Погружаясь в сон, Тоби тихонько улыбался, потому что безо всякой на то причины внезапно со всей уверенностью ощутил, что его старый друг, где бы он сейчас ни был, наверняка все знает.

После командировки в Европу — пять городов, семь больших приемов, бессчетное количество часов, проведенных в самолетах, — в среду вечером Джеймс Гарнер прилетел в аэропорт Хитроу из Брюсселя. В Лондоне лило как из ведра — обычная погода для апреля. Накануне он лег только в два часа ночи, распухший кейс был тяжелый, словно в него натолкали кирпичей, кроме того, Джеймс, казалось, где-то подцепил простуду.

Он искренне обрадовался, увидев Робертса, водителя из их рекламного агентства, которого прислали встретить Джеймса в аэропорту. Гладковыбритый, в форменной фуражке, Робертс взял из рук Джеймса чемодан и сказал: «Надеюсь, путешествие было приятным».

Они поехали прямо в офис, и Джеймс, бросив беглый взгляд на документы на своем рабочем столе и презентовав секретарше крошечный флакончик духов, купленных в магазине беспошлинной торговли, отправился в кабинет председателя совета директоров.

— Джеймс! Как я рад! Проходи, дружище. Ну и как же все прошло?

Сэр Осборн Блейк был не только начальником Джеймса, но и его старым добрым другом. Без лишних церемоний Джеймс за полчаса посвятил его в подробности проведенных переговоров: какая компания проявила к ним интерес, кто предпочел немного повременить. Самое интересное он оставил напоследок — две большие фирмы согласились заключить с ними контракт: одна шведская, изготавливающая сборную мебель и недорогие товары для дома, и одна датская, очень старая, занимающаяся ювелирными изделиями и сейчас постепенно выходящая на общеевропейский рынок.

Сэр Осборн пришел в восторг, что очень польстило Джеймсу, и захотел как можно скорее сообщить хорошие новости остальным членом совета директоров. Заседание совета назначено на вторник. Сможет ли он к этому времени подготовить отчет? Хорошо бы получить его в пятницу. Самое позднее — в понедельник утром.

— Если на завтра вы освободите меня от остальных дел, я закончу его к утру пятницы, отдам секретарше перепечатать и вечером члены директоров получат свои копии.

— Великолепно! Тогда они смогут изучить его за выходные, если ненадолго отвлекутся от гольфа. Кстати…

Тут ему пришлось прерваться, потому что у Джеймса вдруг страшно засвербило в носу: он полез за платком и оглушительно чихнул, а потом как следует высморкался.

— Да ты, похоже, простудился, старичок, а?

В голосе начальника чувствовалась нервозность, будто сэр Осборн боялся, что Джеймс успел его заразить. Он опасался инфекций, равно как и лишнего веса, жирной пищи и болезней сердца.

— Да, кажется, простудился.

— Хм… — сэр Осборн задумался. — Вот что я тебе скажу: почему бы тебе завтра не отсидеться дома? Ты здорово устал, да и отчет лучше писать в тишине, когда ничто тебя не отвлекает. Побудешь денек с Луизой — тебя ведь не было довольно долго. Как тебе мое предложение?

Джеймс ответил, что предложение — лучше некуда.

— Значит, договорились. — Сэр Осборн поднялся, торопясь закончить встречу, пока опасные вирусы не наводнили стерильный воздух его роскошного кабинета. — Если выедешь прямо сейчас, успеешь попасть домой до часа пик. Увидимся в пятницу утром. Между прочим, на твоем месте я бы хорошенько полечился. Лучше всего выпить на ночь виски с лимонным соком. Отличное средство!

Четырнадцать лет назад, сразу после свадьбы, Джеймс и Луиза поселились в Южном Кенсингтоне, в квартирке на первом этаже, однако, как только Луиза забеременела первым из двух их детей, они решили перебраться за город. Благодаря кое-каким финансовым ухищрениям переезд состоялся, и Джеймс ни разу об этом не пожалел. Часовая поездка на автомобиле, которую он совершал дважды в день, казалась ему мизерной платой за счастье жить в уютном особняке из красного кирпича с просторным садом и радоваться, возвращаясь вечерами с работы домой. Дорога, несмотря на пробки, его не смущала: этот час он использовал на то, чтобы отвлечься от рабочих проблем, оставить позади дневные заботы.

