Внизу раздавались голоса, это сотрудники музея торопились на обед. Вот за ними захлопнулась дверь. Теперь в здании их только двое — он и девушка за кассой.

В музее не было камер наблюдения, но несколько лет назад выставочные витрины оборудовали сигнализацией. Правда, он давно выяснил, как её отключить, так что эта проблема была решена.

Всё время прислушиваясь к звукам из вестибюля (быть застуканным на месте преступления он вовсе не хотел), он вынул из кармана крошечную отвёртку и развинтил болтики, державшие стеклянную крышку витрины. Затем оставалось лишь приподнять её, аккуратно поставить на пол и забрать браслет. Вернув крышку на место, он неспешно спустился по лестнице. Кассирша всё так же сидела, уткнувшись носом в книгу. Казалось, она дремала. Он вышел из музея никем не замеченным.

Известие о краже из Фурнсалена вынудило Юхана оставить Эмму с дочкой на Форё и как можно быстрей вернуться в город, чтобы успеть сделать репортаж к воскресному выпуску «Региональных новостей».

Утром в понедельник редактор связался с ним и объяснил, что хочет от него ещё один сюжет. Продолжение истории должно содержать такие компоненты, как шок и замешательство, причём под следующим углом: «Как мы это допустили?» «Весь сюжет уже выстроен в его редакторской голове», — с сарказмом подумал Юхан, хотя в душе был согласен с тем, что проследить новостную историю логично. Самого репортёра больше всего озадачил тот факт, что грабителю удалось отключить сигнализацию. Неужели действовал кто-то из своих? А если так, то насколько часто подобное случалось раньше? Он запросил в архиве прессы вырезки о случаях краж древностей с Готланда. Результат пришёл по факсу: в заметках в основном говорилось о том, как на остров из других стран приезжали охотники за ценностями и, вооружившись металлоискателем, расхищали серебряные сокровищницы.

В номере газеты «Готланде тиднингар» шестимесячной давности внимание Юхана привлекла заметка под названием «Предполагаемая кража из хранилища Краеведческого музея Готланда». Никто из тех, кого репортёр проинтервьюировал вчера в связи с пропажей, не упомянул о том, что такое случалось и раньше. Речь в газете шла, в общем-то, не о музее, а о хранилище, которое располагалось в другом конце города, поэтому неудивительно, что все промолчали. Но и лишний раз ворошить неприглядные факты сотрудники явно не хотели.

В заметке рассказывалось о том, что сотрудники музея недосчитались нескольких монет, — вместе с другими, не попавшими в основную экспозицию древностями их держали в стенах хранилища, ведь в самом Фурнсалене можно было выставить лишь малую часть огромного количества археологических находок Готланда. В статье упоминался заведующий хранилищем Эскиль Рондаль. По его словам, он был очень обеспокоен пропажей.

Юхан отыскал нужный номер, и вот уже в трубке послышался хрипловатый голос Рондаля:

— Алло?

— Здравствуйте, меня зовут Юхан Берг, репортёр «Региональных новостей» на Шведском телевидении.

В ответ тишина.

— Я звоню по поводу заметки в «Готландс тиднингар», — продолжил Юхан. — Речь о краже арабских монет из вашего хранилища, где-то полгода назад.

— Да, и что?

— Вы помните тот случай? В газете упоминается ваше имя.

— Да-да, конечно, но потом всё прояснилось.

— Каким образом?

— Обнаружилось, что никакой кражи не было. Монеты нашлись, они просто поначалу угодили не туда.

— В смысле — не туда?

— Признаться, это я во всём виноват. Когда монеты поступают к нам, мы помещаем их в особый отдел хранилища, где находятся дорогостоящие предметы, другими словами, то, что могло бы заинтересовать потенциальных воров. Так вот, ящик с монетами сначала забыли туда отправить, но потом он нашёлся. В общем, мне неловко об этом вспоминать.

— Понимаю. А случаи кражи в вашей практике были?

— Ничего официально доказанного. Но случается, конечно, что предметы пропадают.

— Но ведь это не безделушки какие-то! Получается, люди просто берут и уносят вещи, которым тысячи лет. А полиция куда смотрит?

