– Свет не мешает, – поддерживает Лиза отца. – Только очень уж бросается в глаза пятно на стене. Сколько ни терла его, ничего не выходит, оно даже, кажется, становится все больше. Ну как назло!

Действительно, прямо напротив нас, чуть выше дубовых панелей, четко вырисовывается на серой стене пятно, похожее на черное солнце или на огромного страшного паука.

– Ничего, к весне мы покрасим стены масляной краской, – говорит инженер, которому явно по душе оптимистические проекты Лизы.

Несторов не участвует в нашей пустой болтовне – можно подумать, он целиком поглощен спортивной передачей. Но я не верю, что его сколько-нибудь волнуют события в области спорта, хотя своим внушительным видом он и напоминает старого борца.

Впрочем, недавно я его переименовал. Я называю его уже не Борцом, а Несси – есть, говорят, такое допотопное чудовище, якобы обитающее в Озере Лох-Несс. Так что допотопный Несторов зовется теперь Несси.

Он нынче кроток, как никогда, да и Димов какой-то грустный, – меня даже мучит тревога, не заболели ли старики. Но как только начинается фильм – слава богу, начинается и скандал. На сей раз масла в огонь плеснул не я, а инженер, обронив:

– Опять про войну.

В ответ Несторов презрительно рычит:

– По-вашему, все фильмы должны быть про любовь?

– А почему все фильмы должны быть про войну? – продолжает Илиев, хотя Лиза пытается утихомирить его взглядом.

– Кто пережил эту войну, молодой человек, не скоро ее забудет, – отвечает Несси.

– А те, кто ее не переживал? – настаивает инженер.

– Они должны мотать на ус, – говорит Димов.

Похоже, старики объединились против Илиева, как в тот вечер – против меня. Но Рыцарь тут же бросает камень в огород Несси:

– Беда не в том, что фильмов про войну слишком много. Беда в том, что они повторяют друг друга.

– Некоторые истины не мешало бы повторять почаще! – строго произносит Несторов.

– Ежели в одном фильме говорится то, что было в другом, какой же смысл тратить деньги на два фильма? – вопрошает Димов, обращаясь к дочери.

– Некоторые истины не мешало бы повторять почаще! – стоит на своем Несси, не обращаясь ни к кому в отдельности.

– Если повторять их слишком часто, они не усваиваются, а, напротив, вызывают отвращение, – говорит Димов – опять-таки Лизе.

И пошло-поехало. К счастью, фильм насыщен боевыми эпизодами, воздух сотрясается от взрывов и залпов, так что спорщики скоро замолкают по той простои причине, что никто их не слышит. Мало-помалу всех захватывает действие и к концу фильма перебранка забыта, а Несем даже соглашается сыграть с Илиевым в шахматы. Мы с Димовым стараемся подсказками помочь инженеру, однако Несси воспринимает это недопустимое вмешательство с полным безразличием – мол, все вы слабаки, и ничего не стоит утереть вам нос.

Лиза ушла к себе поработать, но, когда я в свою очередь поднимаюсь наверх, она выходит из чулана.

– Знаете, после сегодняшнего случая я места себе не нахожу, – говорит она.

– А кто он такой, этот красавец, если не секрет?

Наверное, я зря расспрашиваю – ведь у нее уже было время придумать достаточно правдоподобную версию.

– Да так, случайный знакомый. Ходит за мной по пятам, пристает…

– Но у вас, конечно, нет с ним ничего общего.

– Что у меня с ним может быть общего?

– Вам виднее.

– А вас это вправду интересует? – быстро спрашивает она.

– Не особенно, – признаюсь я. – Имею я право знать, кто мне расквасил нос?

– Вы сказали, что ударил не он.

– Не все ли равно – он или его брат…

– У него нет брата.

Лиза прекрасно понимает, что я хотел бы знать, но сводит разговор на пустяки. И я чувствую: это только потому, что заранее она ничего не придумала, а правду открыть стесняется.

Помедлив, она садится в кресло по другую сторону столика и говорит вдруг решительно и вместе с тем покорно:

– Ладно, я все расскажу, но если станет скучно – пеняйте на себя.