Зимой в сумерках он въезжал в свой сад и видел сквозь ветви деревьев свет над входной дверью. Весной в саду было разливанное море нарциссов; летом его ждал длинный сонный вечер, который он предвкушал чуть ли не с утра. Душ, свежая рубашка, легкие сандалии, напитки дожидаются на террасе, увитой глицинией с дымчато-синими цветками, из буковой рощи за садом доносится воркование вяхирей…

Дети катались на велосипедах по лужайкам, карабкались по веревочной лестнице в домик на дереве; по выходным дом был битком набит друзьями — соседями и беженцами из душного Лондона, являвшимися с детьми и собаками. Одни валялись в креслах с воскресными газетами, другие соревновались, кто более ловко уложит мяч в лунку.

Но сердцем их дома всегда была Луиза. Она не переставала удивлять Джеймса, который женился на ней, не имея ни малейшего представления о том, каким дивным человеком она на поверку окажется. Ласковая и скромная, за прошедшие годы она стала прямо-таки идеальной хозяйкой — спроси кто-нибудь Джеймса, в чем выражается этот ее талант, он затруднился бы дать точный ответ, однако, несмотря на то что порой по дому бывали разбросаны детские игрушки, обувь или рисунки, там всегда царила атмосфера мира и веселого гостеприимства. Повсюду стояли цветы, звучал радостный смех, и было наготовлено вдоволь, чтобы накормить гостей, неожиданно заглянувших на ужин.

Но настоящее чудо заключалось в том, что все происходило совсем незаметно. Джеймс не раз бывал в других домах, где жены целый день хлопотали по хозяйству, что-то мыли и чистили, подолгу пропадали на кухне, появляясь оттуда, обессиленные и раздраженные, за две минуты до того, как гости усаживались за стол. Луиза, конечно, тоже проводила немало времени на кухне, но люди почему-то охотно следовали за ней, захватив с собой коктейли или вязание, и с радостью выполняли ее просьбу почистить бобы или взбить венчиком майонез. Из сада прибегали дети и оставались тоже — лущили горох или пекли бесформенное печенье из обрезков теста, оставшихся от яблочного пирога.

Иногда Джеймс думал о том, что по сравнению с его собственной жизнь Луизы, должно быть, ужасно скучная. «Что ты делала сегодня?» — спрашивал он, вернувшись домой, и она всегда отвечала одинаково: «Да так, ничего особенного».

Дождь лил и лил, начали сгущаться сумерки. Джеймс подъехал к Хенборо, последнему городку по главной дороге, — дальше ему надо было поворачивать к себе в деревню. На светофоре загорелся красный сигнал, и он остановил машину у цветочного магазина. В витрине были выставлены охапки тюльпанов, фрезий, нарциссов. Он хотел было купить Луизе цветов, но тут зажегся зеленый свет и, позабыв о своем мимолетном порыве, Джеймс поехал дальше в потоке автомобилей.

Было еще довольно светло, когда Джеймс въехал на подъездную аллею, обсаженную рододендронами. Он поставил машину в гараж, заглушил мотор, вытащил из багажника чемодан и вошел в двери кухни. Руфус, их старый спаниель, лежавший в своей корзине, издал настороженное «ав!»; жена Джеймса, которая сидела за столом и пила чай, подняла глаза и посмотрела на дверь.

— Дорогой!

Как приятно, когда тебе так радуются.

— Сюрприз!

Он поставил на пол чемодан, а она поднялась со стула, и они прямо посреди кухни заключили друг друга в объятия. Джеймс почувствовал тонкие косточки жены сквозь ее поношенный голубой пуловер. От нее шел упоительный запах, к которому почему-то примешивался легкий аромат дыма от костра.

— Ты рано.

— Успел проехать до часа пик.

— Как там Европа?

— Как обычно. — Он отстранился и посмотрел на нее. — Дома что-то не так…

— Что именно?

— Ты мне скажи. Ни велосипедов посреди гаража, ни криков, ни разбойничьих банд, орудующих в саду. Где же дети?

— Поехали в Хэмбл погостить у Элен. — (Элен была сестрой Луизы.) — Ты же знал, что они уезжают.