Этрих рассказал забавную, удивительно нежную историю о драгоценной коллекции аккордеонов своего отца. И как Винсент еще мальчиком научился играть на аккордеоне после того, как влюбился в одну из моделей этой коллекции под названием «Гора Эверест».
— Неужели вы и правда играете на аккордеоне? — спросила Изабелла.
— Правда. Даже «Полет шмеля» сыграть могу.
Ей это очень понравилось, что было заметно не только по ее лицу, но и по ее жестам, позе. Изабелла вообще любила людей, которые умели всякие необязательные вещи, — разговаривали как чревовещатели, играли на аккордеоне, занимались фигурным катанием или ремонтом часов. Она даже влюбилась однажды в человека, который научил ее танцевать танго.
На столе в ее гостиной стояли разные милые ее сердцу безделушки, которые она в разное время делала своими руками, находила или покупала на блошиных рынках. Ни одна из этих вещиц ничего не стоила, но Изабелла дорожила ими из-за их причудливости, необычности или из-за того, что они напоминали ей о чем-то. К примеру, у нее был красный резиновый человечек, каких делали в двадцатые годы, и он выглядел в точности как фигура с ее любимого рисунка Бруно Шульца. [3]Рядом лежал громадный зуб — любимой собаки, давно умершей. Щербатая табличка с одного из венских домов с надписью «Tolstoy Gasse», [4]лягушонок в балетной пачке и клочок промокашки с ее детского письменного стола в деревянной рамочке с инкрустацией. Этот клочок от края до края заполняли рисунки, каракули, какие-то таинственные знаки, которые она рисовала самой себе… Мир девятилетней девочки в ее собственных словах и иллюстрациях. Глядя на Винсента, аккордеониста и вообще интересного человека, она захотела показать ему эти вещи и послушать, что он скажет о них.
Но окончательно все решила музыка. Несколько минут спустя, пока они разговаривали, в комнате вдруг зазвучала музыка. Все замолчали, прислушиваясь, а потом вновь вернулись к разговорам. Пегги Ли [5]пела песню под названием «Эти маленькие глупости». Винсент поднял голову и улыбнулся, точно старого друга встретил. Да это и был старый друг — одна из тех песен, которые полюбились ему на всю жизнь.
Без колебаний он пригласил Изабеллу на танец. Она подумала, что это шутка, но он был серьезен. Никто в комнате не танцевал, а ему хотелось — прямо сейчас, с ней, под эту песню. Изабелла потрясающе танцевала, но еще никогда в жизни не выходила на площадку первой. Она повернулась к подруге, узнать ее мнение, но Флора Воэн занята была только тем, чтобы сохранить лицо и не выбежать из комнаты, рыдая. Хейден знал, что между Этрихом и Флорой был роман, и наверняка посмеялся бы сейчас над страданиями своей бывшей пассии, если бы не собственный полный провал с Изабеллой. Он был уверен, что, если бы это он пригласил Изабеллу на танец, она отказалась бы, не раздумывая ни минуты.
Этрих поднял руки в классическую позицию, приглашая ее присоединиться к нему. Она снова почувствовала себя юной девушкой, робеющей и нерешительной, но и радостно возбужденной тоже. Дрожащей от возбуждения — вот как следовало бы сказать. Она уже много лет не испытывала ничего подобного, но стоило ему пригласить ее на танец, и эмоции нахлынули волной. Шагнув ему навстречу, она вложила свои ладони в его протянутые руки, и они закружились в танце. Флора и Саймон подались назад, освобождая им место.
Люди вокруг оглядывались на них и улыбались. Потанцевать — какая замечательная мысль! Но следующая пара присоединилась к ним не раньше, чем песня отзвучала почти до конца. Так что вся площадка была в распоряжении этой пары незнакомцев. Этрих старался не прижимать ее к себе, и она это заметила. Чтобы испытать, а может, и подразнить его, она медленно пододвинулась к нему поближе. Так же медленно он отодвинулся от нее, и они продолжали танцевать, соприкасаясь только руками. Она как будто вновь оказалась в школе танцев, где готовилась к своему первому венскому балу в паре с мальчиком, который до ужаса ее боялся.
На середине песни рот Винсента оказался возле ее уха, и ясным тихим голосом он заговорил. В том, как он говорил, не было никакой сексуальности, только откровенность.
— Мои родители были самой романтичной парой, которую я знал. Каждый раз, когда я слышу эту песню, я думаю о них, потому что им обоим она очень нравилась. Оба знали ее слова наизусть.
