Базлов вылез из-под елки, отряхнулся и хрипло произнес:

– Сейчас мы во всем разберемся!..

Костя не был в этом уверен, но промолчал. Пока дошли до обрыва, пока Серега Гнездилов несколько раз освобождал желудок, пока Верка капризничала: «Сюда не пойду!.. Здесь я боюсь!.. А там дюже чисто!», пока искали Дусю, время было упущено. Костя, привыкший действовать один, только злился: зачем я с ними связался? Правда, Верка словно приклеилась к нему со своей кошкой и никуда не отходила, но от этого было не легче. Отвечай теперь за нее, думал Костя с раздражением. Конечно, она красавица, но и Лера не хуже, а может быть, даже и лучше. Честно говоря, я уже запутался и сам не могу понять, кто мне нравится больше – порывистая и естественная Верка или самоуглубленная и чувственная Лера. Черт знает что! Оказывается, мне и русые нравятся, а я и не знал. Хотя почему не знал? А Пономарева? У Ирки были светло-русые волосы, хотя и не такие шикарные, как у Верки. У Верки их целый водопад, а у Ирки всего лишь искусственная копна.

– Это не Тайницкие ворота… – покачиваясь над очередным кустом, страдальческим голосом сообщил Гнездилов. – Ой мамочки… ой… – Издав утробный звук, он согнулся пополам. – Я… Тайницкие… знаю… большие… а эти… ой мамочки, ой… ой… ой… маленькие…

Костя и Верка старались не смотреть в его сторону, а тем более вникать в его бормотание. Верка, которая отличалась стыдливостью, еще и покраснела.

Город казался вымершим: ни огонька, ни звука, только Москва-река блестела между зубцами Кремлевской стены. Костя и думать не хотел, что все его старания напрасны. Несколько раз он пытался выйти на связь с генералом Берлинским, но связи не было. А вдруг Зона, думал Костя, уже захватила весь город? Что тогда делать? От этих мыслей его трясло как в лихорадке, и экзокомбез «титан» пытался его лечить, выдавая на поверхность шлема рекомендации, какие лекарства надо принимать. Он потратил на консультации два процента мощности, что было слишком шикарно в данной ситуации. Все без толку. Костя только еще больше нервничал.

– А где Тайницкие? – спрашивал майор Базлов, – Где?! – И все заворачивал вправо, вправо, где не было травы, а вилась асфальтовая дорожка.

– Вот они, Тайницкие… – неуверенно, как показалось Косте, сказал Гнездилов, когда разогнулся. – Левее, где за изгибом стены следующая башня, а это Благовещенские… – Ему на мгновение стало легче. Он тяжело вздохнул и попробовал выпрямиться. – Мне ли не знать? Мы здесь с Кириллом Васильевичем все облазили… Ой мамочки!..

– Ну, во-первых, не облазили, а, наверное, бухали! – с насмешкой заметил Базлов. – А во-вторых, вот она, Тайницкая! Вот он вход. Чего еще надо?!

Чего он так раскомандовался? – удивился Костя. Действительно, в сумерках уходящего дня темнели какие-то ворота. Но вовсе не прозрачные, в которых должен был колебаться, словно горячий, воздух, как рассказывал Иван Лопухин, а самые что ни на есть настоящие – деревянные, с коваными навесами и бронзовыми ручками, такими огромными, словно они предназначались для великанов, а не для людей.

– Может, и бухали… – проворчал Гнездилов, – но все равно это никакая не Тайницкая, а Благовещенская башня. Ой, мамочки… мне ли… ой, мамочки… не знать?..

– Вначале протрезвей! – посоветовал Базлов, направляясь к башне.

Костя никак не мог решить, куда идти: с одной стороны, «анцитаур» трезвонил на всю вселенную, что надо двигать влево, а с другой – Олег Павлович был весьма убедителен. Тем более танкист, которому перед боем вкладывали в голову всю информацию о Московском Кремле, прошедший все круги ада Зоны, боровшийся с «протеиновыми матриксами». Я бы таким, как Олег Павлович, жизнь доверил, неожиданно для себя решил Костя. Нравился ему Олег Павлович, несмотря на то что был слегка неуравновешен. Ну, а кто уравновешен в Зоне? Никто! То-то же!

