Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Почти Нормальный Джимми, близоруко щурясь, протирал банданой стекла очков, влажные от речных брызг.

– Гроза всегда воздействует на человеческий разум, – произнес он. – Все дело в отрицательных ионах, которые выбрасываются в атмосферу. При этом вырабатывается озон. А озон стимулирует сознание. Он немного пьянит. Ты прямо перед грозой никогда не замечала за собой состояние, близкое к опьянению? Человеческая фантазия обостряется, становится ярче. Когда в воздухе повышается содержание озона, люди фантазируют более красочно, более зримо. Это подтверждают научные эксперименты. Известно ли тебе, что, если во время грозы или незадолго до ее начала устроить тест на коэффициент умственного развития, очков набирается гораздо больше, чем в обычную погоду? Это научный факт. Гроза стимулирует работу мозга. Так что ты, детка, такая же, как и все, только, может быть, отличаешься повышенной чувствительностью, вот и все.

– Гром – это мощь небес, – заявил Молния Дымовой Трубы. – А мощь небес сильно отличается от мощи Земли или подземного мира. Между мощью верха и мощью низа часто возникает война. Может, это война между головой Аманды и ее телом? Нет, может быть, и не так. Гром – это мощь новой жизни. Всегда приходит перед весной. Заставляет расти маис, заставляет распускаться почки на деревьях. Гром – добрый дух, но большой, неуклюжий, иногда он крушит все на своем пути. Может быть, у Аманды внутри большой дух. Большая мощь. Небесная мощь. Но ей этого не понять. Потому что она женщина. И еще она обладает земною мощью. Земля – это женщина. Женщина – это Земля. Что большая небесная мощь делает в женщине?…

Голос индейца стих. Был уже почти полдень. Наступило настоящее пекло. На Аманде было светлое платье-рубашка из органди, которое она нашла в магазине «Сиэрс» в Сан-Луи-Обиспо. Вдоль выреза она нашила павлиньи перья и бусинки из черного стекла. Ткань была тоненькая, а лифчик она не носила. Солнце грело ей грудь, как мазь от простуды. Нежась в его лучах, Аманда пару минут размышляла над объяснениями своих друзей о природе грозы и сопутствующем синдроме. Внезапно она почувствовала присутствие четвертого человека.

Дымовая Труба заметил чужака первым, однако промолчал. Наконец Почти Нормальный повернулся посмотреть на пришельца. Он был из белых, только вот кожа его имела оттенок доброй сигары. Роста он был высокого, пожалуй, в шесть футов и четыре-пять дюймов, телосложения худощавого. Пара фунтов спутанной фиджийской шевелюры сидели на его голове словно гнездо из колючей проволоки, свитое какой-то механической птицей. Лицо у него было удлиненное, худое и дикое. Глаза – пронзительные, рот – свирепый. Усы – насмешливо-экстравагантные. Одет незнакомец был в плащ чародея – пожелтевшие небесные тела на голубом поле, – наброшенный на жилетку из красноватой кожи, происхождения которой Аманде установить не удалось. Брюк он не носил, довольствуясь набедренной повязкой попугайски-зеленой расцветки. На ногах красовались сандалии. Лоб был перехвачен хайратником из жирафьей кожи. В одной руке, унизанной кольцами и увешанной браслетами, он держал примитивную, простенькую глиняную флейту. Возвышаясь над восседавшей на речной коряге троицей, незнакомец являл собой фигуру импозантную, чем-то напоминая древнеегипетского владыку, да, именного египетского, и все по причине своих странных глаз, напоминавших глаза со стен гробницы какого-нибудь фараона. Казалось, что их зрачки оставались в центре даже тогда, когда лицо незнакомца было повернуто в профиль.

Почти Нормальный был настолько напуган появлением пришельца, что не сразу узнал его. Инспектора манежа, конечно же, удивил не прикид – среди артистов цирка, подопечных Почти Нормального, экстравагантность была едва ли не нормой. Нет, виной тому, несомненно, была манера, в которой пришелец материализовался прямо на коряге без какого-либо звука, предварявшего его появление. (Совсем как чародей верно?) Однако шок тут же сменился нескрываемой радостью.

