– Ой, здравствуйте, извините, я не хотела вас беспокоить. Я ваша соседка. Вы не миссис Кипс?

Женщина лениво улыбнулась, посмотрела на Кики и вокруг Кики, явно оценивая ее объемы, измеряя ее вдоль и поперек. Кики завернулась в свою кофту.

– Я Кики Белси.

Тут миссис Кипс издала восторженный клич узнавания, – поначалу тонкий, как звук свирели, но постепенно теряющий высоту, – и медленно, словно цимбалы, сложила ладони.

– Да, я мать Джерома, а сегодня вы, должно быть, столкнулись с моим младшим, Леви. Надеюсь, он вам не нагрубил, иногда он может быть ершистым.

– Я знала, что не ошиблась, знала!

Кики неуверенно рассмеялась, продолжая вбирать глазами особенности этого ставшего притчей во языцех, но доселе невиданного явления по имени миссис Кипс.

– Невероятно, правда? Этот случай с Джеромом, а потом вы столкнулись с Леви…

– Ничего случайного, я его тут же узнала. У них такая яркая внешность, у вас красивые сыновья.

Кики была беззащитна перед комплиментами в адрес своих детей, хотя слышала их частенько. Три юных мулата одного роста не могут не привлекать внимания. Кики свыклась с их звездной участью, но не забывала и о скромности.

– Да? Может быть… Для меня они все еще дети, я не думаю о них, как о… – сияя, начала Кики, но миссис Кипс ее не слушала и продолжала:

– А вот, наконец, и вы. – Она присвистнула и схватила Кики за руку. – Идите же сюда, присядьте.

– Хорошо, – сказала Кики и устроилась у кресла миссис Кипс.

– Но я вас иначе себе представляла. Хрупкой вас не назовешь.

Впоследствии Кики не могла объяснить свою реакцию на это замечание. Ее нутро жило суверенной жизнью, и Кики привыкла к его оперативным оценкам: к мгновенному ощущению надежности, излучаемой одними людьми, и к тошноте, вызываемой другими. Должно быть, возмутительность слов миссис Кипс вкупе с их сердечностью и совершенным отсутствием в них задней мысли заставили Кики сказать первое, что пришло на ум.

– Точно. Я совсем не хрупкая. Есть что пощупать и спереди, и сзади.

– Так. Но вас это не угнетает?

– Это же мое тело, я к нему привыкла.

– Вам идет полнота, вы умеете ее носить.

– Спасибо.

Странный разговор: словно налетел внезапный ветер, покружил слова и так же внезапно умчал их прочь. Миссис Кипс смотрела перед собой, в свой сад. Было слышно ее частое поверхностное дыхание.

– Мне… – начала Кики и выждала, но реакции не последовало. – Мне хотелось бы извиниться за эту прошлогоднюю сумятицу, так некрасиво все вышло. Надеюсь, мы это просто… – Она умолкла, почувствовав, как в ее ладонь впился большой палец миссис Кипс.

– Не надо обижать меня, извиняясь за то, в чем вы не виноваты, – сказала она, тряся головой.

– Хорошо, – кивнула Кики. Она собиралась сказать что-то еще, но разговор снова сдуло ветром. Кики решила, что хватит сидеть скорчившись. Она выпрямила ноги и уселась на крыльце.

– Да, да, садитесь и потолкуем как следует. Что бы там между нашими мужьями ни было, мы тут ни при чем.

Повисла пауза. Кики стало неловко сидеть вот так, на полу, у ног незнакомой женщины. Она обвела глазами сад и неуместно вздохнула, словно окружающая красота пронзила ее только что.

– Как вам мой дом? – неторопливо спросила миссис Кипс.

Стандартный вопрос для светской беседы жительниц Веллингтона, но Кики показалось, что она слышит его впервые.

– По-моему, замечательный.

Ответ как будто удивил хозяйку. Она подалась вперед, оторвав подбородок от груди.

– Да? Не могу сказать, что я от него в восторге. В этом доме все непривычно. Здесь звенят разве что деньги. Вот в Лондоне у меня, миссис Белси…

– Просто Кики.

– А я Карлин. – Она приложила длинную ладонь к своему обнаженному горлу. – Мой лондонский дом такой живой, так и слышишь в нем шуршание юбок. Я уже по нему скучаю. Американские дома, – сказала она, вглядываясь в улицу справа, – словно бы не верят в возможность потерь, их неизбежность. Это, по-моему, очень грустно. Вы меня понимаете?

