Мы обогнули станцию метро и пошли по проспекту Маркса. Я уже знал, что громадное здание слева — гостиница «Москва», а впереди на площади будет бывший Манеж, а по правой стороне — университет.

Пока я раздумывал, как бы при удобном случае выложить Витальке и Тане все эти мои знания, мы подошли к углу улицы Горького. Виталька снял с плеча фотоаппарат и принялся щелкать.

— Хочешь, — сказал я ему, — вся площадь будет у тебя как на ладони?

— Хочу. Где твой ковер-самолет?

— Кроме смеха.

— Понимаю. — Виталька перекручивал кадр. — Ковер-самолет сейчас заправляется бензином, а через минуту опустится у наших ног.

— Не веришь — не надо. Мое дело предложить, твое — отказаться.

— А на чем бы мы поднялись? — поспешила вмешаться Таня.

— На лифте… Заодно мороженого поедим. Хочешь?

Таня поняла, что я не шучу.

— Идем, — сказала она и посмотрела на Витальку.

Он пожал плечами.

Я почувствовал, что взял верх, и скомандовал:

— Айда!

И опять, как вчера, огромный лифт потащил нас на пятнадцатый этаж. А когда я привел Таню и Витальку на веранду, с которой открывается вид на Москву, они ахнули в один голос. Да и я взглянул и тоже не мог оторваться, словно видел это впервые.

Таня все приговаривала: «Какая прелесть!», «Как чудесно!».

Виталька молчал и сосредоточенно щелкал своим аппаратом.

Меня охватило торжество: ведь это я привел их сюда, и теперь они довольны, что пришли, а привел я их, сломив, видимо, тот уговор, который был между ними. Я захотел окончательно подчинить их своей воле и сказал:

— Между прочим, здесь отличное мороженое.

— Ты откуда знаешь? — удивилась Таня.

— Знаю вот. Идемте.

— Все столики заняты, — проговорил Виталька, отрываясь от фотоаппарата.

— Подождем. — Я, конечно, понял, что Виталька сказал это так, с досады: ему хотелось бы первому сказать насчет мороженого, а он опоздал.

Теперь мы поглядывали не только за перила, но и на столики: не освободится ли какой-нибудь?

И тут у меня возникла еще одна удачная мысль. Я шагнул к первой проходившей мимо официантке и попросил ее позвать тетю Настю. (Назвать ее просто Настей я как-то не мог.)

— У тебя в Москве несколько тетушек? — спросила Таня.

— Ты говорил, что ее зовут Гекта? — присоединился к ней Виталька.

— Та родная, — сказал я, — то есть почти родная… в общем, родственница, — запутался я. — А это знакомая.

Тем временем откуда-то появилась Настя.

— Эдик! Здравствуй! Молодец, что пришел.

— Здравствуйте… — произнес я, а в гол оно вертелось: «Как же сказать?… Настя? Или тетя Настя?» Так ничего и не придумав, я бухнул: — А я не один. Мы втроем пришли… съесть мороженого, а места все заняты.

— А сестричка где? — спросила Настя.

— К экзамену готовится. — Я покосился на Таню и Витальку.

— Идемте, — решительно сказала Настя и пошла по веранде быстрыми шагами.

Мы двинулись за ней.

Возле простенка стоял стол без стульев. Его голубая пластиковая поверхность тускло блестела.

— Беритесь, — кивнула нам Настя и сама взялась за край стола.

Мы с Виталькой приподняли стол с другого края, и через минуту он уже стоял у перил веранды, накрытый скатертью и украшенный вазочкой с цветами, как и все столы.

— Вот это тетя! — сказал Виталька.

Я не понял: то ли он сказал это обрадованно, то ли с насмешкой. Он умеет так говорить, что не поймешь.

— А про какую сестричку она спрашивала? — поинтересовалась Таня.

— Не про сестричку, про знакомую. Это она ее называет сестричкой.

— Загадочно, — сказал Виталька. — Тетя вовсе не тетя, сестричка тоже не сестричка.

Он засмеялся, повертел вазочку с цветами.

— А какие она экзамены сдает? — спросила Таня. — Она в каком классе?

Я видел, что наступление на меня повелось со всех сторон. Нужно было давать отпор. Самый решительный.

— Она на историческом факультете, — сказал я небрежно. — Вон видите — университет… — я махнул рукой, — она там учится.

