– Я не пьянею, – сообщил боец и с надеждой посмотрел на Бараско. – А реакция у меня только лучше. Ну дай глотнуть!

Но разжалобить Бараско было практически бесполезным делом. Он только поцокал языком.

– Кузьма! – одернул бойца водитель.

– Ладно! Тоже мне, чертовы сталкеры, – пробормотал боец, – мало мы вас давили… – И отвернулся к окну.

Костя ожидал, что сейчас Бараско снимет очки в золотой оправе, посмотрит на бойца, как питон, а потом накажет его по полной программе, но Бараско почему-то промолчал. Должно быть, из-за меня, огорчился Костя и неприязненно покосился на бойца.

– Чего пялишься?!

– Хочу морду твою запомнить, – сказал Костя, – чтобы потом знать, кому ее набить.

Кузьма дернулся, но Костя с какой-то звериной легкостью обхватил его правой рукой за шею, подмяв под себя, и вдруг понял, что может ее сломать, как спичку. Кузьма еще раз дернулся, но как-то вяло, сразу обмяк и, несмотря на свои внушительные габариты, притих. Через мгновение он уже хрипел. Черная вязаная шапочка упала с его головы на пол.

Водитель ударил по тормозам, «тигр» пошел юзом, и Костя отпустил Кузьму. Водитель и Бараско неприязненно посмотрели на бойца.

– Жив? – спросил Бараско, набрал в рот водку и выплеснул ее в лицо Козьме.

– Да жив, жив, – миролюбиво констатировал водитель. – Он у нас горячий больно.

– А зачем такого взяли?

– Какого дали, такого и взяли. В принципе он так парень ничего. Здоровый больно, вот и воображает из себя Рембо.

Боец заморгал, закашлялся и, сделав несколько судорожных вдохов, схватился за шею.

– Ну и лады, – примирительно сказал водитель. – Дай сюда автомат! – приказал он. – Теперь сиди тихо, пока мы не доедем.

Кузьма потрогал загривок и пожаловался:

– Он мне чуть шею не сломал.

– Будет тебе наука, – сказал водитель, заводя двигатель. – Держи язык за зубами. На службе пить нельзя. Устав знаешь?!

– Знаю… – вяло среагировал Кузьма и уткнулся лбом в окно.

Развязка на тридцать третьем километре МКАД походила на муравейник. Люди пытались выехать на Варшавское шоссе. В воздухе кружились вертолеты. Кое-где на обочине Костя заметил палатки. Они тянулись вплоть до автосервиса справа, ворота в котором были распахнуты, а ангары – пусты. На стене красовалась надпись мелом: «Машин и бензина нет!!!» Внутри находились люди. Они спали на бетонном полу и под навесами.

Там, где были съезды в сторону города, стояли бронетранспортеры, военная полиция и кареты «скорой помощи».

– Мы здесь вчера проезжали. Никого не было. Все началось сразу после первого выброса, – сказал водитель. – А когда случился второй и объявили эвакуацию, народ попер, словно лавина.

– Успеют за три дня? – спросил Бараско.

– Должны, – зевнул водитель. – Говорят, ядерную бомбу будут применять?

– Ну-у-у… – возразил Бараско. – Может, до этого и не дойдет. Не зря же мы едем? Правда, Костя?

Костя поправил дробовик, который ему мешал, поправил диск, который впился в бок, и степенно ответил:

– Ничего не знаю, приедем – оглядимся. Там видно будет.

Он понял, что «титан» включил экзомышцы, и это придало ему уверенности. Это ж надо, подумал он с тихим восхищением, такого здоровяка придавить, и почти миролюбиво посмотрел на Кузьму, у которого шея сделалась бордового цвета, а физиономия налилась кровью, как спелая вишня соком. Кузьма делал вид, что занят разглядыванием толпы.

В Аннино народу было видимо-невидимо. Все скверы и парки были забиты толпами с баулами и домашними животными. Собаки лаяли, кошки мяукали. Троллейбусы, которые не могли двигаться в такой тесноте, спихнули на тротуары. Машины не могли проехать из-за пробок. Горели костры. Люди ругались и стонали. Должно быть, все ждали автобусов, чтобы бежать в провинцию.

Дальше ехали молча, пораженные увиденным. Уже и Варшавское шоссе плавно перешло в Тульскую улицу, а картина все не менялась. Казалась, вся Москва перемещается на окраины.

