Конечным пунктом их блужданий по магазину были кассовые аппараты. «Будто в общественной бане, когда все идут мимо дежурного» [7], — подумал Кодзима, улыбнувшись про себя неожиданному сравнению.
Однако современные места дежурных контролёров были оборудованы на высоком уровне. Из двенадцати касс работало четыре, и по всем четырём проходам бодро продвигались покупатели. Молоденькие девушки у касс работали с бешеной скоростью, будто за ними кто-то гнался. Все расчёты производила машина — не то что в общественной бане, где счёт выписывают вручную.
— Вот эти подставки с несколькими полками, где у нас разложены готовые продукты и разные бакалейные товары, мы называем «гондола», — пояснил Итимура, когда они оказались перед отделом кулинарии и полуфабрикатов. — Почему именно «гондола», я и сам не знаю…
— Ну, что касается меня, господин Итимура, то я и о вашей «гондоле» впервые слышу, и обо всём, что вы там говорили об обработанных продуктах, полуфабрикатах, бакалее и прочем, тоже никакого понятия не имею.
— Ну, обработанные продукты и бакалея — это тоже всё продтовары. В японских супермаркетах к ним обычно относят всё, что не является свежими скоропортящимися продуктами. Закрытые бутылки, консервы, молочные продукты, сласти. Отдел, в который эти товары поступают и который ими в дальнейшем ведает, называется бакалейным.
Они двинулись дальше.
Незнакомые термины сыпались на Кодзиму как горох. Сортовой товар и несортовой, обычные цены и дисконтные, витринный ярлык, ценник, лицевая сторона, лидер продаж, смешанный товар, стенды с муляжами, стенды с подложкой, без подложки, хвост гондолы, ломовик (особо тяжёлый товар для прилавков), мясной блок…
— Зады тоже будете смотреть?
— Зады?
— Ну да, там, за перегородкой — за кулисами, можно сказать, где товары разделывают и расфасовывают. Опять-таки склад…
— А как же! Покажите непременно!
Итимура повёл Кодзиму к прилавкам, где фасовали и раскладывали овощи, фрукты, рыбу и моллюсков, потом на склад бакалейного отдела. Гостю всё было в диковинку. Сейчас для него каждая увиденная деталь приобретала первостепенное значение.
К большому удивлению Кодзимы, все работники магазина без исключения были очень молоды. У него в банке «Сэйва» таких молокососов к настоящей работе не подпускали.
В рыбном отделе возился с товаром какой-то парнишка лет двадцати с небольшим. Итимура представил его как заведующего отделом. На парне был водонепроницаемый фартук и высокие резиновые сапоги. В правой руке он держал длинный рыбный нож. Во всей его стати и повадках чувствовалась солидность уверенного в себе человека, которому поручено управление рыбным отделом большого магазина. Где-нибудь в банке или крупной компании любому потребовались бы долгие годы, чтобы подняться до такого положения по служебной лестнице.
Бросалось в глаза и то, что у многих работников были длинные волосы, до плеч.
— Вы, значит, длинные волосы разрешаете? И что покупатели говорят? Торговле это не вредит?
— Есть немного. Да ведь что поделаешь! Фирма у нас небольшая, людей нанять не так-то просто, так что многого мы с них требовать не можем — тут уж не до причёски. У нас не то что в крупной компании.
В последнем замечании Кодзиме послышалась нотка иронии.
Было заметно, что в целом все работники относятся к своему делу серьёзно и дурака не валяют. Осматривая супермаркет, Кодзима с самого начала задался целью проверить, какой персонал здесь задействован. Это было гораздо важнее определить, чем нынешний масштаб магазина и уровень его продаж. При нижайшем уровне персонала любые усилия менеджеров всё равно нужных результатов дать не могут.
Работники, завидев Итимуру, встречали его вежливыми приветствиями: «Здравствуйте!» или «Добро пожаловать!»
Итимура в ответ тоже бросал: «Привет!» или «Как здоровье?» Впрочем, к некоторым он обращался с конкретными вопросами: «Ну что, с невестой всё наладилось?» или «Как отец-то, поправился?» Чувствовалось, что человеческие отношения между начальником и подчинёнными здесь куда теплее, чем в банке. То ли работа здесь была другого рода, то ли масштаб фирмы, то ли просто такой характер был у Итимуры.
