Литмир - Электронная Библиотека

Обитатели свалки долгое время оставались равнодушны к переменам, творившимся на окраине у железнодорожных путей, однако в конце концов и в них заговорило любопытство. Поначалу робко и боязливо, но со временем всё увереннее выползали они из своих переулков и приближались к «Последнему видимому псу», дабы вдохнуть свежий, бодрящий воздух культурного возрождения и идейного прогресса.

Вскоре был основан Фонд имени Выхухоля, при котором открылась школа. Курс прикладной физики взялся читать сам Крысий Хват. Молодёжь души не чаяла в своём обожаемом учителе и наставнике, который никогда не воспарял в заоблачные сферы чистой мысли и больше всего на свете любил ремонтировать поломанных заводяшек и чинить в доме разные мелочи.

Квак был избран первым председателем новоявленного комитета по Надзору за Территориями и Разрешению Межлуговых Конфликтов, или НеТ-РаМоК, как его стали все называть. Привнеся в эту организацию свойственные ему прозорливость и мудрость, он постоянно пребывал в разъездах с миротворческими миссиями и принимал делегации жалобщиков, но всё же находил время и для частных посетителей, предсказывая будущее тем, кто приходил за советом, и сочетая браком влюблённые пары.

Форум моды и Клуб домохозяек под совместным руководством слонихи и тюленихи мгновенно приобрёл популярность, и несколько сезонов подряд все модницы свалки сходили с ума по косынкам и повязкам на глаз.

Мышонка с отцом, так многому научившихся и преодолевших все препятствия, так и не уговорили вести курс на тему «Как добиться успеха». Как их ни упрашивали, они решительно отказывались. Секрет прост, объясняли они: надо просто идти вперёд во что бы то ни стало, а этому научить невозможно. Впрочем, они не стояли без дела и по мере сил участвовали во всех начинаниях, которые затевали остальные обитатели «Последнего видимого пса».

Однако все эти новшества и перемены были ещё только впереди. А покамест маленькое семейство, поработав на славу над обустройством гостиницы, вступило в ту пору года, когда можно немного отдохнуть и насладиться плодами своих трудов. Осень давно миновала; дуб шелестел остатками бурой листвы рядом с чёрным, оголившимся деревом гикори. Снег лежал на крыше и дымоходах кукольного дома, с карнизов свисали сосульки. Пёсья Звезда вершила свой зимний путь по мерцающему ночному небу; вывеска скрипела, раскачиваясь под северным ветром; зелёные, синие и янтарные тени разноцветных окошек пятнали ослепительно-белую площадку, а в консервнобаночном камине в гостиной уютно пылал огонь. Год близился к концу. Наконец-то у всего семейства появился досуг, а с ним и возможность в полной мере оценить своё счастье. И счастье оказалось таким огромным, что они поняли: их слишком мало, чтобы вместить его всё целиком.

В канун Рождества, когда колокола в городе вызванивали рождественские гимны, а ночь сверкала звёздами, мышонок с отцом топали по площадке вместе с Кваком, облачённым в тёплую перчатку, и прислушивались к шуму праздничной суеты, долетавшему из гостиной. Слониха присоединилась к ним, и трое заводяшек в дружеском молчании продолжали вышагивать по огороженной поручнями площадке, а гадальщик неторопливо попрыгивал следом. Потом тюлениха в гостиной завела песню, и компания подхватила хором, да так, что в доме задребезжали все окна.

Выпь и зимородок ещё за несколько недель до Рождества отправились разносить приглашения и разыскали всех, без кого на празднике было не обойтись. Прибыли Ворон с супругой; оба нынче были в голосе. Эвтерпа декламировала цитаты из своих любимых произведений, прихлёбывая пунш умеренной крепости, сваренный Крысьим Хватом по случаю торжества. Несколько землероек – и луговых, и ручьевых, – забыв на этот вечер о вражде, щеголяли военной выправкой и орденскими лентами. Юные выхухоли Джеб и Дзеб подросли и стали посерьёзней; они пытались втолковать Крысьему Хвату новую теорию Многого-в-Малом и удивлялись, что такой старик способен на поистине смелые прыжки мысли.

