Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Он… Он не успел снять с меня платье… — запиналась она, пытаясь одеревеневшими непослушными пальцами прикрыть обнажившиеся груди.

Презрительная усмешка скривила губы Гила.

— Он здорово поработал — мне было все видно оттуда, где я стоял!

Оливия попыталась сказать что-либо в свою защиту, но совсем лишилась дара речи. В горле пересохло, как если бы из него выкачали всю влагу.

По неведомой причине на Гила ее молчание подействовало еще хуже, чем любые слова.

Он притянул ее к себе так, что больно сдавил ее груди. Но какая же это была сладкая боль! Он накрыл мягкие губы Оливии, хищно наслаждаясь их нежностью в жестоком, злобном стремлении овладеть, не знающем снисхождения ни к ее юности, ни к отсутствию опыта.

Если бы даже она попыталась протестовать, то вряд ли смогла что-либо предпринять. Поцелуй Гила заглушил в ней всякую способность к сопротивлению, и сразу же ее наполнила жаркая истома, знающая только язык согласия. Мысли Оливии метались в головокружительных спиралях, в то время как тело наслаждалось незнакомыми и дивными ощущениями, засасывающими в какую-то сладостную пучину.

Почему никто не рассказал ей, что так бывает? Почему она не знала ничего, что подготовило бы ее к этим сказочным, волнующим переживаниям?

Но вот Гил оторвался от ее рта, чтобы проложить нежный путь к пленительному изгибу шеи. Совершенно захваченная чувственным дурманом, она с готовностью подняла вверх голову, открыв место на шее, где лихорадочно бился пульс.

— По-твоему, это ничто? Пустяк? — повторил он свой вопрос и прижался губами к ее коже.

Не говоря ни слова, Оливия лишь отрицательно покачала головой. Ей оставалось только признать, что существовал целый мир различий между тем, что делал Эндрю, и тем, какие чувства пробудил в ней Гил. Как могла она это отрицать? Ведь нельзя же сравнивать грубый яблочный сидр с тончайшим по вкусу шампанским. Но только как понять разницу, если у тебя нет возможности попробовать и то, и другое?

— Это безумие! Ты еще совсем ребенок, — грубо пробормотал Гил.

Оливия никогда не ощущала себя более взрослой, чем в эти минуты. Она была влюбленной женщиной, и ее тело пылало от сознания своей женской сути. Ей так хотелось продлить эти чудесные восхитительные ощущения. Она желала, чтобы они продолжались вечно, всегда. Она мечтала, чтобы Гил любил ее всегда. В отчаянии она впилась пальцами в шелк его рубашки.

— Эндрю не считал меня ребенком, — прошептала она.

— Ему было наплевать на тебя, крошка-кузина.

Означало ли это, что Гилу она, Оливия, — дорога? Собирался ли Гил сказать ей о своей любви? Он должен сказать эти слова. Оливия чувствовала, как ее сердце совершило что-то вроде мертвой петли.

— А тебе не наплевать?

Помолчав немного, Гил заговорил, и в его голосе прозвучала затаенная грусть.

— Да, мне не все равно. Я принимаю близко к сердцу доверие Вивьен и не нарушу его… Ты еще слишком молода, слишком неопытна, чтобы играть в подобные игры.

Оливию охватило разочарование. Она наивно ожидала объяснения в любви, а получила вместо того напоминание о том, что в глазах Гила она по-прежнему остается крошкой-кузиной. Интимность, которую они разделяли всего несколько мгновений назад, начинала улетучиваться, и Оливия страстно хотела бы вернуть ее. Но как? Как ей убедить Гила, что она уже не ребенок, а взрослая женщина — женщина, которая любит его, и единственное ее желание — чтобы он отвечал ей любовью на ее любовь.

— Я… Я не такая уж юная, — прошептала она еле слышно.

— По годам, может быть, да. Но твой опыт говорит, что ты еще совсем девчонка, — ответил Гил хрипло.

Движимая лишь силой неизведанного до сих пор чувства, не думая, куда могут завести се опрометчивые слова, которые она собиралась сказать, Оливия ринулась навстречу опасности.

— Я не такая уж неопытная, как ты, возможно, думаешь…

Она не успела произнести больше ничего, как руки Гила поднялись к ее обнаженным плечам, вцепились в них.

