у летчика не осталось ни гроша. С того времени Безе стал именовать себя Оклэром. Ему, видите ли, стыдно стало перед своей родней, что он так влип. Все это в полиции сегодня утром досконально выяснили и в протокол занесли. В протоколе значится далее, что Безе, он же Оклэр, вступил после этого на путь преступления. Его уже раньше судили и приговорили к двум с половиной годам тюремного заключения; а так как он отрекомендовался тогда польским подданным Крахтовилем, то его и выслали после отбытия наказания в Польшу. Но вскоре он опять пожаловал в Берлин. Тут-то у него и произошла какая-то история с Пусси Уль. Темная история и, как видно, препоганая! Эта самая Пусси Уль присвоила ему фамилию фон Арним, сопровождая сей торжественный акт особыми церемониями, о которых мы лучше умолчим. Так что все свои последующие номера он выкидывал уже под этой фамилией. А во вторник 14 августа 1928 года фон Арним всадил означенной Пусси Уль несколько пуль в живот; за что и почему — об этом вся их шайка упорно молчит; что ж, такие люди умеют держать язык за зубами даже перед казнью. Да и с какой стати они будут откровенничать с лягавыми — своими заклятыми врагами? Известно только, что в этой истории играет какую-то роль некий Гейн, боксер. Всякий, мнящий себя знатоком человеческой души, тут же скажет: трагедия на почве ревности — и попадет пальцем в небо! Лично я готов голову отдать на отсечение, что ревностью тут и не пахнет. А если уж ревность, то ревность к деньгам! Деньги тут — главное. Безе, как уверяют в полиции, совершенно подавлен; блажен, кто верует. Будьте надежны, этот молодчик, если он вообще подавлен, то разве только потому, что теперь лягавые узнают о нем всю подноготную; в особенности же он злится на себя за то, что чуть не ухлопал старуху Уль. Помрет она, чем он жить будет? И думает: «Эх, только б не сдохла, старая стерва!» Вот вы и ознакомились с трагической судьбой летчика Безе-Арнима, сбитого неприятелем на высоте 1700 метров, отдавшего свои деньги мошенникам и отсидевшего под чужой фамилией в тюрьме.

Американцы по-прежнему валом валят в Берлин. Среди многих тысяч приезжающих в германскую столицу немало и выдающихся деятелей, прибывших в Берлин, по служебным или личным делам. Например, в данный момент здесь (в отеле «Эспланада») находится ответственный секретарь американской делегации при Международном парламентском союзе доктор Колл из Вашингтона, за которым через неделю последуют еще несколько американских сенаторов. Затем, в ближайшие дни, в Берлине ожидают нью-йоркского брандмайора Джона Килона, который, так же как и бывший министр труда Дэвис, остановится в отеле «Адлон».

Из Лондона на съезд Всемирного объединения либерально-религиозных евреев, который состоится в Берлине с 18 по 21 августа, прибыл председатель Объединения Клод Монтефьоре. Он и его секретарь леди Лилли Монтегю остановились в отеле «Эспланада».

Погода отвратительная, дождь, зайдем-ка лучше под крышу. Ну хотя бы — в Центральный рынок; только вот шум там страшный, да еще вас того и гляди тачкой с ног сшибут и «поберегись» не крикнут — такой уж здесь народ. Пожалуй, наведаемся лучше в суд по трудовым конфликтам на Циммерштрассе, там и позавтракаем. Кому приходится больше возиться с мелким людом — в конце концов Франц Биберкопф тоже не бог весть какая шишка! — того тянет иногда разнообразия ради в западную часть города, туда, где публика почище.

