— Разрешите?

— Заходи, заходи, Любомир Прохорович! Гостем будешь! — Всеволод сумел различить вошедшего командира особой сотни по голосу.

— Я ить, Ваше Превосходительство, не в гости пожаловал, а с просьбой да челобитьем великим от сословия сотенного выборным.

— Прямо таки и с челобитьем! Но всё одно: проходи, за стол саживайся. За столом она и челобитная легче пишется.

— Не досуг мне писать грамоты, словами скажу, чай, не прогневаетесь!

— Словами так словами! — охотно согласился генерал. — Но всё одно: садись за стол и сказывай.

— Так ведь и неудобно как-то с генералом за одним столом сидеть. Не по рангу уважение такое!

— О рангах не думай, лучше о деле говори, — потребовал воевода, усаживая сотника в мягкое генеральское кресло, а сам садясь на жёсткую лавочку.

— Что ж, можно и о деле! — всё-таки чувствуя себя не в своей тарелке, сотник притулился на самом краешке кресла. — Ваше Превосходительство, всем миром просим, — начав говорить, сотник непроизвольно встал и вытянулся по стойке смирно. — Полно уж войскам из пустого в порожнее переливать, на штурм идти надо!

— На штурм, говоришь? Что ж ты тогда оторопел, словно на казнь собрался? За слово доброе да наставление мудрое не карать, а награждать принято. А на штурм… — казалось, генерал задумался. — На штурм идти не один ты рвёшься. Только делать это преждевременно.

— Ваше Превосходительство! — едва ли не взмолился сотник, бледнея от собственной смелости. — Вылазки орков, чарожникской силой прикрывающихся, дерзновенными стали. Что ни ночь — теряем свои позиции. Вот и ноне дворцовые апартаменты, что к базарной площади выступом, противнику уступили. Наши — то от крысаков да варканов проклятущих попрятались, а вороги наскоком лихим отличились. Наши — то едва супротивились, порубили их, повырезали, все, кто там был, как один полегли. Господин генерал-воевода, коли дальше оно так продолжаться будет, к исходу месяца всего трудами ратными завоёванного лишимся! — Сотник понуро повесил голову, мол, хоть сечи, воевода, хоть на кол сади, но правда моя будет.

— Да знаю я, Любомир Прохорович, всё знаю! И про вылазки вражьи и потери наши непоправимые, но приказа своего отменять не стану, сколь бы ты али иной кто не упрашивал! Войска продолжат учения, и в бубен бить будут и маршем ходить по полю, покудова нужным считать буду, и покуда единым строем атаковать не научатся. Одним твёрдым кулаком ударить надо! Потому как нельзя нам иначе! Никак нельзя! Всего тебе не скажу, но поверь слову верному, хоть и горько тебе то послышится: теряем сейчас меньшее, чтобы большее сохранить. А теперь ступай, передай сотникам: немного терпеть осталось. Скоро и наше утро праздником ознаменуется…

Озноб бил тело человека, стоявшего у порога замка. Промозглый ветер, налетая, казалось, со всех сторон, развевал его длинные иссиня — чёрные волосы, пробирался под плащ, но не это было причиной озноба, сотрясавшего тело несчастного. Волны удушливой чудовищной силы накатывали на него, сжимая на горле чародея свои тяжёлые осклизлые пальцы. Далеко за его спиной бил колокол. Тупые, приглушённые расстоянием удары, казалось, шли из-под земли. Несмотря на раннее утро, на улицах появились первые прохожие. Человек нерешительно поднял руку и тронул цепочку входного колокольчика. Дребезжащий звук, раздавшийся в воздухе, казалось, источали сами стены старинного замка. Дверь пронзительно скрипнула, и на пороге показался маленький, сгорбленный временем служка.

— Вас ждут! — хрипло произнёс он и, подняв над головой ярко светившую лампу, повёл гостя сквозь череду запутанных коридоров, переходов и лестниц. Казалось, их путь никогда не закончится. Наконец они остановились напротив широкой двойной двери, как бы вырезанной из единого каменного монолита.

— Прошу! — всё так же хрипло произнёс сопровождающий и, отступив в сторону, пропустил гостя вперёд. — Прошу, прошу! — повторил он, низко кланяясь и пятясь.