— На что ты намекаешь, черт побери? — зарычал он, предостерегающе сверкая глазами.

Оливию потрясли и резкая перемена его тона, и боль, причиненная его пальцами, впившимися в плечи. Оливия выговорила, заикаясь, лишь:

— Я… Я…

— Боже мой! А я-то думал, что этот молокосос воспользовался тем, что сильнее тебя. Но ты все время действовала с ним заодно, не так ли? Стало быть, это для тебя совсем не ново, ведь верно? — Казалось, Гил готов был ударить Оливию. — Боже милостивый! Ну, так со сколькими мужчинами ты переспала — ты, маленькая дрянь?

Пораженная такой негативной реакцией Гила и его столь грубыми вопросами, Оливия уставилась на него в молчаливом ужасе. Она сразу же поняла, что зашла чересчур далеко. Желая во что бы то ни стало заставить Гила обращаться с ней, как с женщиной, она действовала на ощупь, вслепую, ни разу не подумав, что любой ее промах способен вызвать такое дикое возмущение с его стороны. Она должна сказать Гилу правду. Все можно вынести, но не это жгучее презрение в глазах, с каким он смотрит на нее.

— Я…

Однако он не дал ей договорить, прервав на полуслове. Голос его хлестал, словно бич.

— Избавь меня от подробностей, Оливия. Меня они совершенно не интересуют. Иди за своей сумочкой. Я отвезу тебя домой.

Обратный путь домой прошел в молчании, как и поездка на день рождения. Оливия сидела, свернувшись калачиком, на переднем сиденье, охваченная болью и тоской. Она чувствовала себя бесконечно униженной. Платье, казавшееся таким роскошным, теперь выглядело жалким и безвкусным. Все надежды, которые наполняли ее сердце, когда она покупала этот наряд, оказались разбитыми вдребезги. И никогда, никогда больше ее жизнь не будет такой безмятежной, как прежде.

Машина остановилась возле ее дома, но Оливия еще несколько секунд продолжала сидеть в оцепенении. Отказываясь верить, что вечер, от которого она ждала столь многого, может закончиться таким крахом, она протянула было руку к Гилу.

— Прошу тебя…

Он отпрянул, как если бы ее прикосновение вызывало, у него отвращение.

— Я тебе уже сказал: я ничего не хочу слышать. А теперь — выходи!

— Гил, ты же не понял меня. Я ведь люблю тебя, — отчаянно выдохнула она.

Куда подевалась ее гордость в тот момент?..

— Любишь? — язвительно фыркнул он. — Тебе не понятно значение этого слова. Ты и этого Эндрю тоже любила? Ты считаешь, что все сводится лишь к одному? Наспех поваляться в траве? Это не любовь, это похоть, и тебе еще не скоро, видно, суждено почувствовать разницу.

Оскорбленная до глубины души, Оливия едва не упала, выбираясь из машины. Она постаралась как можно быстрее захлопнуть за собой дверь дома. Сможет она когда-либо снова встретиться с ним? В этот момент она ненавидела себя, однако еще больше она ненавидела Гила. Он швырнул ей назад, прямо в лицо, любовь к нему и растоптал в пыли ее мечты, и этого она никогда ему не простит.

На следующий же день Гил улетел в Америку и, хотя Оливия время от времени слышала о нем через Вивьен, но прошло несколько лет, а они не сразу так и не виделись — до сегодняшнего дня…

Вода в ванне остыла. Оливия поняла это, только когда ее охватила дрожь. Она встала, потянулась за полотенцем и вдруг с возмущением обнаружила, что щеки ее мокры, как если бы она плакала. Ерунда, решила она твердо. Это — от пара. Однако ей не удалось сразу отделаться от щемящей боли в сердце.

3

Оливия прислушалась к гудению возбужденных голосов за большим овальным столом в главном зале заседаний агентства «Бофор» и пожалела, что не может разделить с собравшимися охватившее всех нервное напряжение и надежды на что-то новое.

Назначение Гила вызвало целую волну переживаний и догадок среди рядовых служащих компании, но члены руководящего состава с особым нетерпением ожидали встречи с новым исполнительным директором. Большинству из них он уже был знаком, если не лично, то хотя бы по имени, и всем хотелось услышать о его планах относительно «Бофора», а также определить, насколько положение каждого из них будет затронуто с приходом Россаро.

9
{"b":"159544","o":1}