На втором и на третьем этажах продавали одежду.
Эту область курировал сейчас сам Итимура. В последнее время торговля одеждой стала опорой фирмы «Исиэй-стор», основным источником прибылей. Итимура всё объяснял подробно, со знанием дела, но Кодзиме суть дела становилась всё более непонятна.
Прежде всего, за исключением знакомых ему товаров для мужчин, в прочих секциях для женщин и детей были разложены и развешены всё больше малопонятные предметы. Ну что такое юбки клёш и юбки стрейтч, ещё можно было понять, а вот что такое юбки-банан, догадаться было невозможно. Здесь полно было загадочных сокращений, похожих на какой-то особый код. Так, дзянсука [8]означало, видимо, «джемпер и юбка».
Нашлось ещё множество каких-то обозначений, заимствованных из английского: «бейсик», «традишенел», «феминин», «кьют», «тоддлер»… Просто тьма слов, которых в японском языке было не найти. Все эти «молодежки», «недозрелки», «перезрелки», «перестарки» и прочие возрастные категории одежды, весь этот ликвид, неликвид…
— Хватит на сегодня, господин Итимура, — взмолился наконец Кодзима. — У меня уже голова идёт кругом от всей этой информации, больше не могу!
Он и в самом деле чувствовал, что больше не может.
На втором этаже в складском помещении оказался сам директор Центрального вместе с заведующим отделом готового платья. Они вместе вынимали товар из большой картонной коробки. Оба вежливо поздоровались с Кодзимой:
— Очень приятно, директор магазина Манабэ.
— Заведующий отделом готового платья и начальник по этажу Сугаи.
Директор был молодой человек лет, тридцати с небольшим, спортивного сложения. Оторвавшись от коробки, он выпрямился в полный рост и низко поклонился гостю.
Лицо у Манабэ было округлое, широкое, с полными щеками, большим подбородком, высоко поднятыми бровями, мясистым носом и ясными глазами.
Симпатичный мужчина…
Сугаи был совсем другого типа, но по-своему производил сильное впечатление. Когда он уставился на Кодзиму своими большущими глазами, тому вдруг отчего-то стало не по себе, в груди будто что-то ёкнуло. Словно вдруг в столь странном месте откуда ни возьмись появился заезжий красавец. Худощавый, стройный, с узким, слегка вытянутым лицом, он был одет в обтягивающие брюки и свободный пуловер, из-под которого выглядывал голубой воротник свитерка-гольф, казавшийся ещё ярче на фоне белоснежной кожи.
При всей своей неоспоримой красоте, Сугаи Кодзиме не понравился. Что-то в нём было мрачноватое. От него так и веяло холодом. В этой завораживающей красоте словно таилось что-то нездоровое, порочное.
— Они оба у нас в фирме на самом лучшем счету, — заметил Итимура. — Без преувеличения можно сказать, что все достижения Центрального — в основном их заслуга. Были недавно на стажировке в Америке — только что вернулись.
— Молодцы! Вы ведь, наверное, часто посылаете свои кадры в Америку набираться опыта.
— Да уж, не то слово! Когда фирма только разворачивалась, во всём старались подражать американцам, так что малость даже перебрали, я бы сказал. Целые группы туда посылаем на стажировку. Если вы к нам в торговлю перейдёте, господин Кодзима, вам тоже, конечно, надо будет в ближайшее время наведаться в Америку, посмотреть всё своими глазами.
«Что ж, в Америку поехать совсем неплохо», — подумал Кодзима. Проработав десять лет в банке «Сэйва», он так ни разу и не съездил за границу по работе.
— Как вам наш красавчик Сугаи? Не ожидали здесь такого встретить? — спросил Итимура.
Кодзима испытывал, вероятно, те же эмоции, что и любой другой, лицезревший Сугаи.
— Да, хорош собой не в меру, — продолжал Итимура. — Новенькие девицы, которых мы нанимаем, вокруг него так и вьются, но он сам на них ноль внимания. Может быть, просто уже сыт по горло. Говорят, он и у прочих дам, настоящих ценительниц, тоже пользуется популярностью. В общем, от женщин отбоя нет, а живёт холостяком, хотя ему уже под тридцать.