Но звездой торжества была, разумеется, достопочтенная Серпентина. Зимородок и выпь едва отважились приблизиться к прожорливой глубоководной мыслительнице, чтобы вручить ей приглашение. Выпь сломала лёд – в буквальном смысле слова, то есть камнем, – а зимородок нырнул и разбудил знаменитый голос болота и пруда, уже погрузившийся было в спячку. Обе птицы простудились в тот день и до сих пор не выздоровели, но Серпентина пребывала в добром здравии и отличном расположении духа. Возлежа у отдельной, специально для неё приготовленной буфетной стойки, она неутомимо поглощала угощение, успевая при этом делиться своими последними озарениями со стайкой почитателей-скворцов. Кстати, именно в этот вечер в её могучем уме зародилась и простёрла в грядущее свою сень идея Симпозиума Глубокой Мысли.

– Надеюсь, гости не успеют без нас соскучиться, – сказала мужу и сыну слониха, совершая очередной круг по площадке. – Такое счастье – это даже как-то чересчур. Хочется отойти в сторону на минутку и посмотреть на всё это снаружи. Трудно поверить, что у нас есть мы… да ещё и столько всего в придачу!

Мышонок-отец ласково ткнулся в неё на ходу. Их жестяные корпуса тихонько звякнули.

– И я чувствую то же самое, – сознался он.

– А помнишь, – слониха качнула хоботом и коснулась мышонка-сына, – как я пела тебе колыбельную, когда ты боялся большого мира, ожидавшего нас за окном магазина игрушек?

– Помню, – отозвался малыш.

– А вышло так, – продолжала слониха, – что испугалась-то я, когда осталась одна-одинёшенька в большом мире. А ты и твой папа оказались такими храбрыми и спасли меня. До чего же приятно об этом вспомнить!

И мышонок-сын немножко поплакал. Он просто не мог удержаться – так горд он был за себя и рад за маму-слониху.

Тут парадная дверь отворилась, выпустив волну смеха и тёплого воздуха в морозную ночь, и к заводному семейству присоединилась тюлениха. Плавно покачиваясь, она двинулась по кругу вместе матерью, отцом и братиком. На носу её вертелся новенький мячик – подарок Ворона.

– Вот и кончился год, – промолвила она. – Лучший год в моей жизни. Интересно, какими окажутся следующие?

– Ещё лучше, – убеждённо заверил её гадальщик, и они всей компанией продолжили свою прогулку в уютном молчании.

– О господи! – вдруг воскликнул мышонок-отец. Он давно уже шагал всё медленнее и медленнее, но сам того не замечал, и остановка застала его врасплох. Его пружины, попеременно взводящие друг друга, каждый день теряли частичку энергии из-за трения, и наконец запас исчерпался. – Я перестал заводиться! – возопил он.

– Ну и что? – успокоил его Квак. – Никто на свете не может заводиться совершенно самостоятельно. Вот для этого и нужны друзья.

И он потянулся к ключику в спине отца, собираясь снова завести его.

– Нет, подожди, – остановил его отец. – Хочется отдохнуть немного. У нас позади такой долгий путь! Вниз – во мраке лета: это мы угодили на дно пруда. Ввысь – при зимнем свете: это мы поднялись сюда и отвоевали наш дом. Мы пережили и прыжок, и полёт; и мученье, и крушенье выпали на нашу долю. Но всё, что рассеялось, было собрано вновь, – точь-в-точь, как ты и предсказывал.

– И враг, от которого мы бежали в начале, поджидал нас в самом конце, – добавил мышонок-сын и остановился рядом с гадальщиком, потому что и у него тоже кончился завод. – Но теперь он уже не враг. Он мой дядюшка Хват. А вы, дядюшка Квак, не предскажете нам судьбу ещё раз?

– Ваша судьба свершилась, – покачал головой гадальщик, – и её больше не надо предсказывать.

И они постояли немного все вместе, глядя в ночь. Площадка затряслась; издали донёсся тоскливый свисток, и белый луч прожектора скользнул по рельсам, не задев кукольного домика. Дверь одного из товарных вагонов была приоткрыта; поезд сбавил ход, и из вагона в сугроб у дорожного полотна вывалилась котомка. Следом выпрыгнул человек в лохмотьях и с маленьким пёсиком на руках. Человек и пёсик скатились по заснеженной насыпи и поднялись на ноги, а поезд между тем пролязгал мимо и растворился в ночи без следа. Бродяга отряхнулся, подобрал свою котомку и зашагал по хрусткому снегу, залитому звёздным светом, к заброшенной лачуге сигнальщика. Дверь была открыта, но бродяга не спешил войти. Что-то другое привлекло его внимание. Он обернулся – и увидел кукольный дом, сиявший, как маяк, на высоком шесте.

35
{"b":"159753","o":1}