— «Райс Лайн» очень много значит для Элли, — он помолчал. — Если вы не против, давайте сходим, выпьем чего-нибудь в «Медном колоколе». И я объясню вам, почему Элли так кипятится.

— С удовольствием, — ответил Стив, глядя на Рупа с симпатией. Он с радостью выслушает любого, кто поможет ему разобраться в Элли. Кроме того, ему хотелось посмотреть, как обстоят дела у Люсьена.

Руп полез в карман рубашки, достал кисет с табаком и несколько листков папиросной бумаги. Он протянул табак Стиву, предлагая ему закурить, но француз вежливо отказался.

— Когда я был маленьким, — снова заговорил Руп, — моя мама часто рассказывала мне стишок о девочке, сделанной из сахара, сластей и разных… не помню, как там, в рифму… разных специй.

Руп насыпал табаку в подставленную бумажку и, свернув сигарету, добавил:

— Вот Элли — как раз такая девушка, в которой слишком много специй. Она все-таки не совсем такая, какой кажется на первый взгляд, — как бы пытаясь оправдать Элли, сказал он.

Стараясь не показать, насколько он заинтересован, Стив просто кивнул и посмотрел вдоль улицы, в конце которой располагался «Медный колокол».

Спустя пару минут Рупер толкнул дверь, и они вошли в салун. В помещении пахло свежими опилками, пивом, стоял густой запах дешевого виски. Но в нем находился сейчас свой круг завсегдатаев. В первый раз, когда Стив приходил сюда с Элли, он был слишком занят, чтобы интересоваться внутренним убранством салуна. Но сейчас, он с любопытством огляделся кругом.

Внутри «Медный колокол» был абсолютно не похож на «Алмаз». Дешевые золотистые обои были оборваны и забрызганы в тех местах, где ковбои неосторожно разливали пиво. На поцарапанных, обшарпанных крышках столов были вырезаны имена многих лихих парней. Это служило доказательством того, что эти лихие парни, приходя сюда, оставляли дома свои хорошие манеры. Однако, в целом, здесь было довольно оживленно, и, похоже, ни один посетитель не жалел, что он пришел сюда.

Люсьена что-то не было видно.

— Я пойду, возьму выпить, а вы пока найдите местечко, — сказал Руп и направился к бару. Опасаясь, что первый день самостоятельной жизни мог оказаться для Люсьена слишком тяжелым, Стив, прежде всего, решил отыскать его. Может, Люсьен пошел искать утешения наверх? Стив направился к большому краснолицему бармену, так как знал, что бармены следят за выбором девушек. Впрочем, сразу и оказалось, что спрашивать нет никакой необходимости.

Из сидящей в дальнем углу группы людей донесся отчетливо различимый акцент Люсьена и громкий женский смех. Эта группа распалась, прежде чем Стив подошел туда. Оказывается, там только закончилась партия «фараона». У стола, без пальто, стоял Люсьен Бурже. Из его нагрудного кармана виднелся толстый кошелек. Совершенно очевидно, что ему повезло сегодня.

— Месье, — Люсьен обрадовано замахал Стиву.

— Люсьен, — Стив, остановившись, покачал головой, — ты меня поражаешь. Дня не прошло, как ты научился играть в «фараона», и что же… Ты уже обзавелся друзьями, подругами.

Рядом с Люсьеном, по-хозяйски положив руку ему на плечо, стояла женщина в ярком, черно-желтом платье. Ее иссиня-черные волосы были собраны на затылке в узел. Несмотря на то, что кое-где в ее волосах светились серебряные пряди, она, наверняка, была в молодости роковой женщиной. Даже сейчас, в своем «бальзаковском» возрасте, она была привлекательна.

— Месье! — взволнованно заговорил Люсьен. — Это Кармен! Кармен Белл. «Медный колокол» принадлежит ей.

— А это мой новый специалист по «фараону», — женщина наклонилась к Люсьену и поцеловала его в щеку. Затем она подмигнула Стиву. — Я еще не видела в жизни таких ловких рук.

— Кармен любезно предоставила мне комнату в своем заведении, — на мгновение глаза Люсьена погрустнели. — Я ей, конечно, сказал, что у нас с вами были планы…

— Нет, — быстро сказал Стив, — мы же договорились, ты можешь делать все, что считаешь нужным.

— Но, месье… То есть, Стив, ты уверен, мне кажется…

— Нет! Оставайся с Кармен и работай у нее.

Люсьен неуклюже подал руку своему бывшему хозяину и с чувством сказал:

— Огромное спасибо за все, что ты… вы сделали для меня.

