Он снова скептические взглянул на меня, потом уголки его рта медленно поднялись вверх, а в глазах блеснул заговорщический огонек.
— Вот это вы точно заметили.
— Ладно, — отмахнулся я, — это я так сказал. Но все же попробуйте описать того человека, которого вы видели из бара Хайди.
Судя по его описанию, это был коренастый жирный тип с толстыми губами, по-видимому, тот самый подручный Аренса, который заехал мне по носу. Я поблагодарил моего нового друга с ку-клукс-клановскими замашками за информацию и, хлопнув себя по лбу, пошел к машине.
Когда я заводил двигатель, Лейла спросила:
— Что тебе сказал этот пидор с серьгой?
Мне, видимо, надо было познакомить их друг с другом — они бы быстро нашли общий язык, перешагнув через некоторые предрассудки.
— Взрыв газа, как я и подумал.
— А ты долго с ним трепался.
— Да, оказался милым человеком. Рассказал немного об этом районе. Со следующего месяца мне придется бывать здесь ежедневно.
Я проехал на своем «опеле» мимо машины скорой помощи и кучек зевак. Уловив обрывки разговоров типа «черномазый сыщик» и «грязная свинья», я влился в плотный поток машин. Был час пик.
— Я тебе не верю.
— Хм.
— Взрыв газа, говоришь?
— Да, — ответил я, улыбнувшись и как бы говоря: «Можешь делать что угодно, все равно не разозлюсь». К сожалению, ей было глубоко плевать на мою улыбку.
— Сначала раздолбал весь интернат, избил Грегора, а потом едешь смотреть новый офис?
— Это было по пути. А почему нет?
— Я тебе не верю. Ты дрянной человек. Ты мстишь Грегору из-за Аренса. А сейчас мы едем назад — точно той же дорогой.
Как я мог ей все объяснить? Проще всего было сказать правду, и я сказал. Удивительно, но она все выслушала спокойно, без истерики.
— Ладно, черт с ним, с твоим офисом. У меня своя проблема, и я за все плачу. Ты должен сначала найти мою мать, у нас такой уговор.
До сих пор я не спрашивал ее о прошлом — да, собственно, и не хотел этого знать, — но вдруг представил себе, что эта девочка могла пережить во время войны в Боснии. Возможно, в сравнении с пережитыми ужасами на своей родине взрыв какой-то конторы в стране «мерседесов» казался ей сущим пустяком.
— И он будет непременно выполнен. Не беспокойся.
— Ладно. А почему ты наврал насчет офиса?
— Потому что твоя мать, возможно, находится у Аренса, а я не хочу, чтобы ты волновалась за нее.
Она задумалась.
— А я и не волнуюсь. Моя мать сильная.
Эх, детка, подумал я, может быть, твоя мать и сильная, но не настолько, чтобы возвратиться к тебе. Не смогла же она вернуться в интернат в прошлое воскресенье. И как ей защититься от бандитских ножей, кастетов и пистолетов. Если Аренс узнает — а он уже наверняка узнал, что я вывез тебя из интерната, — то обязательно будет шантажировать меня. Что делать? Предложить себя в заложники в обмен на ее мать, чтобы меня потом, возможно, кокнули, я, честно говоря, был не готов.
Как объяснить ей все это? Вместо этого я просто сказал:
— Я в этом не сомневаюсь. Достаточно посмотреть на ее дочь.
— Ее дочь? — начала она, впервые улыбнувшись с момента моего появления в интернате. — Да, мы все сильные люди. — И после небольшой паузы неожиданно доверительно добавила: — Послушай, ты не пожалеешь, если освободишь мою мать. Она тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — согласился я, заметив к собственному удивлению, что при этих словах мое сердце забилось чаще.
Через десять минут мы подъехали к моему дому, и я с облегчением вздохнул при виде мирно стоящего, не разрушенного бомбой здания. Хотя моя квартира тоже плохо отапливалась и не отличалась изящными обоями, все-таки это место было мне милее, чем мой, теперь уже бывший, офис. Слибульский часто спрашивал, не подыскать ли мне что-нибудь поприличнее, чем двухкомнатная халупа в новостройке. Но эта квартира полностью удовлетворяла меня. Я вырос и всю жизнь провел в новостройках, а низкие потолки и неистребимые запахи бытовой химии действовали на меня так же благотворно, как на некоторых людей — запах рождественского печенья.