Ну ладно, думал он, словно уговаривая «анцитаур», посмотрим на эту башню, что с нами сделается? «Анцитаур» надрывался: «К черту! К черту! К черту!» Но в Косте проснулось непонятное упрямство. А потом, если что, сходим к той, уговаривал он камень судьбы. Он только совсем забыл, что времени-то осталось всего ничего – до рассвета. Ну, может, чуть больше. А потом здесь будет атомный ад. Гнездилов отлепился от куста и поплелся по синусоиде следом за ними. Дуська залезла на Веркино плечо и шипела оттуда на него. Оказывается, все объяснялось тем, что она не любила пьяных.

– Тятя всегда ей на хвост наступал, когда напивался.

Дуська орала на всю окрестность:

– Мяу-у-у!!!

Несомненно, у нее были неоцененные вокальные данные. Верка едва удерживала ее.

– Боязно мне, Костя, боязно…

– А зачем шла? Сидела бы дома.

В сумерках ее глаза стали бездонно-синими озерами. Костя на мгновение усомнился, правильно ли он делает, рискуя ее жизнью, а с другой стороны, он помнил, какой она была в чулане – нежная и желанная. Запутался я окончательно, тяжело думал он, страдая прежде всего от собственного душевного дискомфорта. Оказался бы рядом Бараско, он подсказал бы, что делать. Ред сказал бы: «Да пошли ты этих женщин сам знаешь куда и живи спокойно». И был бы прав.

– Тятю жалко, – шмыгнула Верка носом, – отымут у него Серко… Отымут…

– Почему сразу отымут?

– Потому что подрался… а Илья Дмитриевич запорют до смерти!

Ага, вот в чем дело, сообразил Костя. У нас бы просто лишили премии.

– Не отымут! – уверенно сказал он. – Мы не дадим.

Она снова шмыгала носом и жалобно смотрела на него:

– А где это мы, Костя?.. Места совсем не такие, как у нас. Вроде бы похожие, но другие…

– В настоящем, – ответил он нехотя, – в две тысячи пятьдесят втором году. А места те же самые – Московский Кремль. Самый что ни на есть настоящий.

– Дома я чего-то не вижу…

– Да… – согласился Костя, – твоего дома здесь нет.

– А разве так бывает?..

Костя подумал, что, если он расскажет Верке, что на месте Царев-Борис дворца построили нелепое сооружение, никак не вписывающееся в средневековую архитектуру Кремля, если он расскажет, что действительно здесь происходит, расскажет о Зоне, о Полосе отчуждения, о современном городе-мегаполисе, который лежит в таинственной темноте, она испугается до смерти, а кошка Дуська снова сбежит. Лови ее тогда!

– Знаешь что? – сказал он, вдруг поняв, как ему надо поступить. – Мы твоего батю найдем, и вы вернетесь домой. Я тебе обещаю.

Не надо делать жизнь сложнее, чем она есть, подумал он, мрачнея от собственной решимости, потому что все равно ничего хорошего не получится. Пусть там счастлива, там она все понимает. А здесь? Здесь я сам не все всегда понимаю. Здесь тоскливо, скучно и печально, а еще – опасно. От этого решения он сделался еще мрачнее.

– Все равно страшно, и тятя пропал…

– Да здесь он! – радостно закричал Базлов, ухватившись за ручку ворот. – Здесь! Куда ему деться?!

– Что ж ты кричишь на всю вселенную? – с возмущение обернулся Костя.

Но ворота, словно живые, сами дернулись – раз-два, поддались со скрипом. Костя потянул левую створку. Базлов – правую.

Верка рванулась:

– Тятя!..

Пьяный Гнездилов заорал в тот последний момент, который отделяет живых от мертвых:

– Засада!

Костя, который мало что мог различить из-за створки, все понял. Экзокомбез «титан» за мгновение до этого опустил шлем, и на его поверхности Костя увидел тени «протеиновых матриксов», затаившихся в глубине башни.

– Куда?.. Куда?.. – успел он воскликнуть вслед Верке и, схватив ее в последний момент за подол сарафана, дернул что есть силы.

Дуська истерично мяукнула. Верка своевременно улетела в кусты.

Что произошло затем, как-то вывалилось из его памяти. Остались только фрагменты событий, которые он потом собирал по кусочкам, складывал один к другому, как пазлы, и наконец у него получилась более-менее целостная картина.

Базлов! Он первым потерял ориентацию. Эх майор, майор… Но у Базлова был пистолет и какой-никакой опыт Зоны, недаром же мы болтались в ней все это время, с горечью думал Костя, пытаясь оправдаться хотя бы в собственных глазах. А я ведь на него полагался, как на самого себя, я же не думал, что он так глупо побежит навстречу смерти! Не похоже это было на него.