На Серпуховской площади у них впервые проверили документы. Здесь уже было заметно меньше народу, и он был не таким озабоченным, а очень даже деловым – шнырял туда-сюда, нагруженный мешками и чемоданами.

– Слушай… – удивился Бараско, – по-моему, они обносят квартиры!

Водитель показал пропуск. Военный полицейский козырнул, и их пропустили, предупредив, что впереди сплошные проверки.

Когда они разворачивались на эстакаде, чтобы попасть на Мытную улицу, водитель сказал:

– Ого! Посмотрите…

Возле бетонного забора расстреливали четверых, которые стояли обреченно, не в силах бежать. Затрещала длинная очередь, словно одновременно забили несколько сотен гроздей, и мародеры упали в грязь. Расстрельная команда, забросив автоматы на плечо, развернулась и ушла.

Снова ехали молча, словно наконец сообразили, что игрушки кончились и началось серьезное дело. Даже у Кузьмы прочистились мозги.

– Дай автомат! – потребовал он. – Дай!

– А ерепениться не будешь?

– Не буду!

Если над окраинами Москвы, как всегда, ходили бело-серые весенние тучи, то в центре они были черными, как в предвестии бури, и венчало их над Кремлем белое кольцо лохматых облаков с закрученными против часовой стрелки завихрениями. У Кости возникло ощущение, что вся эта масса тихонько вращается. От этого он почувствовал, что голова у него закружилась, и вообще, смотреть на странное кольцо было неприятно, словно оно отторгало любой взгляд и не пускало внутрь себя никого и ничего.

– Я же говорю, – уверенно сказал Бараско, – закрывают объект от спутников. Слышал, что в округе жители страдают страшными мигренями, кошмарами и несварением желудка.

– У моего кума уже месяц давление прыгает. Еле откачивают. Так он живет где? На Волгоградском проспекте!

– Это же недалеко.

– Вот и я о том же. Эта чертова штука воздействует на людей.

– А почему белый обод? – с почтением в голосе поинтересовался Кузьма.

– Потому что терроид, – объяснил Бараско.

– А-а-а… – учтиво среагировал Кузьма.

Костя готов был дать руку на отсечение, что Кузьма не знает, что такое терроид.

– Какой-нибудь магнитный след, – сказал водитель, поглядывая через переднее стекло на небо.

– Мне это все сильно не нравится, – сказал Кузьма. – Зачем терроид повесили?

Ему никто не ответил.

– Ты там еще не уснул? – оглянулся Бараско на Костю.

– Да вроде нет, – встряхнулся Костя.

– Сейчас приедем. Генерал тебе еще напутственное слово должен сказать.

– Хорошо бы, – согласился Костя.

– Ты его там не особенно огорчай, – попросил Бараско. – А то он переживает, как за любимого дитятю.

– Ладно… – вздохнул Костя, – что я, не понимаю что ли? Ему за меня, наверное, звездочку снимут?

– Хорошо бы так, – добродушно заметил водитель, – а то могут и погоны. Может, глотнешь для храбрости?

– Ну давай.

Водка проскочила в желудок как-то незаметно, и то, что держало и сковывало Костю, вдруг куда-то пропало, исчезло. Алкоголь действовал безотказно. Костя вдруг понял, что ничего страшного с ним не случится. Просто не может случиться по природе вещей. Он так и подумал: «Вынюхаю и вернусь назло всем!»

– Слушай, – попросил он Бараско, – может, заскочим на пять минут?

Они как раз подъезжали к Крымскому мосту.

– Не положено.

– Чего, жалко тебе что ли? Может, это мое последнее желание? – Костя вдруг ощутил такую уверенность, которую не ощущал последний год, если не больше, словно у него появилась цель в жизни, и этой целью была Зона.

Бараско помолчал, раздумывая, и спросил у водителя:

– Чего, заскочим?..

– Куда?

– Да в Третью больницу, здесь рядом, направо.

– Знаю. А зачем?

– Да зазноба у него там.

– А-а-а… – добродушно улыбнулся водитель. – Дело нужное. Но только на пять минут, а то – сам понимаешь.

– Ясное дело, – согласился с ним Бараско и подмигнул Косте.

Сердце у Кости яростно застучало. Желание увидеть Леру заслонило все остальные чувства: и неприязнь к Кузьме, и раздражение из-за Бараско, который все еще казался не тем Бараско, которого он знал в Чернобыле, и сам факт движения в сторону Кремля. Из-за Леры он готов был пойти куда угодно, хоть к черту в пасть. «Только одним глазком, – думал он, – и – в Зону».