Приняв душ и постелив Лейле чистое постельное белье, я показал ей душевую, вручил чистое полотенце и ответил на вопрос, сколько программ принимает мой телевизор, чем вызвал у нее бурю восторга. Потом заказал в турецком ресторане большую порцию мяса в горшочке, салат и сыр в количестве, достаточном для рейса дальнобойщика. Пока Лейла плескалась в ванне, налил себе рюмку водки и позвонил домоуправу, то бишь торговцу овощами.
— А, господин Каянкая! — раздался из трубки приветливый голос лавочника.
Сначала я принял его тон за предвестник ночи в обществе проститутки и уже хотел попросить вести себя немного тише ввиду присутствия Лейлы, но потом смекнул, что мы впервые говорим с ним по телефону и эта форма общения, исключающая всякий зрительный контакт, по-видимому, очень веселила его. Я давно привык к тому, что лавочник постоянно искажал мое имя и постоянно ввертывал свой коронный вопрос: «Ну и когда возвращаемся на родину?» На этот раз он ограничился обычной фразой: «Чем могу служить?»
— Видите ли, мне неловко говорить об этом… — Я сделал паузу, во время которой почувствовал его прерывистое дыхание. — Как вам известно, я являюсь частным детективом, и время от времени имею дело с людьми, м-да… с которыми лучше бы не иметь никаких дел. Вы меня понимаете?
Он помолчал, потом осторожно ответил:
— Честно говоря, не очень.
Это было вполне логично.
— Тогда скажу напрямик. — Я прокашлялся. — Речь идет о сутенерах, а вернее, о целой банде сутенеров. Это очень крутые ребята, русские, мафия. Вы что-нибудь слышали о русской мафии?
— Э-хм, — он поперхнулся.
— Ну, например, — попытался я помочь, — пару лет назад в одном элитном борделе произошла резня — убили десять проституток и с дюжину сутенеров, точное число не могу назвать. Все это было дело рук русской мафии. А прошлой осенью шлепнули несколько человек, которые устроили оргию с проститутками по вызову… Во всех газетах писали об этом случае. А звоню я вам вот по какому поводу. В связи с расследованием одного дела мне пришлось встретиться с боссом одной из этих группировок. Когда я назвал ему свой адрес, чтобы получить от него кое-какую информацию, он почему-то сильно помрачнел. В этом доме, сказал он с ненавистью, живет одна свинья, которая очень портит ему нервы. — Я почувствовал, что на другом конце провода наступила мертвая тишина. — Вот такая молва идет о нашем доме… В общем, я попросил описать мне эту… ну, свинью, как он выразился, тем более что это мог быть кто-то из моих соседей, и, судя по описанию… Вот я и решил предостеречь.
Я сделал глубокий вдох и твердым голосом продолжал:
— Мне очень жаль, я уверен, что это ошибка, но его описание в точности совпадает с вашей внешностью. — Я сделал паузу. — Алло?
Я услышал отдаленный шум, напоминающий последний вздох умирающего.
— Алло, вы меня слышите?
«Покойник» опять вздохнул и потом почти шепотом ответил:
— Этого не может быть. Поверьте, я не…
— У меня была в точности такая же реакция. Не может быть, чтобы мой сосед, владелец овощного магазина… Я хочу сказать, что мы оба знаем… Я вполне вас понимаю, в конце концов, мы все живые люди, и то, что вас время от времени посещают женщины, — это дело житейское.
— Ну… да… хм…
— Можете ничего не объяснять. Будьте уверены, я никому не скажу ни слова, насколько позволят обстоятельства.
— Спасибо, господин Каянкая, поверьте, мне крайне неприятно.
Каянкая… Подумать только, он без запинки выговорил мое имя. Я представил себе, сколько трудов стоило ему все эти годы коверкать мое имя.
— Да что вы, какие пустяки! Наверняка все скоро выяснится и окажется чистым недоразумением. Но прежде чем это произойдет, я вынужден просить вас об одной услуге. Внимательно проследите, кто ошивается вокруг нашего дома. Особенно по ночам. Насколько я знаю этих типов, они способны подложить вам бомбу в квартиру, взорвать магазин или подослать команду боевиков. С ними шутки плохи: оставишь синяк на их девчонке, будешь на всю оставшуюся жизнь прикован к инвалидной коляске.