И тут я увидел мать Лейлы. Она была одной из немногих женщин, присутствовавших на приеме. Женщина стояла среди гостей у окна так, что была видна только ее спина. Иногда мне удавалось уловить ее профиль, но большей частью она неподвижно стояла возле окна. Волосы ее были зачесаны кверху, на ней была светлая блузка и жемчужное ожерелье, известное мне по свадебным кадрам. Рассматривая в бинокль затылок женщины, я надеялся, что она все же повернется ко мне лицом. Вдруг в воздухе раздался тихий гул, словно приближался рой жужжащих пчел. Я направил бинокль на ряды дворов, металлических цехов, контейнеров, офисных построек, потом оглядел чистое голубое небо, но не увидел ничего, что могло бы вызвать этот гул. Только при второй попытке я заметил между фирмой стиральных порошков и экспедиторской конторой вереницу автомобилей, тянущихся друг за другом бампер в бампер.

Взглянув еще раз на курящих охранников, которые, сидя внизу, явно не слышали этот гул, я сполз с крыши, перелез через забор и побежал к условленному месту.

Вдоль улицы перед складом контейнеров припарковалось пятнадцать темных автомобилей представительского класса примерно с пятьюдесятью пассажирами. Впереди колонны стоял албанец, окруженный небольшой группой «соратников», остальные в ожидании сидели в своих шикарных авто с кожаными сиденьями, сверкая белыми кроссовками или лакированными ботинками ручной работы венгерского производства. Моторы были выключены, и, когда все умолкали, наступала такая тишина, что слышалось легкое пощелкивание зажигалок.

— Чтобы нейтрализовать охрану, мне нужны тот невысокий и еще два крупных парня.

Албанец кивнул стоящему рядом «коллеге». Тот обошел вереницу машин и немного погодя привел трех парней соответствующего телосложения.

— Вы сказали своим людям, чтобы они не трогали женщину с черными волосами?

Албанец снова кивнул.

— И то, что вначале я буду говорить с Аренсом?

— А как мы его узнаем?

— Узнаете. Я возьму его первым, и мне он будет нужен на пару минут.

— Ладно.

Он сделал кивок в сторону машин, и в следующий момент полсотни дюжих молодцов, вооруженных до зубов, уже стояли на мостовой. Среди них я заметил несколько вертлявых типов — из тех, кто носит золотые цепи на шее, — но основная масса производила впечатление серьезных парней с железными нервами, которым позавидовал бы любой спецназ.

Албанец сказал пару слов по-албански, пять человек отступили к машинам, а «спецназ» двинулся в наступление. Когда парни остановились у стены, которая не просматривалась со стороны кирпичного здания, и поставили лестницу, я, маленький толстяк и два громилы проскользнули к въездным воротам. Эти трое оказались нехилыми ребятами. Им не понадобилось и двух минут, чтобы свернуть шею гессенцу и двум другим охранникам, выволочь их на улицу через полуоткрытые ворота, снять с трупов костюмы и, переодевшись в них, снова проскользнуть во двор.

Я, видимо, сильно очерствел за последнюю неделю, но после увиденной у «Нью-Йорка» картины бесчисленных трупов убийство стало казаться мне чем-то неизбежным, почти само собой разумеющимся явлением. При этом я, сам того не сознавая, делал различие между теми, кого прикончили или должны будут прикончить сегодня, и рэкетирами, которых мы хлопнули у Ромарио. Возможно, это объяснялось тем, что в тот момент я еще не привык к убийству, как сейчас, и в смерти «наших» двух бандитов чувствовал личную вину. В моей памяти четко отпечатались лица моих жертв, в то время как гессенец и те два шкафа, даже будучи живыми, были для меня просто серыми пятнами с пистолетами.

Когда я дошел до лестницы, последние «бойцы» уже перелезали через стену. Я поторопился, чтобы быть вместе с албанцем во главе колонны. Без единого звука люди албанца проникли в дом и поднялись по лестнице. Авангард из двух человек укокошил еще одного охранника, сидевшего у двери, ведущей на второй этаж. Затем мы проскользнули в коридор, где слышался звон посуды и позвякивание бокалов.

Албанец дал команду остановиться и, взяв меня за плечо, указал на открытую дверь в десяти метрах от нас.