Кики невольно ощетинилась: всю жизнь она слушала, как ее страну поливают грязью, и в последние годы эта тема стала для нее больной. Когда английские друзья Говарда, развалившись после обеда в креслах, принимались ругать Америку, она выходила из комнаты.

– Что вы хотите сказать? Вам, должно быть, хотелось бы дом, у которого есть история.

– Ну, можно сказать и так.

Это еще больше задело Кики: она подумала, что разочаровала миссис Кипс или того хуже – сказала банальность, на которую и отвечать не стоит.

– Вы знаете, у этого дома она есть, миссис… Карлин. Правда, не очень приятная.

– Хм.

А вот это уже невежливо. Еще и глаза закрыла. Она просто груба. Или нет? Может, все дело в культурных различиях? Кики упрямо продолжала:

– Здесь жил пожилой господин, мистер Вайнгартен. Ему делали гемодиализ в клинике, где я работала, поэтому три-четыре раза в неделю за ним приезжали врачи. И вот однажды они приехали и нашли в саду его обгорелый труп – это было ужасно. Видимо, у него была зажигалка в халате, он хотел закурить… лучше бы он этого не делал. В общем, на нем загорелась одежда, и он, должно быть, не смог потушить ее. Кошмар. Не знаю, зачем я вам рассказала, простите.

Кики лукавила. Она намеренно рассказала про Вайнгартена. Ей хотелось вывести эту женщину из равновесия.

– Ну что вы, – нетерпеливо сказала миссис Кипс, оставляя без внимания явную попытку Кики ее обескуражить. Кики внезапно заметила, что у ее собеседницы трясется не только голова, но и левая рука. – Я знаю это от мужа. Ему рассказала соседка.

– А… Грустно, правда? Когда ты совсем один.

На это миссис Кипс отреагировала немедленно: ее лицо исказилось и сморщилось, как у ребенка при виде икры или вина. Она осклабилась, кожа на скулах натянулась. Жуткое зрелище, Кики даже заподозрила припадок, но лицо женщины внезапно разгладилось.

– Для меня это была бы пытка, – с чувством сказала миссис Кипс. Она снова схватила Кики за запястье, на сей раз обеими руками. Темные морщинистые ладони напомнили Кики ее мать. Какие же они хрупкие: отдерни руку – и рассыплются. Кики стало ужасно стыдно.

– Я бы тоже не хотела жить одна, – сказала она, не успев взвесить, верно ли это в отношении нее нынешней. – Но в Веллингтоне вам понравится. Веллингтонцы искренне заботятся друг о друге, чувство локтя здесь очень развито. Почти как во Флориде.

– Но когда нас везли по городу, я видела стольких бедняг без крыши над головой!

Кики достаточно прожила в Веллингтоне, чтобы не доверять людям, обличающим язвы общества с таким простодушием, словно кроме них этих язв никто не заметил.

– Ну, этот вопрос решается, – бесстрастно сказала она. – В последнее время иммигрантов прибавилось: здесь много гаитян, мексиканцев и просто тех, кому некуда идти. Зимой, когда открываются приюты, дело обстоит не так уж плохо. Хотя проблемы все равно есть… Знаете, мы очень благодарны вам за то, что вы приютили у себя Джерома. Вы так добры, у него ведь были сложности с жильем. Жаль, что все пошло наперекосяк из-за…

– Мне понравилась строка из одного стихотворения: Надежный наш приют – друг в друге. По-моему, лучше не скажешь. Правда, замечательно?

Кики, которую прервали на середине речи, так и застыла с открытым ртом.

– Это же… Кто это сказал?[25]

– Я и сама не знаю. Это Монти у нас эрудит. А я умом не блещу, имена запоминаю плохо. Этот стих я нашла в газете. А вы интеллектуалка?

Возможно, это был самый главный вопрос, который Кики в Веллингтоне всерьез никогда не задавали.

– Нет, не совсем… то есть совсем нет.

– Вот и я нет. Но я люблю стихи. Люблю в них то, что сама не сказала и не смогу сказать. Нам ведь не все доступно выразить.

Кики засомневалась, не нужно ли ей ответить что-нибудь, но через миг стало ясно, что вопрос риторический.

– А стихи выражают многое. Я долгое время их не читала, меня больше привлекали биографии, но в прошлом году наткнулась на поэзию, и теперь меня от нее не оторвешь.