Этот смиренный тон меня трогает, и я почему-то начинаю чувствовать себя виноватым. Ну зачем я ее допрашиваю. Тем более, что она нужна мне как пятая спица в колесе. Как-никак человек – не насекомое, и нельзя изучать его, словно букашку под микроскопом. Было бы еще простительно, если б я писал роман, но просто рассматривать ее – от скуки, лишь бы убить время – это никуда не годится… И все же, и все же – живая жизнь, живые ее картины интересней, чем рисунок на шторах моего окна.

– Я уже вам рассказывала, что из магазина грампластинок меня перевели в книжный магазин. Там стал появляться этот Лазарь. Первое время я на него не обращала внимания. Не то чтобы я его не замечала – разве можно била его не заметить, если он без конца вертелся возле прилавка и таращился на меня. И вот однажды, когда поблизости никого не было, он вдруг спрашивает: нет ли у нас чего-нибудь по вопросам секса? Я говорю: вам эти вопросы живо растолкуют, стоит мне только позвать директора. Парня как ветром сдуло, но на другой день он опять явился. Я держалась, конечно, строго, но иногда это как раз и подстегивает, вот, наверное, и его заело. Потому что и на следующий день он снова тут как тут и снова спрашивает: нет ли у нас чего-нибудь по тому самому вопросу. Я сделала вид, что вижу его впервые. Официальным тоном спрашиваю: по какому вопросу? А он мне – да по тому, по деликатному… На третий день снова пристал, но уже на улице…

«Ладно, я все расскажу», – сказала она. Не знаю, все или не все, но рассказ ее так точен, будто она диктует мемуары. Видно, этот мальчишка произвел на нее впечатление, если она запомнила даже самые мелкие подробности.

– …Тащился за мной до самого дома, болтал всякую чепуху – если, говорит, нет по этому вопросу серьезной литературы, то не лучше ли нам решить его собственными силами. Я, конечно, могла бы всыпать ему хорошенько, но зачем, думаю, поднимать скандал посреди улицы. Эта игра в преследование продолжалась день за днем, и я даже стала как-то к ней привыкать. Почему бы в конце концов не позволить ему проводить меня до дому? Молодой, потому и озорует, но ведь красивый какой. Слов нет, это была моя ошибка. Раз оступишься – и все испортишь. У него вошло в привычку таскаться за мной, у меня – слушать его глупости, а потом впервые мы зашли в ресторан, а потом впервые провели вечер у него на квартире – жил он с каким-то дружком, но тот, видно, заранее был предупрежден, потому что не появился до моего ухода, – так что я увязла, увязла по уши…

Я вдруг начинаю беспокоиться, как бы рассказ не затянулся слишком надолго, закуриваю и бросаю сигареты на столик, но Лиза, похоже, настолько поглощена пережитым, что не замечает их.

– Характер у Лазаря оказался легкий – во всяком случае так мне сначала казалось. А уж беззаботный был – ну все ему трын-трава. Учился в институте фармакологии, но сколько он там проучился – это вопрос; отец присылал ему из провинции какие-то гроши, на самое необходимое, но я не замечала, чтобы он нуждался в деньгах, да и шайка, в которую он меня втянул, тоже в деньгах не нуждалась. Так продолжалось месяца два, и вот однажды он обратился ко мне за помощью: я, мол, здорово закоротился, выручай, надо сдать в комиссионку транзистор. С какой стати, говорю, я должна этим заниматься, адрес знаешь – ну и топай сам. Неудобно, говорит, я там уже бывал не раз, да и в других меня знают и смотрят уже подозрительно, стукачи, – да что тебе рассказывать, могут подумать, что контрабандой занимаюсь. Ладно, говорю, раз тебе так приспичило сдать этот дерьмовый транзистор, давай отнесу. Через несколько дней он всучил мне фотоаппарат, потом магнитофон, потом не помню что еще, но когда приволок второй фотоаппарат, то даже я, при всей своей наивности, смекнула, что дело нечисто. Откуда у тебя столько аппаратуры, спрашиваю. Это, говорит, все вещи Мони – так звали дружка, который жил с ним на квартире, – что поделаешь, надо же помочь человеку. Только, говорю, не ты ему помогаешь, а я, и что будет, если в один прекрасный день меня притянут к ответу? Если спросят, где я взяла то или это, что тогда? Да скажешь, проходила мимо валютного магазина и какой-то мужчина предложил тебе это купить. Придумаешь что-нибудь, чего никогда нельзя проверить: где – на улице, кто – неизвестный солдат. Поди-ка проконтролируй!