— Я тоже не поверил бы ему, не получив доказательств. Но все, что я увидел и услышал от него, столь необычно и непостижимо, что нет сомнений в его чудесном даре. Это мог сделать только бессмертный, никто другой!
— Объясните подробнее!
— Извольте! Когда он пожаловал в первый раз и заявил дворовым, что он бессмертный, спустившийся с небес, мой слуга не поверил и сказал, что докладывать хозяину не станет. Тогда гость подошел к главным воротам и начертал на них такие знаки: «Кланяется Муж, вернувшийся на путь». Перед уходом он сказал слуге: «Я старый знакомый твоего хозяина. Как только он увидит мою гостевую карточку, сразу же меня вспомнит. В общем, завтра я приду сюда в то же самое время. Ты можешь, конечно, обо мне не докладывать, но твой хозяин сам выйдет ко мне навстречу. Поэтому не стоит грубить мне, любезный!»
Как только он ушел, слуга налил в таз горячей воды и принялся смывать надпись. Но как он ни старался, надписи смыть не смог. Он доложил об этом мне. Я не поверил и пошел к воротам посмотреть. Надпись действительно не смывалась. Тогда я позвал плотника и велел ему счистить надпись рубанком. И что бы вы думали? Он счищал слой за слоем, обстругал все ворота, а надпись так и осталась. Я подумал: а что, если этот Муж, вернувшийся на путь, святой Люй Чуньян [188], взявший себе другое имя? И тогда я сказал слуге: «Если он завтра придет снова, не гони его, я хочу его видеть!» Когда на второй день незнакомец вновь появился, я вышел ему навстречу. За спиной у него торчал меч, с виду очень острый, лезвие так и сверкало на солнце. У пояса висела небольшая тыква-горлянка [189], величиной чуть больше трех цуней, в окружности — больше цуня. Я пригласил гостя в дом и сказал ему: «Вы хотя и небожитель, но меч уберите, иначе я не смогу оказать вам достойный прием и спокойно побеседовать с вами. Гость с оружием напоминает воина-мстителя, который пришел свести счеты с хозяином дома!» Он не спеша взял меч и положил его... Нет, не на стол, и слуге его не отдал. Он очень осторожно засунул его в маленькую тыкву. Й что бы вы думали? Через несколько мгновений клинок Лунцюань [190], длиною в три чи, вдруг исчез. Из горлышка тыквы-горлянки торчала одна рукоятка, будто пробка в бутылке. Вот и судите. Мог я не поверить собственным глазам? К тому же я понял из разговора, что к корысти он не стремится. Денег у меня он не взял, сказав, что свою лепту я должен внести от чистого сердца, если хочу со всей искренностью услужить Трем Чистейшим. В общем, вел он себя вполне достойно, и я просто не посмел ему не поверить.
Когда чиновник умолк, женщина обратилась к купцу:
— А вы почему приехали, сударь? У вас тоже были какие-то веские причины?
— Пожалуй, нет... Случилось так, что настоятель одного храма пришел к нам в село собирать подаяние. Сел он возле моих ворот и застыл в молитвенном созерцании. Весь день просидел, не проронив ни единого слова. Перед ним лежала белая доска с надписью: «Собираем пожертвования на большую молитвенную залу из трех притворов, но не хотим обременять просьбой своей благодетелей. Пожертвованные деньги просим привезти по месту назначения и передать из рук в руки. Следом за добрым делом, совершенным у всех на глазах, незамедлительно последует воздаяние». Монах сидел, не двигаясь, с каменным выражением лица. По всей видимости, он был последователем учения Чань [191]. Прошло довольно много времени, прежде чем я решился у него спросить, где находится обитель — Гора Драгоценностей [192]. Он мне ответил. Человек я не бедный, бездетный, а потому охотно совершаю благодеяния. Вижу, монах денег не клянчит, а смиренно просит пожертвовать на строительство молельни. Это, подумал я, и есть то достойное деяние, которое свершается у всех на глазах. Я расписался в книге пожертвований, после чего монах удалился, на прощанье сказав, когда надо начать строительство, а когда его кончить. Срок в точности совпадает с тем, что сейчас назвал господин чиновник. Не иначе, монах и тот небожитель заранее договорились. Но узнать об этом можно лишь у них самих!
