В отсутствие (возможно, уже, увы, постоянное) Джона Пола Зиллера автору этих строк примерно час назад позволили просмотреть личные вещи исчезнувшего чародея. В конце концов, ФБР и ЦРУ уже настолько тщательно обыскали пожитки Зиллера и Перселла, что среди вещей вряд ли могло остаться что-то ценное или сугубо личное. Тем не менее автор все-таки нашел то, что искал: толковый словарь английского языка. Сей фолиант мог бы оказаться чрезвычайно полезен для завершения настоящего документа, и автор уже подумывал о нем ранее. Хочется надеяться, что, начиная прямо с этого места, повествование улучшится в стилистическом отношении.
Автор, например, теперь знает, что слово «dawk» имеет то же значение, что и «dak», a «dawt» является шотландским эквивалентом слов «daut». Что вы на это скажете?
– Потрясающе! – воскликнул Джон Пол Зиллер, произнеся это слово совсем как интеллектуал из Канзас-Сити, описывающий Лувр своей невестке, которая попросила его как-нибудь вечером показать ей сделанные во время отпуска слайды, потому что у нее подгорел соус к спагетти, а у ее ребенка колики. – Просто сказочно! Глядя на нее, я чувствую себя немного как Бернард Беренсон, стоящий перед «Искушением Адама» Микеланджело, «впитывая редкие глотки истинной энергии» и страстно желая вонзить свои когтистые лапищи в героические ягодицы Евы. Хотя, по правде говоря, это не столько Микеланджело, сколько – Ренуар: те же округлости, то же тепло, те же розовые тона, та же радость жизни, тот же небрежный эротизм, тоже очарование здорового тела. Это одновременно и бьющий ключом фонтан жизненной силы и энергии, и честный памятник гению плебейского вкуса.
Произнеся эту тираду, Зиллер сделал шаг назад к стволу пихты, чтобы с расстояния получше разглядеть тридцатифутового размера сосиску.
Аманда была в шоке. Она еще никогда не видела мужа таким: улыбающимся и полным кипучей энергии. Последние дни она много времени проводила в его обществе, работала и играла с ним, слушала, как он играет на барабанах и флейте, разглядывала его карты и схемы, сливалась своей красотой и энергией с его красотой и энергией, принимала могучие струи его семени в самые разные отверстия своего тела, но ни разу он не сменил свою надменную гордость джунглей на такой вот беззаветный восторг. Тем не менее это не вызвало у нее неудовольствия. Она подошла ближе и встала рядом с мужем, чтобы тоже выразить восхищение предметом его радости – исполинских размеров венской сосиской, которую Зиллер нарисовал масляными красками на листе фанеры длиной в тридцать четыре фута.
– Обрати внимание на складки булочки. Это, конечно же, горячая, источающая пар, мягкая и нежная булочка, таящая в себе скрытое движение. А складки подобны складкам шелка, облегающего Мадонну на полотнах эпохи Возрождения. Сама плоть булочки нежна и мягка, но упруга, как резина. Ее отличает блеск луны, освещающей бескрайние просторы прерии. Сама же сосиска обладает некой пейзанской безмятежностью. Она беспечно возлежит внутри булки подобно игроку в боулинг, дремлющему в гамаке на заднем дворе дома перед заключительным региональным матчем. Она незамысловата, эта сосиска, но то, как ее нежные очертания ловят свет, поднимает настроение у того, кто это видит. Я придал ее телу – надеюсь, ты ощущаешь физическую причастность художника к формальной объективизации венской сосиски? – внушительный объем, благодаря которому она занимает огромное количество пространства. Эта сосиска трехмерна, осязаема, абсолютно соответствует своему реальному аналогу, корпулентна и добродушна, как Фальстаф, и в то же время не лишена некоторых Гамлетовских качеств. А какое очарование придает ей золотистое покрывало горчицы! Какой аппетит вызывает этот смелый орнамент цветовых пятен! Класс!