Она подалась назад, чтобы взглянуть на него.
— Правда? Мне так нравится, когда люди знают слова любимых песен. А ваши родители еще живы?
— Нет, погибли в автокатастрофе много лет назад.
То, как он сказал эти слова, потрясло ее даже больше, чем сам факт. Столько в его голосе было тоски и грусти. Не колеблясь, она спросила:
— Какие они были?
Теперь Этрих подался назад и поглядел на Изабеллу с удивлением.
— Мои родители? Вы правда хотите знать?
И снова она была тронута его интонацией, в ней слышались одновременно и горячее желание, и сильное сомнение. Он явно хотел дать ответ на ее вопрос, но боялся того, что она с его ответом сделает. Двойственность его тона означала: «Я могу тебе доверять? Мне так хочется».
Часть нашей жизни — это поиски того единственного и необходимого человека, который поймет нашу историю. Но мы так часто делаем неправильный выбор. Проходят годы, и оказывается, что человек, который, как мы считали, нас понимает, относится к нам в лучшем случае с жалостью, а то и с безразличием или откровенной антипатией.
Те, кому мы на самом деле небезразличны, делятся на две категории: тех, кто нас понимает, и тех, кто прощает наши самые тяжкие грехи. Но найти человека, способного на то и другое, удается крайне редко.
Этрих не знал эту женщину, но ее рука твердо лежала в его ладони, и все в ней, казалось, говорило: «Я здесь — расскажи мне все, что захочешь».
Тем временем Флора и Саймон переместились в бар, где заказали по хорошей порции спиртного и с трудом поддерживали бессвязный разговор. Хейден первым заметил, что происходило рядом, но никак не мог поверить своим глазам.
— Флора, посмотри на них! Ну же, быстро!
Но Флора только что опрокинула стаканчик и смотреть на них вовсе не хотела, спасибо большое. Она и так видела больше чем достаточно. Просто Саймон, как обычно, ведет себя как последнее дерьмо и пытается сделать ей еще больнее. А потом предложит перепихнуться где-нибудь по-быстрому, чтобы не так обидно было.
— Флора, пожалуйста, посмотри.
С раздраженным лицом она со стуком опустила стакан на стойку и обернулась. Пара была достаточно близка к ним, чтобы она увидела слезы на щеках Винсента Этриха. Он даже не пытался их вытирать. Продолжая танцевать, он смотрел на Изабеллу так, словно она только что сказала что-то очень-очень важное.
Что это с ними творится?
Не отрывая глаз от танцоров, она произнесла уголком рта:
— Посмотри на них, Саймон. Как ты думаешь, что там у них происходит?
Но он не понял.
— Да брось ты. Они всего полчаса знакомы, а он уже плачет. Что она, на ногу ему наступила, что ли?
* * *
Изабелла украла Винсента с вечеринки. Они продолжали танцевать, не видя и не слыша никого, кроме друг друга. Флора и Хейден перестали смотреть на них и вернулись к своей выпивке. Потом заспорили о какой-то ерунде. Но поскольку внутри у обоих все клокотало и оба созрели для хорошей свары, они ее и получили. Немного погодя, когда Флора о чем-то заговорила, Саймон демонстративно выставил руку с часами и уставился на них, чтобы показать, как ему наскучила эта ссора. Флора пошарила по залу глазами в поисках парочки, но те уже ушли. Она обратила внимание Хейдена на этот факт, намекнув, что это он во всем виноват, ведь именно ему пришла в голову мысль пригласить Этриха на эту вечеринку. О чем он, черт возьми, думал?
БУМ-М-М! Удар гонга, возвестивший о втором раунде их поединка, прозвучал едва ли не во всеуслышание. Бойцы вышли на ринг, готовые к бою. Секс — самая сильная из страстей, с которой ничто не сравнится, но гнев может стать неплохим заменителем. Тот факт, что несколько лет тому назад Хейден и Флора были любовниками, сделал их особенно ожесточенными противниками. Стыдливость или сдержанность не смягчали словесных ударов, которыми они обменивались. Никакие скрытые планы или стремления, связанные с постелью, им тоже не мешали. Ведь они уже прошли через это на пути к постели и были уже по ту сторону. Результат выглядел грязным, неприглядным и правдивым. В своей перепалке они очень быстро добрались до самого низкого уровня в истории их отношений и, не сговариваясь, опустились даже еще ниже.