— Ваш выход. Берите женщину и Аренса и проходите в следующее помещение. У вас одна минута.

Я ошарашенно посмотрел на него и, если бы не такой цейтнот, мог даже поблагодарить его.

— Ну, давайте же!

Я двинулся вперед, по пути сунув пистолет в карман брюк, вошел в конференц-зал и секунд двадцать оставался никем не замеченным. У меня было время справиться с шоком, вызванным видом черноволосой женщины с жемчужным ожерельем, с темными глазами и широким носом.

Кто-то спросил меня о чем-то по-хорватски, и в эту секунду меня увидел Аренс. Вначале он просто удивился, затем сморщил лоб, вероятно задаваясь вопросом, как это я оказался здесь, и как мне удалось миновать охранников. Потом мышцы его лица напряглись, и, опустив голову, он медленно и грозно двинулся в мою сторону.

— Решил умереть? — тихо спросил он, явно желая избежать скандала в разгар ужина.

— Нет. Это вы решили умереть, коли набрали таких недотеп в свою охрану.

Он автоматически посмотрел на дверь.

— Туда не смотреть и держать рот на замке. Там, за дверью, стоят три дюжины вооруженных до зубов парней, чьих дружков вы сегодня утром замочили и…

— Что?

— Я сказал — молчать. Албанец остался жив.

— Жив?!

— Я нечетко выразился? Сейчас здесь будет бойня! А теперь идите со мной, у меня есть к вам пара вопросов, может, я и сохраню вам жизнь. Считаю до трех, потом следуйте за мной. При счете «пять» вы труп.

Свирепость на его лице сменилась полной растерянностью, лицо побелело. Я схватил его за руку и вывел в коридор. Вынув пистолет, я ткнул им в спину Аренса, как вдруг услышал на другом конце какое-то шипение. Здание, казалось, начало вибрировать.

Мы были у двери первого офисного помещения, когда я услышал голос албанца и звуки падающих бокалов. Кто-то говорил примирительным, почти дружественным голосом. Встретились явно старые знакомые.

Я втолкнул Аренса в комнату, закрыл за нами дверь, а когда рядом разверзлась бездна и разразился настоящий ад, зарычал ему на ухо, чтобы он назвал мне имена тех двух убитых нами рэкетиров и сказал, где находится мать девочки, которую я три дня назад взял из лагеря беженцев.

— ?!

— Ведь Грегор и те две шестерки, которым я переломал ноги, все вам доложили.

— Да, все ясно…

Потом началось нечто невообразимое. Сначала Аренс, злорадно воззрившись на меня, дико расхохотался. Я на миг растерялся, слишком поздно услышав, что возня переместилась в коридор. Дверь в комнату с треском вылетела, и дядя Звонко с ножом в руках, кипя от бешенства, бросился на меня. Разумеется, он спасал себя, пытаясь увернуться от кого-то, но это не облегчало моей участи. Не медля ни секунды, я выпустил несколько пуль ему в живот. Он рухнул прямо передо мной. За ним с выпученными, налитыми кровью глазами гнался один из людей албанца — из тех, кто носит золотые цепи на груди.

В этот момент Аренс подбежал к окну и рванул его ручку. Человек албанца не долго думая выпустил в него всю обойму. Я опустил пистолет, почти безучастно наблюдая за происходящим. Аренс, корчащийся на полу, с застывшей на губах злорадной усмешкой, напоминал свиную тушу. Эта картина долго еще стояла у меня перед глазами. Я отвел взгляд от этой мерзости и выглянул из окна. В оконном стекле автомобильной лавочки отражалось заходящее солнце. Какое-то смутное чувство подсказывало мне: что-то не так.

Скоро все было кончено, и топот шагов огласил весь коридор и лестничный пролет. Тот, который был с цепью, исчез несколько минут назад, и, когда албанец вошел в помещение, я уже сидел один на письменном столе и курил сигарету. Он держал за руку темноволосую женщину. Блуза ее была изорвана, на бледном лице блестели слезы, губы дрожали и дергались веки.

Албанец бросил взгляд на то, что осталось от Аренса, потом кивнул в сторону женщины:

— Вы, кажется, кое-кого забыли?