Дрожь в его голосе выражала его волнение и чувство благодарности сильнее, чем слова.

— Месье, если я вам когда-нибудь понадоблюсь вновь, знайте, что я в любой момент все брошу и последую за вами.

— Будь счастлив, Люсьен, — сказал Стив тоже взволнованно, догадываясь инстинктивно, что у Кармен очень доброе сердце, и она поможет Люсьену в первых, самых трудных шагах его новой жизни.

Стив взял протянутую ему женскую руку и поцеловал тыльную сторону ладони.

— А вас, мадам, я поздравляю: вряд ли вам встретится человек лучший, нежели Люсьен.

— Голубчик мой, я и сама это уже поняла, — нежно сказала Кармен. — Да он же симпатичнее всех ковбоев нашего штата, вместе взятых.

Женщина обняла Люсьена и добавила:

— И готова биться об заклад, я уже втюрилась в него по уши.

Рупер поставил на стол почти пустой стакан, вытер рот тыльной стороной ладони, а потом первым нарушил молчание:

— Ты, похоже, о чем-то крепко задумался, сынок? Если это из-за Элли, то не обращай на нее внимания. Она всегда дерется и кусается сначала, а потом начинает думать. Бьюсь об заклад, что она самая кусачая женщина на территории штата! Она…

— Вы как раз собирались рассказать мне, почему она такая, — откинувшись на спинку стула, Стив поднес ко рту стакан виски и сделал глоток. Рупер опрокинул остатки из своего стакана себе в рот.

— Имей в виду, это только мое мнение, — более спокойно заговорил он. — Вся эта история началась давно: лет десять-двенадцать назад.

Рупер снова наполнил свой стакан:

— Видишь ли, когда Элли родилась, она была прелестной малюткой, каких ты никогда не видел. Пока не умерла ее мать, Элли носила кружева, шляпки и все такое, как и положено молодой приличной леди. Ее матушка следила за этим. Так что Элли начала играть на пианино и танцевать, наверное, раньше, чем разговаривать. Но вот Сара Райс умерла, а вскоре брат. Элли…

— У нее есть брат?

Стив был убежден, что знаком со всем семейством Райсов, и не помнил, чтобы кто-нибудь говорил ему о брате Элли.

— Был! — мрачно ответил Руп. — Они с Элли были двойняшками. Его звали Тимоти. Они были очень дружны, эти братец с сестрицей. Вместе всегда играли, вместе ездили верхом.

Рупер остановился, чтобы выпить, и вспомнил те светлые, мирные дни, когда все было прекрасно и, думалось, что ничего плохого не может с ними случиться.

— Тед Райс любил их обоих, но больше он был привязан к сыну. Особенно он привязался к нему, когда жена умерла от лихорадки, и стало ясно, что Тед никогда больше не женится.

Стив вспомнил свои мысли о том, что, видимо, Элли пережила когда-то большое горе. Теперь рассказ Рупа подтвердил его мысли. Оказывается, Элли потеряла всю свою семью. Интересно, как умер ее брат?

— Что случилось с Тимоти?

На щеке у Рупа дернулся мускул.

— Я как раз подхожу к этому, — сказал он, — так как его гибель сильно изменила Элли.

Руп вздохнул, подумав, не совершает ли он ошибки, рассказывая о личной жизни Элли совершенно незнакомому человеку. Однако, после этого минутного колебания, Рупер решил делать так, как подсказывает ему сердце. Если он прав, то этот француз — не такой уж плохой человек. Надеясь, что он не ошибается, Рупер продолжал:

— Это случилось, как я сказал, лет десять-двенадцать назад. Тимми и Элли уехали с ранчо на своих пони без разрешения, а им это было запрещено, потому что в тот день стояла плохая погода. Думаю, что виноват в этом был Тимми. Он был упрям, как десяток мулов, и значительно больше походил на своего дядюшку Зака, чем на отца. Это все замечали, но, конечно, старались не говорить. Ну вот: они оба попали в водяной поток, вызванный ливнем, и Тимми утонул.

— А Элли видела это?

— Она находилась рядом с братом, и сама чуть не захлебнулась. Потом она подхватила воспаление легких, и мы все страшно боялись, что она тоже умрет. Ну вот, а когда она выкарабкалась, то наотрез отказалась рассказать нам о том, что произошло с Тимми. И только все повторяла, что это ее вина и что она должна была заставить Тимми остаться в тот день на ранчо, как им было приказано. Она всегда утверждала, что должна была вести себя как старшая сестра, так как родилась на несколько минут раньше. А после выздоровления она оделась в одежду своего брата и с тех пор забросила свои девичьи наряды.