Починить стул.

Речь шла об одном из стульев, стоявших в столовой. Стульев было шесть, с круглыми спинками; Элисон купила их на мебельной распродаже. У них были зеленые бархатные сиденья, отделанные золотистым шнуром, но кот Ларри с незамысловатой кличкой Котяра повадился точить о них когти и на одном оторвал шнур, который теперь неряшливо, словно нижняя юбка, торчащая из-под платья, свисал вниз до самого пола. Ей предстояло вооружиться клеем и мебельными гвоздиками и починить стул. Ничего, если получится кривовато: главное, чтобы шнур не болтался.

Она сунула блокнот обратно в сумку и сидела с мрачным лицом, вспоминая свою неприглядную столовую. Конечно, тот факт, что у них есть столовая — в наше-то время! — сам по себе казался удивительным, однако она была настолько непривлекательной, тесной, холодной и темной, что ее просто нельзя было приспособить подо что-нибудь еще. Элисон хотела устроить там для Генри рабочий кабинет, но тот сказал, что в комнате чертовски холодно. Идея с игровой для Ларри тоже не прижилась, потому что сын предпочитал играть на полу в кухне. Собственно, как столовую они ее тоже не использовали и ели обычно на кухне или в теплую погоду на террасе, а когда наступала жара, устраивали пикники в саду под густой тенью раскидистого клена.

Ее мысли, как обычно, разбегались в разные стороны. Столовая. Решив, что мрачнее ее все равно уже не сделать, они оклеили стены темно-зелеными обоями в тон бархатным занавесям, которые мать Элисон отыскала на своем полном сокровищ чердаке. Там стоял стол с гнутыми ножками и те самые стулья, да еще викторианский буфет — подарок тетушки Генри. Стены украшали две уродливые картины, которые Генри купил, отправившись на распродажу за медной каминной решеткой. На одной была изображена лисица, поедающая убитую утку, на второй корова на горном пастбище под проливным дождем — сюжеты довольно угнетающие.

— По крайней мере, стены теперь не голые, — сказал Генри, повесив их в столовой. — Пускай повисят, пока я не заработаю на подлинник Хокни, Ренуара или Пикассо — кого ты предпочтешь.

Он спустился со стремянки и поцеловал жену. На нем была рубашка с короткими рукавами, в волосах запуталась паутина.

— Мне вовсе не хочется дорогих картин, — сказала на это Элисон.

— Должно хотеться, — он поцеловал ее еще раз. — Мне вот хочется.

Он и правда хотел разбогатеть — не ради себя, а ради жены и детей. Ради них он всегда стремился вперед. Они продали квартиру в Лондоне и купили этот небольшой дом, потому что Генри решил, что детям лучше расти на природе, наблюдать за животными, растениями, сменой времен года; поскольку им еще предстояло выплачивать ссуду, то ремонтом они решили заняться самостоятельно. Они посвящали ему все выходные, и поначалу это было нетрудно, потому что стояла зима, однако с приходом весны они забросили внутренние работы и переместились в сад, сильно запущенный и заросший, где попытались создать хотя бы видимость порядка.

В Лондоне они успевали проводить время вдвоем: приглашали няню и ходили куда-нибудь поужинать, а то и просто сидели дома, слушая музыку; Генри читал газету, а Элисон рассчитывала семейный бюджет. Теперь же Генри уезжал из дому в половине восьмого утра и возвращался только в половине восьмого вечера.

— Разве оно того стоит? — иногда спрашивала она, но Генри стоял на своем.

— Мы не всегда будем так жить, — убеждал он жену. — Вот увидишь.

Он работал в компании «Фэйрхерст & Хенбери», занимавшейся поставками электрооборудования. С тех пор как Генри поступил туда на работу младшим клерком, компания выросла и добилась определенных успехов; теперь она производила еще и компьютеры. Генри планомерно продвигался по карьерной лестнице и сейчас считался одним из претендентов на пост директора по экспорту — нынешний директор решил раньше срока удалиться на покой, переехать в Девоншир и разводить там кур.

В постели — это было единственное место, где они могли спокойно поговорить, — Генри обрисовал Элисон свои перспективы. Они были не слишком обнадеживающими. Он — самый младший из всех кандидатов; образование у него, хотя и достойное, но все же не блестящее, кроме того, остальные обладают большим опытом.