Буфет при суде помещается в комнате № 60, тесновато здесь, а так все как положено: стойка и кофейная машина «Эспрессо». На стене меню: «Обед: рисовый суп, рагу из баранины, сколько «р»! — 1 марка». За столом сидит полный молодой человек в роговых очках и поглощает означенный обед. Взглянув на него, мы убедимся, что перед ним стоит дымящаяся тарелка с бараньим рагу, соусом и картофелем и что он собирается все это, не теряя времени, уничтожить. Он «е сводит с тарелки беспокойного взгляда, хотя никто ничего у него не отнимает, никого даже и поблизости нет; один за столом сидит, а все чего-то волнуется. Вот он принялся за еду — режет, уминает, поспешно сует в рот кусок за куском, раз, раз, раз, раз. Орудует вилкой — туда-сюда, туда-сюда; режет, давит картошку, набивает себе рот, сопит, чавкает, жует, глотает, а сам тем временем все на тарелку поглядывает; глаза, как два цепных пса, стерегут тарелку и, как оценщики, прикидывают, сколько еще осталось. А осталось-то уже немного. Еще раз вилку в рот, еще раз изо рта, и — готово дело; молодой человек встает, дряблый и тучный — все сожрал начисто, — и теперь собирается платить. Вынул бумажник и жирным голосом спрашивает: «Сколько с меня, фрейлейн?» Заплатил и пошел, толстопузый, идет отдувается. Вот распустил сзади хлястик на брюках, чтоб животу было просторнее. В желудке у него сейчас добрых полтора кило продуктов питания. Задал он своему желудку работу: надо ведь справиться со всем, что хозяин туда напихал. Кишки заколыхались, извиваются, сокращаются, как дождевые черви, и железы делают все, что положено — выделяют в поглощенную пищу свои соки, брызжут, словно из брандспойта, а сверху еще слюна течет; что ни проглотит толстяк — все в кишки попадет, жидкая пища штурмом берет почки, словно покупатели универсальный магазин в дни дешевой распродажи. И вот уже, извольте, помаленьку просачиваются капельки в мочевой пузырь, кап, кап, кап. Погоди, брат, скоро ты вернешься тем же коридором к двери с надписью: «Мужской туалет». Такой уж порядок на свете.

За дверями — судебное заседание. Домашняя работница Вильма… как вы пишете свое имя — через «w», a у вас тут «v», давайте переправим…Дерзкая стала, начала грубить, вела себя непристойно… Говорю, собирайте-ка вещи и убирайтесь… у меня свидетели есть…Я такими вещами не занимаюсь, я девушка порядочная… По шестое число, включая разницу за три дня, я согласен уплатить — 10 марок… жена моя лежит в клинике… Сколько вы требуете, фрейлейн? Иск предъявлен на 22 марки 75 пфеннигов, однако я должен констатировать… Не могу же я терпеть, чтоб со мной так обращались, только и слышишь «стерва» да «подлая тварь»… Прошу вызвать и допросить жену, когда она поправится, истица первая начала дерзить… Стороны пришли к следующему соглашению…

Дело шофера Папке против владельца фирмы кинопроката Вильгельма Тоцке. Что это за дело? Мне его только что подсунули… Ну, хорошо, пишите: присутствует ответчик Вильгельм Тоцке… Нет, нет, я только по его доверенности. Ну-с, хорошо… а вы служили у него шофером?.. Так что, недолго я служил… у меня случилось это несчастье с машиной… Говорит: принесите-ка мне ключи. Итак, у вас произошла авария. А что скажете вы по этому поводу? 28-го числа, в субботу, ему велели заехать за хозяйкой в Адмиральские бани, это было на Викториаштрассе, свидетели могут подтвердить, что он был вдрызг пьян. Он же горький пьяница, это во всей округе известно… Плохого пива я и в рот не беру… Машина была наша, немецкая, ремонт обошелся в 387 марок 20 пфеннигов. А как же произошло столкновение? А так, что машина сразу забуксовала, тормоза на все четыре колеса у нее нет, ну я передним колесом и саданул его в багажник. Сколько же вы в тот день выпили, ведь пили же вы что-нибудь за завтраком?…Нет, у шефа завтракал, там меня и кормят, шеф у нас добрый, заботится о своих служащих… Мы вовсе и не хотим взыскивать с этого человека убытки, а просто уволили его без предупреждения, за аварию в состоянии опьянения. Приходите за своими вещами; они валяются на Викториаштрассе. А шеф еще сказал тогда по телефону: вот обезьяна-то, как он машину исковеркал!.. А вы-то откуда это знаете?…Слышал, ваш аппарат такой громкий… думаете, раз мы необразованные, так и… А еще он сказал по телефону, что я запасное колесо спер… прошу допросить свидетелей! И не подумаю, обоюдная вина установлена…Не помню уж, как шеф сказал: не то скотина, не то обезьяна, и по имени его назвал… Хотите помириться на 35 марках? Сейчас без четверти двенадцать, время еще есть, можете вызвать его по телефону, но чтобы явился не позднее часа дня.