Благодаря случаю с Сэмом Катагири серьезно овладел гипнозом; занимаясь йогой, без всякой системы добавил свой опыт практики в дзэнском монастыре, куда он ходил в юные годы, и создал тот самый медитативный метод по системе Катагири. Оказалось, Сэм, работая ребенком напрокат, испытывал стресс невероятной силы. Оттого что ему приходилось контролировать осиротевших родителей-клиентов, он не мог говорить так, как ему хотелось. Сэм был гордым ребенком. Иначе говоря, ему нужно было дать возможность расслабиться. Катагири превратил Сэма в материал для экспериментов и оттачивал на нем свой медитативный метод.

Была девочка, которая страдала приступами агрессии. Мексиканка Мириам, чьи родители погибли в автокатастрофе, по ночам в полнолуние неизменно начинала буйствовать. Ни босс, ни мадам ничего не могли с этим поделать. Среди клиентов были семьи, которые искали скандального ребенка. Босс придумал рекламный трюк: ссоры родителей и детей, ссоры с братьями и сестрами, скандалы с соседями – все, что ни пожелаете, – и так продавал Мириам. Сейчас она работает в полиции.

Хелен, которая умела говорить по-кошачьи, была таким загадочным ребенком, что действительно можно было подумать, будто она родилась от кошки и человека. Она доставляла много хлопот. В опасном Нью-Йорке убегала куда-нибудь, словно напрашивалась: украдите меня. Хотелось надеть на нее ошейник. Один раз она не возвращалась целый день, заставив босса и мадам изрядно поволноваться. Наутро ее привел домой хиппи, назвавшийся поэтом, который узнал ее адрес из медальона, висящего на шее. Хелен сказала, что принимала участие в конференции бродячих кошек, выступая с речью от имени человеческих детенышей. Ее духа-хранителя звали Стиви. Он был наполовину человек, наполовину кошка. Где сейчас Хелен, неизвестно. От нее нет никаких вестей уже лет пять.

– Как-нибудь нагрянет без предупреждения с выводком из пяти детей, не меньше.

Наверняка она превратилась в кошку.

Иен Иен, сирота китайских корней, возит в Америку азиатские фильмы. Она вышла замуж за кинорежиссера родом из Гонконга и иногда снимается в кино. Благодаря этому она смогла встретиться со своими настоящими родителями. Иен Иен была второй дочерью в семье владельца ресторана в Гонконге. Ее родители увидели лицо актрисы, которая играла в одном гонконгском фильме американку, китаянку в третьем поколении, не умевшую говорить по-китайски, и подумали: «Может быть…» Она была точной копией их старшей дочери, то есть старшей сестры Иен Иен. Они навели справки об актрисе, и выяснилось, что Иен Иен полностью совпадала по описаниям с их пропавшей дочерью. Ее похитили еще в том возрасте, когда она и говорить толком не умела, и бросили в нью-йоркском Чайнатауне. Похищение было совершено в целях получения выкупа, но преступника так и не поймали, а дело осталось нераскрытым. Вписав в паспорт имя ребенка, преступник вывез Иен Иен за пределы Гонконга, но, вероятно, так и не придумав никакого способа безопасно получить выкуп, бросил девочку на улицах Нью-Йорка.

Иен Иен практически ничего не помнила о своих настоящих родителях. Они вообще-то дали ей китайское имя – Линхо и английское – Трэйси. К счастью, родители помнили, что на спине у девочки есть родинка в форме треугольника, к тому же анализ крови не показал того, что они не являются ее родителями.

– Это единственный случай, когда ребенку напрокат удалось встретиться со своими настоящими родителями. Только Иен Иен. Если теперь Мэтью удастся встретиться со своей родной матерью, это будет второй случай, – Катагири поочередно поморгал глазами и засмеялся, засопев носом. – Родная мать Мэтью знает, где у него на теле родинки?

Встреча родной матери со своим ребенком для Катагири не очень-то радостное событие, догадалась Майко по его интонации. То, что кровные связи значат больше, чем жизненные, – это чушь. Подумаешь, кровь. Жидкость красного цвета. Отношения между родителями и детьми меняются в зависимости от обстоятельств. Эти отношения – не более, чем контракт. А любой контракт можно переписать. Катагири стал отцом сирот, опираясь на подобные теории.

