Эльма попыталась отстраниться, молча взывая к голосу разума.

— Мы не можем…

— Мы можем все.

— Но я…

— Ты самая желанная женщина на земле, — шепнул он. — Самая красивая. Самая лучшая. Будь со мной, Эльма. Здесь и сейчас.

И голос разума умолк, едва пискнув.

Он был нежен, неистов, очарователен. Их руки сплетались, пальцы сцеплялись с пальцами, поцелуи горели на коже. Хотелось приникнуть всем телом и никогда не отстраняться — дикое, невыполнимое желание, которое в такие моменты кажется выполнимым. Эльма шептала имя Кристофа, а он шептал ее имя и говорил ей, как она прекрасна и как хорошо быть с ней. Далеко не все мужчины так умеют. Далеко не все мужчины могут прикасаться так, что хочется провести вечность в их объятиях. Он был один такой — для нее.

Кристоф.

Человек, которого она любила.

Когда они оба немного пришли в себя и лежали обнявшись, Эльма пробормотала:

— Твоя мать нас убьет.

— Если узнает, — возразил Кристоф. Потом, помолчав, уточнил: — Вернее, когда узнает.

— А ты думаешь, что она может узнать?

— Замок — это замкнутый мирок. Наверняка Экберт понял, куда мы пошли и зачем.

— О, но Экберт никому не расскажет.

— У вас с ним не любовь, так что может и рассказать.

— Это старые новости, Кристоф. Мы помирились утром, пока тебя не было.

Он хмыкнул.

— Вот как? Если ты переломила отношение Экберта к себе, то ты практически идеальная женщина, Эльма Фиески!

— Для кого? — уточнила она, чувствуя, как замирает сердце.

— Для меня. Может быть. — Он перекатился на бок и пригреб Эльму к себе так, чтобы смотреть ей в глаза. Насколько можно было разглядеть их в полутьме: света в комнате было очень мало, только тот, что проникал в окно. А немного света может проникнуть в окно старинного замка ночью. — Я не знаю пока ничего и ничего не могу тебе обещать. Ты удивительная, Эльма. Я понял это почти сразу. Может, для других ты и не такая, но мне показалась удивительной.

— Что ж ты на меня рычал, если я такая удивительная?

— Из чувства самосохранения.

— Вот как?

— Да, я не люблю ошибаться.

Эльма глубоко вздохнула, пытаясь разобраться. Нужно было делать это осторожно, чтобы Кристоф не утратил откровенного настроя и не замкнулся — Эльма уже поняла, что такие вещи в его стиле.

— Тогда не стоит торопиться, — рассудительно произнесла она.

— Может быть. А может, и стоит. Я не поторопился сегодня? Эта люстра…

— Вдохновила тебя? — Эльма негромко засмеялась. — И ты подумал, что если сейчас не будешь со мной, то иного шанса может и не представиться?

— Да, именно так я и подумал. — Кристоф произнес это убийственно серьезно.

— О! — Эльма провела кончиками пальцев по его щеке. — Я и не думала шутить по этому поводу. Просто сейчас мне очень хорошо и легко, и я не желаю размышлять о том, что нас обоих чуть не убило упавшей люстрой.

— Хорошо. Давай оставим это на завтрашний день. А сегодня…

— …Есть еще целая ночь, — подхватила Эльма.

Эльма проснулась и, не открывая глаз, пошарила рукой в поисках Кристофа, не обнаружила его и приоткрыла глаза. Только смятые простыни и вмятина на подушке свидетельствовали о том, что он здесь спал. И еще — приятное ощущение во всем теле. Эльма лениво потянулась, словно кошка на солнышке. Прошедшая ночь казалась волшебной сказкой. Неужели это действительно случилось с ней? Кристоф отвел ее в комнату, всю ночь занимался с ней любовью, и их никто не побеспокоил.

Похоже, она недооценивала Экберта! Наверняка благодарить за непотревоженность нужно дворецкого.

Эльма приняла душ, оделась, постаралась придать кровати более-менее приличный вид (хотя слуги наверняка все поймут, в замке сложно скрыть отношения, перешедшие в стадию близости) и вышла из комнаты. В коридоре встретилась улыбающаяся Анна.

— Доброе утро, госпожа Фиески! Господин граф ждет вас к завтраку на лужайке.