Таня и Виталька удивленно посмотрели в ту сторону, куда я махнул.

— Не туда смотрите. Это гостиница — поддел я. — Университет левее. Вон желтое здание, И вот там, через улицу, — тоже университет.

Теперь атаки были отбиты. Виталька и Таня сидели, хлопали глазами. Им, конечно, очень хотелось спросить, откуда у меня такая знакомая, но они выжидали, думали, что я сам скажу об этом. Как бы не так! Ждите!

Настя принесла нам мороженого, и мы тут же взялись за дело.

Мороженое, я это уже давно заметил, едят по-разному. Одни аккуратненько снимают ложкой с мягких, податливых шариков тонкий слой, другие едят по-человечески — быстро.

У меня всякой там церемонии с мороженым не получается. Еще, помню, в детстве пана мне сказал, что мороженое я не ем, а уничтожаю. «Не набрасывайся на него с такой яростью, — сказал он. — Ты что, ненавидишь его?» — «Нет, — сказал я, — навижу… даже очень». — «Уничтожитель», — проговорил папа. «Своего здоровья, — добавила мама. — Не ешь такими кусками!»

Но я всю жизнь продолжал поедать мороженое большими кусками. Вот и сейчас двумя взмахами ложки я уничтожил один шарик пломбира.

Уничтожил и вдруг случайно увидел, как не спеша и деликатно подносила Таня ко рту свою ложечку. Наверное, сидит и думает про меня: «Вот дикарь!» И рука моя, готовая отхватить половину следующего шарика, бессильно повисла вдруг в воздухе.

А еще мне представилась такая малоприятная картина: Таня и Виталька прохлаждаются мороженым, а я, значит, как троглодит пещерный: все сожрал уже и зыркаю по сторонам жадными глазами. Ничего себе положеньице! Нет уж, видно, придется сейчас и мне тянуть волынку с этим мороженым.

Рука моя повисела над пломбиром, затем я положил ложку в вазочку и даже слегка отодвинулся от стола вместе со стулом.

Я стал смотреть вниз, как по площади и улицам бегали, словно маленькие букашки, автомобили. С высоты они казались одинаковыми. Только по цвету отличались. Особенно юркими и суетливыми были машины с оранжевой крышей — такси.

Потом я посмотрел на небо, по которому проплывали тучи, подцепил ложкой кусок мороженого и решил смилостивиться. Я сказал:

— Пожалуй, дождя не будет. Хотите, можем поехать в Лужники.

Но Виталька на это не клюнул.

— Нет уж, — проговорил он. — Сам же предложил Третьяковку. Чего мы будем то так, то эдак! Ты ведь там ни разу не был?

Ну тип! Знает же, что я впервые и Москве. Но спросить ему обязательно нужно было так, чтобы все поняли, что он, Виталька, в Третьяковку уже ходил и побывал он там, наверное, раз сто, а может, и двести.

Я ответил ему, что нет, не был, поскольку у нас в Уярске Третьяковки не имеется, но читал про нее книгу. Если говорить точнее, то я читал не книгу, а несколько страниц в каком-то журнале, поэтому боялся, что Виталька спросит сейчас название книги.

Но он не спросил. Лишь наставительно заметил:

— Это нужно увидеть. — Он поднес ложку с мороженым ко рту. — Увидеть своими глазами, — и проглотил мороженое.

— Трепач! — не выдержал я.

— Что?!

— Самый настоящий, — сказал я.

— А ну повтори!! — Виталька со стуком положил ложку на стол.

— Ребята, ребята, что вы! вмешалась Таня. — Вести себя не умеете. Как во дворе.

Ну и сказанула: «Как во дворе»! Да там мы уж давно прекратили бы эту скрытую дипломатическую войну. Там можно было бы выйти в бой с открытым забралом. Но тут, в Москве, да еще при Тане, мы и так, по-моему', слишком сдерживались.

Сгоряча я одним махом съел оставшееся мороженое. Наплевать, что обо мне подумают. Троглодит так троглодит. Пусть ковыряются в своих вазочках, воображают друг перед другом, строят из себя какую-то персону.

Через некоторое время подошла Настя, посмотрела на наши кислые лица, спросила:

— Что, мороженое не понравилось?

— Ой, что вы! Очень вкусное, — вежливо ответила Таня.

— Вкусное, — проговорил Виталька.

— Очень, — буркнул я.

— Может, еще принести? — спросила Настя.