Этот отряд выступил степью в Сечь, откуда должен был двигаться в стругах и походным табором вдоль берега. Приближение крупных русско-украинских частей совпало с моментом, когда турецко-татарские войска насыпали вал выше таванского (копируя тем самым прием Мазепы, использованный при взятии Кизикирмена). Однако сообщение разведки о подходе крупных сил привело к тому, что Али-паша приказал янычарам сесть на корабли и отступить по Днепру, а татарам — степью.

В этих боях турецко-татарские войска потеряли до шести тысяч человек и, как писали современники, не успевали хоронить умерших. Потери же казаков насчитывали всего 253 человека убитыми. Но военные действия под днепровскими крепостями ложились на левобережные полки нелегким экономическим бременем. Их население поставляло строительные материалы, продовольствие, деньги, боеприпасы, подводы, лошадей, амуницию и многое другое. Многие из вернувшихся после осады казаков умирали вследствие перенесенных испытаний и полученных ран. В боях с татарами гибли не только казаки, но и гражданское население. Тем не менее, следуя царскому указу, на старшинской раде 1698 года было решено предпринять весной очередной водный поход на Таванск и Очаков.

Началось очередное строительство стругов, и к маю их было готово уже 430. В Киеве делали пушки для похода. В днепровских крепостях всю зиму шли восстановительные работы, и как только открылось судоходство по Днепру, туда были направлены караваны со строительными материалами и различными запасами.

Поход готовился очень серьезно. На генеральном совете Мазепа и Яков Долгорукий выработали стратегический план действий. В распоряжении русского воеводы помимо русских находились слободские полки — всего 83 тысячи человек. Гетман направил в Таванск четыре полка, а еще шесть и охотницкие были готовы к походу. Объединившись в конце мая под Коломаком, они выступили через Самару к Перекопу. Опасаясь быть вовлеченными в татарскую ловушку (как в свое время Голицын), они повернули к Кизикирмену, решив завершить укрепление этой крепости и уже оттуда идти на Очаков. Были заменены гарнизоны, завезены боеприпасы и оружие.

Тем временем подошел хан с конницей, дважды атаковал казацкий обоз, но был отбит и вернулся в Крым. Отступая, хан передал послание Мазепе, в котором уговаривал разорвать союз с московским царем и не помогать русским против татар. Гетман, разумеется, ответил отказом и, завершив укрепление Кизикирмена и Таванска, переправился вместе с Долгоруким через Днепр.

Однако поход на Очаков пришлось отменить. Причиной этому было не появление возле Очакова турецкого флота, но известие о перемирии, достигнутом в Карловиче между государствами Священной лиги и Турцией.

Перед Рождеством Мазепа опять встречался с царем — на этот раз в Воронеже, где шло строительство флота. Встреча снова прошла в дружественной обстановке, гетмана награждали, хвалили.

26 января 1699 года был подписан мирный договор на 25 лет. Порта оставляла себе Подолье, а Брацлавщину возвращала Речи Посполитой. В мае 1699 года Никита Зотов известил Мазепу о двухлетнем перемирии с турецким султаном и крымским ханом. Запорожцам следовало строго запретить любые «задоры» [354].

Долгожданный мир на юге Украины стал истинным подарком для гетмана в год его шестидесятилетия. В честь Карловицкого мира он приказал известному украинскому мастеру Карпу Балашевичу изготовить специальный колокол для батуринской Воскресенской церкви. Колокол этот получил символическое имя «Голубь» [355].

Летом того же 1699 года Петр выслал в Стамбул полномочное посольство Емельяна Украинцева, который в июне 1700 года подписал Константинопольский мир на 30 лет. Россия получала Азов, за ней признавалась власть над землями Гетманщины, и она освобождалась от уплаты ежегодной дани крымскому хану (!). Все крепости ниже Днепра должны были быть срыты, и строить любые укрепления в том районе запрещалось. Территория по обоим берегам Днепра от границ Запорожской Сечи до Перекопа и Очакова должна была оставаться незаселенной, свободной для промыслов как для запорожских и донских казаков, так и для татар. При этом любые набеги на соседние государства запрещались.