Вообще-то Майко представляла сторону родной матери, мадам Амино, но, как ни странно, она и раньше задумывалась о том, что кровные узы, возможно, не являются чем-то прочным. О том, как все обстоит на самом деле, можно было узнать только непосредственно у самого Мэтью. Мадам Амино говорила, что у Мэтью на попке четыре родинки по одной линии. Но это можно было проверить, только спустив с него трусы.

– А каким ребенком был Мэтью? Это вопрос, который особенно меня интересует.

– Честно говоря, я любил Мэтью больше всех. Он был единственным ребенком, с которым я мог говорить по-японски. Был единственным гражданином, который мог жить в Японии, существующей в моем сознании.

В коридоре какой-то мужчина фальшиво пел фальцетом. Гонконгская попса?

– Последнее время в этом Apartment [123]поселилось много китайцев. Dancer, [124]певцы, кинорежиссеры, театральные драматурги. Наверняка в Китае они первоклассные Artist. [125]He знаю, приехали ли они из Red China, [126]или из Taiwan, или Hong Kong, но в них есть power. [127]Кажется, что говорящие на Mandarin [128]и Cantonese [129]не могут понять друг друга, но, несмотря на это, network [130]китайских иммигрантов очень широка. Корейцы тоже стараются, а с японцами беда. Деньги-то у них, наверное, есть. Но человеческие отношения совсем не развиваются. В их будущем нет просвета. Особенно тяжело придется тем, кто тащит груз ответственности на своих плечах. Ни меня, ни Мэтью это не касается, а ты что станешь делать?

Катагири сказал это в шутку, но, как ни странно, для Майко этот вопрос требовал серьезных размышлений. Она подарила Катагири лучшую из своих улыбок и сказала:

– Вообще-то говоря, я хочу найти мужчину, которого буду любить всей душой и всем телом. И если найду его, то мне все равно, что будет с Японией – пусть хоть в пустыню превращается.

Катагири стукнул себя по коленям и рассмеялся. Он так сильно смеялся, что даже закашлялся.

– Тебе бы надо было стать Rental Child. Пенелопe напоминаешь.

Майко совсем не обиделась на эти его слова. Ей захотелось встретиться с Пенелопой, послушать, что она расскажет о Мэтью. Нет, вообще-то ей хотелось оглядеть ее критическим женским взглядом: какой она стала, в кого выросла, насколько зрелой выглядит. Катагири позвонил Пенелопе, но, к сожалению, ее не было дома.

– Она уехала путешествовать. У фей – дел невпроворот.

В итоге время прошло, а о Мэтью я так ничего толком и не услышала. А уже десятый день, как я в Нью-Йорке. Господин Катагири не хочет делиться информацией. Можно сказать, что я сама виновата: он интересный рассказчик, вот я и выслушиваю с удовольствием все его рассуждения, не имеющие никакого отношения к делу.

К счастью, Катагири пообещал мне сделать копию данных о Мэтью из своих записей о том, как росли дети напрокат. Он заносил данные о повседневной жизни детей и о собственной работе в журнал и хранил его. Когда я получу эту информацию, моя работа в общем-то будет закончена.

И тогда можно будет насладиться пребыванием в Нью-Йорке. Еще и по магазинам не походила и в баре не выпила. Хочется заглянуть на недавно открывшуюся дискотеку, встретить потрясающего мужчину и провести с ним ночь. Сходить на экскурсию на биржу на Уолл-стрит… тоже мне придумала, тоска какая.

Утром Майко надела купленные накануне спортивные туфли, прошлась по Мидтаун, наблюдая за спешащими на работу после бранча, обошла бутики в Аппер Ист, а вечером вместе с Мики и ее приятелем геем в роли телохранителя отправилась напиваться в бар между авеню Эй и Би в Ист-Вилледж. В баре показывали шоу. В темноте вопил рок-певец, воображавший себя дьяволом, комик с микрофоном в руке отпускал шутки на грани приличия – еще немного, и гнев зрителей был бы неминуем, потасканная парочка завывала, исполняя старые блюзы под смешки слушателей. Майко смотрела на сцену, в ускоренном темпе поглощая спиртное. Между столиками и у стойки сновали продавцы наркотиков и пытались втюхать дешевую марихуану и плохо очищенный кокаин. Нарисованные на стене светящимися красками черепа готовы были пуститься в пляс под дрожащее пламя свечей.