И как же эти недоноски проворонили? Целой толпой, с собаками! Мать вашу за ногу! Или щенки спугнули? Эти умеют по тундре шарить.
Из травы метрах в двадцати показалась голова Последыша. Он показал два пальца, потом указал — там, за дорогой. Двое. Круз приподнялся. Кусты за дорогой пошевелились — и тут же грохнула очередь.
Ага. Как же это вы, вояки? Хорошее местечко выбрали — между дорогой и рекой. Куда вы теперь?
Последыш, гибкий как змея, нырнул в кусты. Затем заросли на другой стороне раздвинулись, и из них вывалились на дорогу два мелкорослых типа в нелепых кожаных штанах и рубахах. За ними, оскалившись, явился Правый со слепнем на лбу. Уложил обоих на дорогу лицом вниз, а после ухватил слепня и медленно, с наслаждением раздавил.
Через четверть часа явился Семен верхом на БМП. Семен хотел: а) типов забрать; б) усадить Круза с компанией на машину. На что Круз посоветовал Семену быстро ехать по Семеновым делам и сообщил, что его, Круза, боевая группа возвращается на базу, захватив пленных и сопровождая раненого — то бишь его, Круза. И продемонстрировал подтекающую ногу. Семен странно разъярился и, стоя перед урчащей БМП, принялся орать, обещая нехорошее и даже очень плохое. После чего Последыш, стоявший в шаге от него, расстегнул ширинку и неторопливо помочился на Семенов сапог. Кто-то из команды, оседлавшей БМП, заржал. Но тут же сделал вид, что закашлялся.
Семен замолчал, побледнел, развернулся, молча забрался в БМП, которая развернулась, выпустила кубометр чада и покатила за восток, лязгая. А Круз приказал Последышу застегнуться, Правому — поднять пленных, а прочим — смотреть за дорогой по пути назад.
Шлось плохо. Растревожил раны, в кусты сигая. Последыш вышагивал рядышком и чуть позади, чтоб подхватить вовремя, если старшой на ногах не устоит. Зря стараешься. Старшой устоит. До станции всего ничего. Отвезем чучмеков, погрузимся с ними вместе и — в Инту. Боевая задача выполнена. Чего нужно, доказано. И сдержано. А сейчас исполняйте, Аделина Светлановна! Посмотрим, как вы с обещаниями. Вон, парочка недругов ваших. Мелкие как мальчишки, белобрысые, голубоглазые. Рожа розовая. Мечта арийца. Правда, личиками малость подкачали. Глаза не так разрезаны, и скулы чересчур. Чужеродностью попахивает — и прямо, и переносно. От рубах их сыромятных смердит падалью, сами, наверное, отродясь не мылись — может, потому их собаки и не унюхали? Запах и не людской, и не звериный. Интересно, как вы их употребите, Аделина Светлановна?
Как именно, Круз узнал через одиннадцать дней, когда, грязный, усталый и злой, вернулся из Вендинги в Инту.
Нелепый летний поход предназначался за пленными. Полуднем раньше, чем вышел отряд из Кожима, группы пошли по дороге от Инты на базу Желанная и от верховьев Печоры к горе Сабля — как раз чтоб перекрыть весь район ближних кочевий. Чтоб оленные, погнав стада прочь от одних набежников, прямиком угодили в лапы к другим.
Группа Семена не захватила никого. Ее застопорили на переправе через реку Дурную, прозванную так за незамерзание в самую лютую зиму, и засадили две гранаты из РПГ в броневик, застрявший посреди реки. Треть Семеновой группы, отправленной вверх по Сывье, обложили, загнали в болото и продержали три дня. Печорская группа так и не добралась до гор, потеряв дорогу в трясинах. Только ушедшая к Желанной группа смогла, удачно переправившись, застигнуть кочевье и захватить полдюжины старух, а также непрестанно матерящегося Ваню Коковкина, бывшего председателя оленеводческого совхоза. Остальные ушли со стадами на восток, за хребет.
Так и вышло, что Круз оказался единственным, привезшим настоящую добычу. Именно ту, о которой просил Аделину Светлановну пьяный от счастья Дан.
Аделина исполнила обещанное. Легко исполнила, прямо, щедро и с удовольствием. Круз даже испугался отчасти. Даже согласилась самого Круза отпустить под обещание вернуться. «Обязательно вернись, Андрей Петрович. Ты мне нужен. И твоему научнику ты очень нужен. Он меня очень просил. Очень. Я тебе паровоз дам и броневагон один. До Вендинги доберетесь. У меня со Степанидой договор, она через Микунь тебя пропустит. А от Вендинги пареньки твои доберутся. Чай, не младенцы».