Украина должна была получить долгожданный мир на своих южных границах, при этом запорожцы лишались возможности совершать свои традиционные набеги на Черное море, а Петр получал возможность для реализации дальнейших планов, связанных на этот раз с европейскими территориями. Оставалось уладить вопрос с турецкой границей. Этим должен был заниматься постоянный посол в Стамбуле Петр Толстой, действовавший в теснейшем контакте с Мазепой.

Девяностые годы XVII века, первое десятилетие гетманства Мазепы при Петре, были временем, когда закладывались основы той процветающей Гетманщины, которая навсегда осталась в веках связанной с именем этого гетмана. Иван Степанович — хитрый, осторожный и умный политик, неуклонно и терпеливо создавал условия для превращения старой системы Гетманщины в налаженный и отлично работающий механизм. Ученик Макиавелли, по собственному признанию, восхищавшийся его «Государем», он за внешним спокойствием и любезной улыбкой скрывал свои истинные планы и намерения.

Перед ним стояла очень сложная задача: превратить структуру гетманской администрации, созданную еще в годы восстания Хмельницкого, в работоспособный механизм. Вырвать ее из хаоса Руины, гражданских смут и анархии и создать современную государственную систему.

Азовские походы полностью входили в его планы. Необходимость защиты южных рубежей от постоянной турецко-татарской угрозы, резко обострившейся в годы Руины, равно как и возможность занять делом горячие головы Запорожья — создавали яркий и успешный фон для этих лет его гетманства. Ореол героя-победителя сильно укреплял позицию Мазепы среди враждебной ему старшины, а еще больше — в глазах Петра и его окружения. Победы на юге выбивали оружие из рук врагов, делали бесполезными доносы и в небывалой степени укрепляли позиции гетмана. Помните, как у Макиавелли? «Ничто не возбудит такого почтения к государю, как военные кампании…» [356]

Успех на внешнем фронте и усиление собственной власти позволяли решать назревшие внутренние проблемы. Главными были социально-политическая нестабильность общества и экономическая слабость гетманской администрации. Перед Мазепой стоял целый ряд проблем, справиться с которыми не могли его предшественники на протяжении десятилетий. Правда, некоторые тенденции по ослаблению гражданских смут и началу экономического расцвета наметились еще при Самойловиче, политику которого во многом продолжал и Иван Степанович.

Одной из таких проблем были старые казацкие полки, привилегированные, вечно недовольные и своенравные, все больше превращавшиеся в отжившую структуру, создававшую реальную угрозу гетманской власти (в некотором роде их можно сравнить с русскими стрельцами).

В мае 1690 года казаки Миргородского полка отказались идти в поход на Самару, в 1693 году аналогичные выступления были в Нежинском полку. В июне 1694 года казаки Гадячского и Полтавского полков под страхом расправы над старшиной потребовали разрешения вернуться домой, и только гетманский универсал, отпускавший их из похода, снял напряжение. Во время похода 1695 года для «встряски своевольцам» Мазепа был вынужден ставить по две виселицы возле табора. В 1696 году во время похода началось восстание казаков Киевского полка против полковника Мокиевского.

Запорожцы тоже оставались яблоком раздора. Но еще большую опасность представляли собой старшинские группировки, каждый из лидеров которых сам рвался к заветной гетманской булаве. Богатые и преуспевающие старшины являли разительный контраст с нищей войсковой казной.

Между тем главной опорой гетманской власти еще при Самойловиче становятся регулярные охотницкие войска — компанейские (конные) и сердюки (пешие). Эти полки получали жалованье из гетманской казны, подчинялись только ему и уже в Крымских и Азовских походах зарекомендовали себя как наиболее боеспособные части Гетманщины. Преимущество было и в том, что реестровые казаки требовали соблюдения «старых вольностей», выборности старшин, участия в управлении и т. д., на что наемные «охотники» претендовать не могли.