Караахмед преодолел бившую тело дрожь и, осторожно взявшись за ручку двери, потянул её в свою сторону. Огромная дверь распахнулась без скрипа от малейшего усилия.

— Ты долго шёл! — несмотря на столь строгое восклицание, Чёрный лорд не выглядел сердитым. Напротив, его глаза блистали добротой и сердечностью. Сам же он на этот раз выглядел совсем иначе, чем в прошлую их встречу. В нём теперь трудно было узнать того немощного старикашку, встречавшего чародея в старом, почти заброшенном убогом здании. Теперь это был высокий пожилой мужчина в элегантном костюме и с изящными манерами. Он сидел за столом и что-то писал, а при появлении Караахмеда отложил перо, которое теперь лежало в изящной серебряной чернильнице.

— Владыка! — чародей рухнул на колени. — Я спешил, как мог, но…

— Зови меня графом, — хозяин дома по — доброму улыбался. — Мы довольны проделанной работой, в нужный срок мы отблагодарим тебя.

— Спасибо, хозяин… владыка, граф, спасибо! — поспешно повторил чародей, опуская голову ещё ниже.

— Мы не для того вызвали тебя, чтобы слушать твои благодарности. Мы вызвали тебя, чтобы узнать, всё ли готово для дальнейшего воплощения наших планов в жизнь. Надеюсь, ты помнишь, что для того, чтобы они сбылись, нельзя позволить россам полностью разгромить силы халифата.

— Да гра… хозяин, я помню! — покорно опустив голову, пролепетал Караахмед. — Мы должны лишь довести орков до отчаяния. Тем самым нам будет легче добиться от них нужной нам помощи.

— Ты помнишь? — в голосе графа зазвенели угрожающие нотки. — Тогда почему ты не принял всех надлежащих мер для обороны Адерозим — Манада?

— Я принял, — неуверенно произнес чародей, чувствуя в словах лорда какой-то скрытый подвох. — Люди не сумеют преодолеть мощи моих Чёрных воинов. Это им не под силу! Я сдам город только тогда, когда это станет мне выгодно.

— Да? Ты так думаешь? — угрожающие нотки в голосе говорившего приобрели иной оттенок. Теперь казалось, что в зале слышатся слова строгого учителя, выговаривающего нерадивому ученику. — Я бы на твоём месте не слишком надеялся на свою магию. Ты не знаешь мощи россландцев, ты не знаешь их силы, ты вообще не знаешь россов! Тебе только кажется, что ты знаешь их! Но мы прощаем тебе эту ошибку, ведь ты слишком молод, чтобы знать это! Россы, росландцы, рутенцы, — как не назови, всё будет одинаково, обладают непостижимой, непонятной силой, познать природу которой не дано даже нам, Великим. Они могут залить поле боя своей кровью, умереть, но всё одно победить. Если бы ты знал, сколько раз мы думали, что с Рутенией покончено и ровно столько раз мы ошибались, она всегда возрождалась. Вот почему мы не можем потерпеть даже намёка на ошибку. Что, если россы займут город до наступления тьмы? Что, если ты даже не сумеешь воспользоваться своей силой? Что тогда?

— Но Всемогущий…

— Молчи и слушай, слушай и запоминай! Никогда не надейся на владычество магии, когда тебе противостоят войска Рутении, никогда не считай невозможное невозможным. Помни: росландцы способны опровергнуть все твои представления о сущности мира. Им подвластно то, что не подвластно даже нам. Не надейся на магию! Магия может оказаться неспособной противостоять им! И потому мы повелеваем тебе явиться к Изенкранцу — пусть езжает к росскому войску. И запомни: время торопит, — лицо лорда искривилось гримасой, очень похожей на гримасу страха, но рядом не было никого (не считая павшего ниц мага), кто бы мог это видеть, и потому Всесильный господин смог без тени смущения закончить начатую фразу, — недалёк тот день, когда в наш мир явится воин другого мира. Он слаб и беспомощен, как младенец, но ему помогает сама природа. Мы должны быть готовы к его появлению, и он должен умереть. Поспеши! — граф закончил говорить, и уже не обращая ни малейшего внимания на по-прежнему коленопреклонённого чародея, взялся за перо. Коснувшись бумаги, оно издало долгий скрежещущий звук, заставивший и без того измученного и обессиленного мага вздрогнуть и вновь в который уже раз покрыться холодным, леденящим сердце, потом.