— Их это не особо заботит. Не знаю ни одного полицейского, кто бы занимался пропажей археологических находок. У них есть дела поважнее, — фыркнул Рондаль. — Простите, но мне нужно идти.

Юхан поблагодарил за разговор и повесил трубку. Слова Рондаля сбили его с толку. Неужели кто-то безнаказанно ворует ценные находки?

Репортёр набрал номер приёмной университета и попросил к телефону кого-нибудь из археологов. На месте был только преподаватель, читавший теоретический курс, по имени Арон Бьярке.

Юхан рассказал ему о только что прочитанной заметке и о разговоре с Эскилем Рондалем. Бьярке отчасти подтвердил, что сложившаяся в голове журналиста картина верна:

— Может случиться, что отдельный предмет прихватят с собой, а никто и не заметит, но эти мелкие кражи — далеко не самое страшное. Авантюристы, которые приезжают на Готланд в поисках сокровищ, — вот настоящая головная боль. Пару лет назад вышел закон, призванный остановить расхитителей, и теперь на острове действует запрет на использование металлоискателей без особого разрешения областной администрации. В прошлом году полиция поймала с поличным двух англичан.

— Куда девается краденое?

— Коллекционеры со всей планеты готовы заплатить кругленькую сумму за какой-нибудь серебряный браслет или монету, которым тысяча лет. Не говоря о красивейших украшениях эпохи викингов. Для всех этих вещей есть целый рынок, и деньги там ходят немалые.

— Кражи продолжаются до сих пор?

— Да, я уверен, хотя полицию это всё не очень интересует.

— Вы можете указать на конкретный случай, о котором вам известно?

Арон Бьярке вдруг замкнулся.

— Нет, боюсь, сейчас не смогу.

Прошло почти две недели после кражи в Фурнсалене. Полиции так пока и не удалось найти ни убийцу Мартины Флохтен, ни злодея, расправившегося с лошадьми, ни вора, стащившего ценный экспонат. Кнутас на всякий случай попросил держать его в курсе расследования кражи, хотя, в общем-то, не думал, что между этими тремя делами есть связь. Правда, их объединяло одно: казалось, раскроют их ещё не скоро.

Комиссар решил, что не может присоединиться к семье, отдыхающей в Дании, пока убийца Мартины Флохтен не обнаружен, но это не мешало ему мечтать об отпуске, о том, как он будет играть в гольф, поедет на рыбалку или усядется на веранде с книгой и бокалом вина. Он устал, был измучен, и его уже начинало охватывать отчаяние, потому что всё шло не так, как он рассчитывал. Кнутас думал, что в расследовании произойдут определённые подвижки после этого случая с лошадиной головой у дома Гуннара Амбьорнсона, но ошибся. Лине и дети вернулись домой загорелые и отдохнувшие, а у него для них радостных новостей о расследовании не было.

Полиция по большому счёту до сих пор топталась на месте. Те немногие из соседей Амбьорнсона, кто был дома в тот вечер, ничего особенного не видели и не слышали. Одна дама, правда, заметила какую-то незнакомую машину. Марку и год выпуска она назвать не смогла, сказала только, что автомобиль был красного цвета и довольно большой.

Возможно, машина принадлежала как раз преступнику, ведь он вряд ли пришёл пешком и принёс с собой лошадиную голову. В полицию так и не поступило никаких сообщений о пропаже лошади или о найденном изуродованном трупе животного. Кнутас не понимал почему. Он знал только одно место на Готланде, где лошадь могла исчезнуть без следа и это бы не так скоро заметили, — лесная пустошь Лойста, заповедник для готландских пони. Загвоздка лишь в том, что голова принадлежала не пони, а лошади другой породы.

Следователи не хотели официально объявлять о поисках животного, поскольку тогда все факты вышли бы наружу. Насаженная на кол лошадиная голова в саду у высокопоставленного политика — такая новость, без сомнения, способна посеять панику и среди местных, и среди туристов. В худшем случае она стала бы последним ударом для проекта по строительству гостиничного комплекса. Иностранные спонсоры могли принять решение выйти из проекта, а это Готланду не по карману. Кнутас принял участие во встрече с начальником областного полицейского управления, губернатором и председателем муниципального правления, все единогласно поддержали идею о том, что всё нужно сохранить в тайне.