Зинаида в приливе нежности прижала сына и прошептала:

— Я не буду плакать! У меня есть ты, мой Перси, мое дорогое дитя, мое единственное сокровище!

Ласточки собирались уже в стаи, чтобы лететь через море, неся северу весть о близкой весне; пароход, вышедший из Александрии, держал курс тоже на север. Утро только что занималось. Пассажиры, приехавшие на пароходе с вечера, спали в каютах, и, кроме команды да капитана, стоявшего на мостике, на палубе были только один господин с дамой — новобрачные, возвращавшиеся из Каира в Германию. Пароход выходил в открытое море; город и гавань были еще отчетливо видны, но все было окутано холодными, бесцветными сумерками, только розовая полоска на востоке возвещала о близком восходе солнца.

Эрвальд обнимал рукой молодую жену, обвенчанную с ним всего несколько дней тому назад; они смотрели на уходящий берег. Они не шептались, не слышно было ребяческого любовного лепета; бурная и страстная натура Эрвальда придавала такой же характер его отношению к жене и сказывалась в его нежности.

Последние три года не произвели перемен во внешности Эрвальда. Та же высокая, сильная фигура, энергичное загорелое лицо, огненные, повелительные глаза — все было прежнее, только на лбу появилась морщинка, которой раньше не было и которую провели не вынесенные им труды экспедиции; эту глубокую, мрачную складку между бровями он привез с родины, с могилы друга.

— Наконец-то ты моя! Моя! — сказал он жене, глубоко переводя дух. — Пророческое знамение, которое явилось мне здесь много лет назад, не обмануло; оно дало мне счастье!

Эльза улыбнулась и прислонилась головой к его плечу.

— Ты потому и хотел венчаться здесь? В самом деле эта чужая страна стала для тебя второй родиной.

Лицо Рейнгарда омрачилось, и он тише прежнего произнес:

— Нет, я не потому просил тебя ждать меня здесь; я не хотел получать твою руку в Кронсберге, там, где под елями Бурггейма спит Лотарь, где он… умер!

— Мне дорого то место, — тихо сказала Эльза. — Я любила и оплакивала Лотаря как дорогого отца. Он был так добр и благороден, что, наверное, не стал бы упрекать нас за наше счастье.

— Нет, он не стал бы, — глухо сказал Рейнгард. — Он поручил тебя мне перед смертью.

— В самом деле? — Горячие слезы навернулись на глаза Эльзы. — Я уже не застала его в живых, а ты не хотел ничего рассказать мне о его последних минутах и на все мои вопросы отвечал мрачным молчанием. И теперь не скажешь, Рейнгард?

Эрвальд взглянул на прекрасное лицо, смотревшее на него снизу вверх с выражением горячей просьбы и полного отсутствия каких-либо подозрений, и складка на его лбу стала еще глубже и мрачнее; он молчал. То, что не было произнесено, осталось его тайной. Он нес бремя этой тайны, и нужна была вся его железная сила для того, чтобы нести его. Эльза не должна была подозревать, какой ценой куплено ее счастье; это отравило бы ей всю жизнь.

— Пощади меня, — сказал он наконец. — Я не могу говорить об этом даже с тобой. Не могу, Эльза.

В словах Эрвальда чувствовалась с трудом сдерживаемая мука. Эльза знала, как он любил друга, и не стала больше спрашивать; она видела, что ее вопросы мучат его.

Лес мачт на рейде и город с его белыми домами отступали все дальше; скоро вдали можно было различить только полосу берега, точно плававшего на волнах со своими пальмами, розовое сияние на горизонте сменилось багровым заревом.

Рейнгард не спускал взора с этой картины. Так же приветствовала его когда-то даль, навстречу которой он рвался так пылко, с такой радостью. Теперь он прошел ее вдоль и поперек, но нашел в ней только неустанную борьбу с препятствиями. Сказочная страна блеска и света, которой он мечтал достичь, по-прежнему рисовалась на горизонте, так же далеко, как этот берег, и он знал, что она никогда не спустится в мир действительности; но счастье, которое он искал в ней, стояло возле него, как тогда, когда он еще не подозревал этого, и смотрело на него большими, ясными детскими глазами — глазами его жены.

— Наша страна солнца скрывается от нас, — тихо сказала молодая женщина.

— Но не навсегда, — возразил Эрвальд. — Теперь мы едем на родину, но затем тебе опять придется отправиться со мной в далекие страны. Тебя не будет мучить тоска по родине? Тяжело жить под чужим небом, между чужими людьми. Тебе многого будет недоставать в тропиках.

— Но ведь я буду с тобой, а мы любим друг друга.

Это были те же слова, которыми Эльза радостно и уверенно ответила на предостережение Зинаиды, и они согнали мрачную тень с лица мужа. Они заставили вспыхнуть всю его страстную любовь, а с ней проснулось и мужество жить и быть счастливым, несмотря на мрачное воспоминание и тень, которую оно бросало на его жизнь.

— Да, мы любим друг друга! — твердо повторил он. — Эта любовь даст нам счастье и поможет сохранить его.

Весь восток уже пылал пурпуром. Далекий берег тонул в красном зареве, и на огненном фоне рисовались пальмы; вдруг из-за них полились потоки пламени. Волшебное царство миража, прежде чем погрузиться в голубые волны, посылало уезжающим прощальный привет.