— В моей обители нет монахов, собирающих подаяние в других местах, — проговорила женщина. — Вы, благодетель, наверное, ошиблись, скорее всего, тот монах имел в виду иную обитель. Другое дело господин чиновник. Небожитель, его посетивший, велел ему прийти сюда и совершить благодеяние. Эту помощь я принимаю с охотой и благодарностью. Что до ваших даров, мой благодетель, то взять их я не осмелюсь. Судите сами, если монахиня надумала построить молельню, она не станет просить кого-то собирать пожертвования, а сделает это сама. У чистых Врат Закона все должно быть честно и справедливо. Так что отдайте деньги в другое место, принять ваш благородный дар я не могу.
На лице гостя отразилось недоумение.
— Тут нет никакой ошибки, — промолвил купец. — Монах указал мне именно вашу обитель. Почему же вы не хотите принять мой дар? — И он обратился за поддержкой к чиновнику.
— Желание творить добро пресекать нельзя! — промолвил чиновник. — Не важно, кто приходил к вам за пожертвованием, главное, что вы сами сюда пожаловали как даритель, явив тем самым свою высокую добродетель!
Купцу пришлись по нраву слова, сказанные чиновником. Оба гостя заночевали в обители, а утром пошли осматривать место для будущей молельни и завели разговор о строительных материалах. Расхаживая по двору, они вдруг набрели на статуи архатов, и одна из них вызвала у гостей изумление и трепет. У купца даже волосы зашевелились от страха.
— «Смертные, не суетитесь, обратите взор свой на божественный меч длиною в три чи!» — прошептал он, повторяя слова заклинания.
Вам, конечно, интересно узнать, как выглядел святой архат и почему он привел гостей в такое изумление. Оказалось, что среди восемнадцати архатов, находившихся здесь, один святой в точности походил на монаха, собиравшего деньги на храм. Купец еще издали заметил это поразительное сходство. Он приблизился к изваянию, оглядел его со всех сторон. Все в точности как у того монаха. Даже книга пожертвований, торчавшая у него из-за пазухи, только вылеплена она из глины и к ней прикреплена красная полоска бумаги с какой-то надписью. Но что самое удивительное, надпись была сделана его собственной рукой. Любезный читатель, тебе, надеюсь, понятно, как изумился и в то же время испугался купец. Все сомнения разом рассеялись.
— Теперь я уверен, что он небожитель, а может быть, даже будда, — промолвил он, обращаясь к чиновнику. — Какое счастье, что мы с ним встретились! Теперь и меня, и вас ждет доброе воздаяние в будущем! Надо непременно построить молельню!
Итак, в назначенный день под неусыпным наблюдением чиновника и купца начались строительные работы, которые не прекращались ни днем, ни ночью и были закончены точно в срок. Изваяния святых заняли свои места в зале.
В день окончания работ в усадьбе появился странник, обликом схожий с небожителем. Купец спросил у Су Инъян, кто этот человек.
— Это хозяин нашей обители, — отвечала женщина. — Его даосское прозвание — Гуйчжэн, что значит Вернувшийся к Истине. Он уезжал в родные места захоронить прах своих родителей, а сейчас вернулся, дабы встать на путь просветления и совершенствования.
Чиновник низко склонился перед даосом, словно перед святым, и завел с ним весьма церемонный разговор. Он попросил Гуйчжэна принять его к себе в ученики и дать ему святое прозвание, дабы он мог сохранить его и вернувшись в родные края. Гуйчжэн сделал это с большой охотой. Купец получил святое прозвание от монахини, поскольку почитал ее как живого Будду, однако новым именем называть себя не стал, оставив его для своего будущего отпрыска, которого ему непременно ниспошлет Небо. Чадо, родившееся возле Лотосового трона [193], должно обрести счастье и долголетие. После церемонии наречения была устроена трапеза с постной пищей. Гости провели в усадьбе несколько дней и уехали в родные места.