– Аманда! Молния Дымовой Трубы! Позвольте представить вам легендарного Джона Пола Зиллера! Я вам много про него рассказывал. Он сам удалился с арены международного искусства. Лидер и ударник группы «Худу Мит Бакет». Вернее был таковым, прежде чем уйти из группы и отправиться в Африку. Или это все-таки была Индия?

Тощий незнакомец смотрел только на Аманду. Вид у него был задумчивый. Когда же он наконец заговорил, голос, который слетал с его свирепых губ, звучал одновременно и резко, и в то же время как-то уязвимо, почему-то напомнив ей налитый кровью глаз. Было в этом голосе что-то от негра-блюзмена и что-то от шекспировских пьес. Никто не может припомнить, на каком языке заговорил Зиллер, однако всем запомнилось, что язык этот был пряным и исполнен предзнаменования. Почему-то в сознании Аманды он пробудил образ черно-оранжевой бабочки-монарха, этой неутомимой покорительницы высот и пространств воздушного океана, одной из наших самых известных представительниц крылатых насекомых. Ей также вспомнилось, что у монарха имеется прозвище – «властелин грозы». То есть бабочка эта наиболее активна именно перед грозой. Она же сама это видела, верно? Видела, как они парят в напоенном электричеством воздухе, врезаются в грозовые облака, резвятся среди порывов буйного ветра. А разве ей неизвестно, что монархи обычно вылупляются из коконов как раз накануне грозы? Первый звук, который они слышат в своей жизни, – это скорее всего раскаты грома. Они в буквальном смысле появляются на свет из грозового лона. Ни одно другое живое создание не будет столь чувствительно к колебаниям воздуха. Только бабочка. Где-то в глубине ее крошечного механизма имеется устройство, которое чутко реагирует на приближение грозы и, возможно, впитывает в себя ее образ. Если существовала некая психологическая или физиологическая связь между Амандой и этой бабочкой, некое загадочное взаимопонимание…

Губы Аманды медленно растянулись в улыбке. Глаза ее сделались такими же яркими, как фиолетовый шелк.

– Да, да, – пробормотала она, – монарх.

Она смотрела только на Зиллера. А он – на нее. Своими взглядами они изменили друг друга. Нечто едва ли не ангельское танцевало на резких поверхностях его лица. Аманда несла свой восторг легко, подобно тому, как охотник заносит над забором свой дробовик. В горле каждого возник теплый химический привкус. От Зиллера несло козлоногим Паном. Аманда услышала, как в ее чреве зазвонил телефон. В разделявшее их магнетическое пространство они запустили воздушные змеи своих мыслей. Наконец он потянулся к ней. Она взяла его за руку. Вскоре они исчезли из виду где-то дальше по течению реки, а ошеломленный инспектор манежа и старый апач остались сидеть в некоем вакууме, что образуется сразу вслед за событием исторической важности.

При всем своем венценосном титуле бабочка монарх (Danaus plexippus, огромное вам спасибо, мадам Гуди) – самая распространенная из всех бабочек. Вернее, была таковой. То есть, прежде чем их практически полностью уничтожили загрязненный промышленными отходами воздух и пестициды, монархи являли собой вполне привычный элемент ландшафта на многих землях Америки. Они прокладывали свой зигзагообразный курс (словно по прихоти таинственного незримого навигатора, логика которого столь причудлива, сколь верна) над задними дворами домов и над пустырями, над прудами, ярмарками с каруселями и улицами городов. Они были замечены со смотровой площадки небоскреба Эмпайр-Стейт-Билдинг изумленными туристами из штата Индиана, пребывавшими в полной уверенности, что подобные создания остались далеко, дома, вблизи милых сердцу сараев и прочих дворовых построек. И в самом деле, там, где есть заросли молочая (Asclepias syriaca, давайте-ка не будем заходить слишком далеко, любезная мадам Г.), там вы обязательно заметите и монархов, поскольку личинки этого вида ловят от сока молочая такой же кайф, что и торчок от героина. Аппетит же у монарха что надо, скажу я вам, но он скорее умрет от голода, чем изменит своим гастрономическим пристрастиям.

6
{"b":"159579","o":1}