Какой именно со Степанидой был договор, Круз в точности не вызнал. И полтора часа, пока состав торчал в тупике на Микуни, не выпускал автомата из рук. На насыпи состав торчал как в мышеловке, открытый со всех сторон. Последыш сидел за турелью, ощерившись, а в ста метрах стоял Т-80, и дуло его смотрело прямо в душу.
Но из тупика выпустили. Позволили загрузить уголь — на Микуни были огромные склады угля, едва початые. И отправили на Вендингу. А там ни о каких договорах ни с кем не слыхивали. Аделина отправила с Крузом одну из своих советниц, въедливую старуху лет семидесяти с хвостиком, закутанную до пят в пуховые платки и тяжко смердевшую пожилой немытостью. На Вендинге сидела дюжина угрюмых бородатых мужиков, растревоженных и заеденных комарами. «Набегают на нас. Кто набегает? А шут их разберет, набегают. Оленные набегают? Не-а, оленных давно не видели. С волками набегают? Не-а, волки сами по себе. Спасу от них нет, но они не с людьми. Люди с собаками, вестимо, а волки — они в лесу. Или в тундре. Но свирепо набегают. Куда попретесь-то? Домой? А кто вы такие? От Аделины? От какой-такой Аделины?»
— Ах вы шаромыжники! — заголосила старуха. — Ах, бесстыжие! Да вы здесь коз затрахали, а про Аделину не знаете? Может, вы и Степаниды не знаете? И Ольги Домновны? Да я ее сиськой кормила!
От упоминания Ольги Домновны мужики погрустнели и приутихли. Старший, с ожогом на полголовы, щербатый и тощий, сказал зло:
— Да пускай они катятся хоть на хер. Если полезут — отобьем. Секретов у нас оборонных негу. Вот весь секрет, — и показал на истертый «калаш».
В Вендинге, крошечном поселке, почти пожранном тайгой, Круз попрощался со щенками. За покосившейся хибарой и поленницей вровень с нею, за сторожевой вышкой с пулеметом, у начала лесной дороги, через полкилометра истончающейся до тропы и уходящей в никуда, Круз обнялся со всеми: с Правым, теперь то и дело улыбающимся, с Левым и Следом, с застенчивой осторожной Веркой, немножко рассеянной от новой привычки прислушиваться к себе, то и дело поглаживающей круглеющий животик.
— Бывай, старшой, — сказал Правый. — Дело сделано. Слово дано и выдержано.
— Дано и выдержано, — отозвались Левый со Следом и Последыш.
— Спасибо вам, ребята, — сказал Круз.
— И тебе спасибо, старшой, — сказал Правый. — Мы выросли. И еще: мы тут поговорили. Меньший с тобой хочет остаться. Пусть растет. Слушай, Последыш. Ты один теперь с ним. Ты сейчас вместо Правого. Держись!
— Я буду, — пообещал Последыш.
Правый вскинул автомат на плечо и пошел, не оглядываясь, держа Верку за руку. За ними точно и бесшумно, как лесные тени, двинулись Левый и След.
Круз смотрел вслед, пока лес не спрятал их. Потом повернулся и пошел к вагону. И почувствовал себя почему-то так, как когда-то зимой на маяке в крошечном городке на Мэйне. Только приемника, готового принести чудесный, вспыхнувший из ниоткуда голос, больше не было.
Назад добирались трудно и тягомотно. Стояли, клянчили уголь и воду, ругались на станциях, посылали курьеров, связывались и нехорошо смотрели друг на друга. Последыш молчал, смотрел в небо. Трогал зачем-то нож.
Приехали рано утром, когда солнце, проползшее круг по небу, снова начало карабкаться наверх, закрашивая вышину синькой. На станции курили двое сторожевых, смахивая комаров с ушей. С воркутинского вагона скидывали шлак прямо на перрон, а в кустах за ним кто-то тяжело, мучительно кряхтел, испражняясь.
Круза с Последышем отвезли в город на грузовике. Высадили на площади у чугунного Ленина. Сплюнули вслед. Круз пошел в больницу, повидаться с Даном. Запустили его в Дановы покои сразу, не расспрашивая. Дан был доволен, выбрит и благоухал настоящим кофе.
— Здравствуй, Андрей! — вскричал, вскакивая. — Как хорошо, что ты пришел! Знаешь, как здорово? У нас получилось, получилось! Теперь мы можем спасти эту чертову планету! Спасибо за больных, которых ты привез! Я ввел им сыворотку, и они выздоровели! А ведь они уже засыпали, у них пульс втрое медленнее стал! А теперь — нормальны, понимаешь, нормальны! Это чудо!