Аманда в замешательстве облизнула губы, вложив в это короткое движение языка и губ скорее удивление красноречием мужа, нежели восхищение живописными образами. Лист фанеры имел тридцать четыре фута в длину и девять футов в высоту, причем сосиска была длиной тридцать футов, а высотой чуть менее шести. Однако нельзя сказать, чтобы она просто так сама по себе бездельничала на зиллеровском шедевре. Аманда разглядела у левого конца булки зеленую долину с кукурузными полями, а также реку, по которой в лодке плыли несколько мужчин. Он пили пиво и ловили рыбу. На другом берегу реки был виден стадион, на котором шел матч по бейсболу. Это было что-то вроде матча международного статуса, поскольку на трибунах можно было разглядеть высокопоставленных особ: политиков, кинозвезд, «авторитетов» преступного мира. На пространстве в двадцать четыре дюйма в правом углу красовалась желтовато-бурая равнина с несколькими колючими деревьями, явно страждущими влаги, а также львиный прайд, отдыхающий в скудной тени одного из деревьев. А на значительном расстоянии от них – вполне безопасном, чтобы не потревожить царственных особ животного мира, резвилась, вздымая клубы пыли, стая антилоп гну, а еще дальше в небеса вздымалась гора Килиманджаро. У подножия легендарной горы Эрнест Хемингуэй чистил свой магнум «Везерби-375» (не доверяя столь важную вещь мальчишкам-туземцам), потягивая при этом джин. Неким мистическим образом, символизируя международную и межрасовую солидарность, сосиска подобно мосту связывала Африку и Америку, причем так, как о том не могла бы мечтать никакая миссия ООН или программа иностранной помощи. От увиденного у Аманды участился пульс. Ей вспомнилось признание, которое муж сделал несколько дней назад: оказывается, сосиска является одним из немногих достижений западной технологии, к которому Зиллер относится с искренним уважением. Над сосиской-послом-доброй-воли находился, по мнению Аманды, самый восхитительный фрагмент всего этого монументального полотна: ночное небо, усыпанное звездами, хвостатыми кометами и созвездиями (Юпитер находился в доме Близнецов), а также сверхновые, туманности и метеориты, растворяющиеся в огненных плевательницах. Здесь же была изображена тропическая луна на фоне облака, напоминающая радиоактивную устрицу на половинке раковины. Над всей панорамой звездного неба властвовал Сатурн – серебристый омлет аммиака и льда, окруженный кольцами газа. Все это космическое величие служило лишь задником для задрапированной горчичной мантией венской сосиски вселенских размеров – зрелище, при виде которого к горлу скромных и непритязательных поросят из Небраски должен был подкатываться комок.
Чудо-сосиску предстояло водрузить на крышу придорожного кафе. Для этого из Маунт-Вернона должны были прибыть с подъемным краном несколько рабочих. Через день-два – после того, как вывеска окончательно подсохнет. Зато потом она будет видна даже с расстояния в несколько миль.
Относительно обитателей зверинца Зиллеры так и не пришли к какому-нибудь решению. Против клеток возражали оба. Общество же, наоборот, против того, чтобы по ресторанам свободно, без привязи, разгуливало всяческое зверье. Вариант, который бы устраивал всех, никак не находился. Аманда попыталась найти ответ на страницах книги «И Цзин». Затем впала в транс. Но безрезультатно. После чего супруги решили отложить решение этого вопроса и на какой-то короткий срок забыть обо всем. А пока они смогли сосредоточить внимание на таких вещах, что продавать в магазинчике и чем кормить посетителей.
Что-нибудь простое; оба настаивали на простоте и незамысловатости. Они не собирались тратить драгоценное время на приготовление сложных блюд и мытье посуды для орд автотуристов. Нет уж, увольте. Только не это.
– Хот-доги, – предложил Джон Пол, – старые добрые хот-доги. С дымящейся подогретой булочкой. Мы будем разогревать булочки в паровом шкафу так, как это делалось в те времена, когда мужчины были мужчинами, а сосиска была спинным хребтом империи. Мы предложим также свежий лук, сырой или поджаренный. А еще – различные сорта горчицы, кетчупа и соусов. Бекон, дробленые орехи, расплавленный сыр, кислая капуста – все это будет на выбор посетителя по отельной цене, платим же мы отдельно за побелку стен дома или дополнительную мощность мотора.