— С удовольствием! — Эльма вся сияла. Ей казалось, что она похожа на электрический фонарик.

Кристоф сидел за столиком. При виде Эльмы широко улыбнулся и поднялся ей навстречу. Она подошла, получила легкий поцелуй в губы и уселась напротив.

— Выспалась?

— Как ни странно, да. — Ей хотелось улыбаться все время — так хорошо было. — А ты?

— Как ни странно, да. — Он тоже улыбался. Этим утром все было хорошо. Никакого недоверия, никакого раздражения.

— Завтра мне нужно будет уезжать, — огорченно произнесла Эльма. Эта мысль пришла ей в голову, пока она принимала душ, и слегка расстроила. — Что мы будем делать?

— Мы? — вздернул бровь Кристоф.

— С Блэклоком. Ведь с ним по-прежнему нужно что-то делать! И ведь люстра упала не сама?

— С люстрой все неясно. Экберт не может сказать точно, оборвалась цепь от старости или же ей помогли. Так что эпизод с люстрой мы обозначим как сомнительный.

— Ну хорошо, но тормоза в моей машине и пожар… А кстати, где моя машина?

— Ее доставят сегодня к вечеру.

Эльма вздохнула.

— И Блэклоку за это ничего не будет.

— Пожалуйста, позволь мне самому разобраться со всем этим, — железным тоном произнес Кристоф.

— Почему ты не хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Потому что боюсь за тебя. — Он произнес это, поджав губы.

— Но что со мной может случиться?

— Уже едва не случилось один раз. И я не желаю, чтобы это повторилось. Особенно теперь, когда наши отношения стали чем-то большим, чем просто дружеская приязнь.

Эльма затаила дыхание.

— С этого места мне хотелось бы услышать поподробнее, Кристоф.

— Я не готов сейчас об этом разговаривать. Пока пусть все остается как есть. Сначала мне нужно разделаться с этой неприятной ситуацией. И я не хочу впутывать в нее тебя больше, чем ты уже впутана.

— Но…

— Возражения не принимаются. Сделаешь так, как я сказал.

Эльма разозлилась.

— Ты не имеешь никакого права мне указывать!

— Ты находишься в моем доме и, к сожалению, оказалась втянутой в мои проблемы. Да, я имею право указывать тебе.

Он выглядел совершенно неприступным — лицо приобрело каменное выражение, и Эльма поняла, что не переломит его. Вот упрямец! Ладно, она ведь может действовать сама по себе, без всякого разрешения. Только бы понять, что именно делать.

— То есть я должна выполнять свою работу и сделать вид, что забыла обо всем? — ангельским голоском произнесла она.

— Да, я попросил бы тебя заняться именно этим.

— Хорошо. Я и слова больше не скажу.

Кристоф нахмурился.

— Ты обиделась? — спросил он. — Я делаю все это для твоего же блага.

— Это одна из самых распространенных в мире отговорок, чтобы заняться своими делами с чистой совестью, — кивнула Эльма. — Я не знаю, что ты задумал, но, пожалуйста, будь осторожен. До завтрашнего дня я приму твою отговорку.

— Ладно. Будешь апельсиновый сок?

Отличная смена темы, подумала Эльма. Хорошо. Пусть Кристоф думает, что она успокоилась и не станет участвовать в дальнейшей войне, только он не прав. Все это теперь касается ее больше, чем раньше, и если Кристоф хочет защитить ее, то она хочет защитить его. Что тут непонятного? Эльма понимала его беспокойство, хотя и могла пока только догадываться, на чем оно основано. Просто рыцарское желание защитить даму? Или нечто большее? Ведь Кристоф ничего не сказал ей о своих чувствах, да и она пока не созналась ему, что влюблена. Может быть, она для него всего лишь короткий эпизод, который закончится завтра.

Как бы там ни было, Эльма не намеревалась оставаться в стороне.

Завтрак прошел мирно — тему Блэклока по молчаливому согласию они больше не затрагивали. После того как кофе в серебряном кофейнике закончился, а булочки были съедены все до единой, Эльма отправилась заканчивать работу, а Кристоф — в свой кабинет, где и окопался, словно партизан в лесу. Эльма пару раз заглядывала к нему еще до обеда, чтобы уточнить некоторые детали, касающиеся ее программы, и видела, как Кристоф медитирует над ноутбуком.