— А какие у тебя будут обязанности? — поинтересовалась Элисон.

— О, это самое главное. Мне надо будет много ездить. В Нью-Йорк, Гонконг, Японию. Завоевывать новые рынки. Я буду часто отсутствовать, и тебе придется проводить в одиночестве больше времени, чем сейчас. И еще нам надо будет принимать у себя гостей. Если наши иностранные партнеры приедут в Лондон, мы должны будем заниматься ими, развлекать… ну, ты понимаешь.

Она обдумала его слова, лежа в постели в его ласковых объятиях в полной темноте. Окно было приоткрыто, и свежий деревенский воздух холодил ей лицо.

Она сказала:

— Я не приветствую частые командировки, но смогу к ним привыкнуть. Мне не будет одиноко, потому что у нас есть дети. И потом, я буду знать, что ты скоро вернешься.

Он поцеловал ее и прошептал:

— Я когда-нибудь говорил, что я тебя люблю?

— Ну, может, раз или два.

Генри сказал:

— Я хочу получить эту должность. Я справлюсь с ней. И я хочу поскорее выплатить ссуду и свозить детей в Бретань на летние каникулы и, пожалуй, нанять кого-нибудь ухаживать за садом.

— Давай не будем забегать вперед, — остановила его Элисон, положив пальчики на губы мужа. — В таких делах не стоит торопиться.

С того ночного разговора прошло около месяца, и за все это время они ни разу не заговаривали о возможном повышении. Однако неделю назад мистер Фэйрхерст, председатель совета директоров, пригласил Генри на ланч в свой клуб. Генри прекрасно понимал, что тот вряд ли стал бы угощать своего подчиненного дорогими яствами только ради удовольствия побыть в его компании, однако они успели разделаться с едой и перейти к портвейну и отличному стилтону с голубыми прожилками, когда мистер Фэйрхерст наконец завел разговор на интересующую его тему. Для начала он спросил о здоровье Элисон и детей. Генри ответил, что у них все в полном порядке.

— Для детей гораздо лучше жить на природе. Элисон нравится за городом?

— О да. У нее появилось множество друзей в деревне.

— Это хорошо. Очень хорошо. — С задумчивым видом мистер Фэйрхерст положил в рот кусочек стилтона. — Я ведь так и не успел толком с ней познакомиться. — Его слова звучали так, будто он размышлял вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. — Мы, конечно, виделись пару раз на официальных приемах, но эти встречи я не принимаю в расчет. Интересно было бы взглянуть на ваш дом…

Мистер Фэйрхерст умолк и посмотрел на Генри. Тот встретился с ним взглядом через стол, накрытый накрахмаленной скатертью и сверкающий столовым серебром. Генри прекрасно понимал, куда клонит старик, — он ждал официального приглашения.

Генри откашлялся и сказал:

— Может быть, вы с миссис Фэйрхерст согласитесь пообедать у нас в ближайшее время?

— О! — ответил мистер Фэйрхерст, делая вид, что донельзя удивлен и обрадован его предложением. — Как мило с вашей стороны! Уверен, миссис Фэйрхерст будет просто счастлива.

— Тогда… я попрошу Элисон ей позвонить. Они условятся о дате.

— Нас испытывают, да? Перед твоим повышением, — сказала Элисон, когда он выложил ей новости. — Проверяют, сможем ли мы развлекать всех этих иностранных гостей. Им надо знать, как я справлюсь, насколько я хорошая хозяйка и все такое.

— Пожалуй, это звучит немного бездушно, но… да, думаю, так и есть.

— Обед должен быть по-настоящему парадным?

— Пожалуй, нет.

— Но все-таки официальным?

— Ну, это же председатель совета директоров…

— Боже мой!

— Прошу, не делай такое лицо. Я этого не вынесу!

— О, Генри… — ее голос дрогнул, будто она вот-вот заплачет, но Генри крепко ее обнял и слезы отступили. Держа жену в объятиях, он сказал:

— Может, нас и испытывают, но это хороший знак. Было бы гораздо хуже, если бы нас просто проигнорировали.