В отличие от Альберта капитан Николс не пел и не насвистывал, но, так же как мой единственный настоящий хозяин, подолгу разговаривал со мной, когда мы оставались одни. Насколько я понял, никто толком не знал, где враг. Единственное, что было известно: он наступает, мы отступаем. И больше всего опасались, что враг зайдёт с тыла. Мы должны были не допустить, чтобы противник отрезал нас от моря и взял в кольцо нашу армию. Но вот беда, наш эскадрон никак не мог отыскать врага. Только после многих дней безуспешных скитаний по полям мы наконец с ним встретились. Это был мой первый бой, и я его никогда не забуду.
Вся наша колонна оживилась, когда стало известно, что мы обнаружили батальон вражеской пехоты. Они были всего в миле от нас – в чистом поле, невидимые за полосой старых дубов вдоль дороги. Зазвучали приказы: «Вперёд!», «В колонну!», «Сабли наголо!». Все как один обнажили сабли, и сталь вспыхнула на солнце ледяным блеском. «Эскадрон, напра-во!» – И мы вошли под деревья. Капитан Николс крепче сжал меня коленями и приспустил поводья. Он весь напрягся, и я впервые почувствовал, какой он тяжёлый.
– Полегче, Джоуи, – сказал он негромко. – Полегче, дружище. Не входи в раж, и мы выберемся целые и невредимые – обещаю.
Я посмотрел на Топторна. Он приплясывал от нетерпения, готовый к скачке. Я придвинулся к нему поближе. Тут прозвучал сигнал к атаке, и мы вылетели из-под тенистой сени на залитое солнцем поле битвы.
Скрип кожи, позвякивание упряжи, отрывистые приказы – всё потонуло в грохоте копыт и криках солдат, когда мы помчались на врага. Краем глаза я видел блеск сабли капитана Николса, чувствовал, как вонзаются шпоры в мои бока, как он кричит, охваченный жаром атаки. Я видел, как напротив нас солдаты в серой форме вскидывают винтовки, застучал пулемёт, и вдруг мне стало странно легко. Я понял, что остался без всадника, один впереди всего эскадрона. Топторна рядом нет, а сзади – кони и отступать некуда. Остаётся бежать вперёд. Обезумев от ужаса, я понёсся, и пустые стремена колотили меня по бокам. Я домчался до вражеских солдат, и они повернули вспять.
А я всё бежал и бежал, оставляя позади шум битвы. Я остановился только тогда, когда рядом вдруг оказался Топторн. Капитан Стюарт поймал мои поводья и повёл меня назад.
Кто-то сказал, что мы победили. Но в поле лежали лошади – мёртвые и умирающие. Мы потеряли четверть эскадрона. Всё произошло очень быстро. Мы взяли несколько пленных, и теперь они сгрудились под деревьями, а наши солдаты собрались вокруг и восторженно обсуждали подробности минувшей битвы, которую, по правде говоря, мы выиграли случайно.
Я не видел капитана Николса. Без него меня охватила грусть. Он был добрый, мягкий и честный человек. Он обещал обо мне заботиться и сдержал обещание. Позднее я узнал, что по-настоящему хорошие люди попадаются очень редко.
– Он бы тобой гордился, Джоуи, – сказал капитан Стюарт, когда повёл нас с Топторном к стоянке. – Он бы гордился тобой, если бы видел, как ты мчался прямо на врага. Он начал этот бой, а ты его закончил. Он бы тобой гордился.
Ночью, когда мы расположились на ночлег под дубами, Топторн подошёл ко мне. Перед нами была залитая лунным светом равнина. Мне очень хотелось домой. Было тихо, только изредка кто-то кашлял и шуршали по траве часовые. Пушки наконец-то умолкли. Топторн опустился рядом со мной на землю, и мы заснули.
ГЛАВА 7
На следующее утро, сразу после побудки, когда мы завтракали остатками овса из торб, я увидел, как к нам идёт капитан Джейми Стюарт. За ним шагал незнакомый молодой солдат в огромной шинели и фуражке. У этого незнакомца были розовые щёки и детское лицо, и он тут же напомнил мне Альберта. Я почувствовал, что он меня побаивается, – он шёл как-то неуверенно и неохотно.
Капитан Стюарт потрепал Топторна по ушам, погладил его по шелковистой морде, как он обычно делал по утрам, потом ласково похлопал меня по шее и сказал:
– Рядовой Уоррен, вот он. Подойдите сюда, не бойтесь – он не кусается. Это Джоуи. Раньше на нём ездил мой лучший друг, так что ухаживайте за ним хорошенько, ясно? – Он говорил сурово, но в то же время по его голосу было понятно, что он относится к рядовому Уоррену по-доброму. – Кстати, рядовой, я буду всегда рядом с вами, потому что эти кони практически неразлучны. Они самые лучшие лошади во всем эскадроне и отлично это знают. – С этими словами капитан Стюарт шагнул ко мне, откинул мне чёлку со лба и прошептал: – Приглядывай за ним, Джоуи. Он ещё совсем мальчик, а ему уже досталось на этой войне.
В то утро, когда эскадрон продолжил марш, я понял, что больше не смогу идти рядом с Топторном, как раньше, когда на мне сидел капитан Николс. Теперь я вез обычного рядового, одного из тех, которые ехали позади офицеров. Но, когда мы останавливались, чтобы поесть или попить, рядовой Уоррен всегда подводил меня к Топторну, чтобы мы могли хоть немного побыть вместе.
Рядовой Уоррен плохо ездил верхом – я это понял, как только он забрался мне на спину. Он был очень напряжён и при этом болтался в седле, как мешок с картошкой. Не было у него ни опыта и уверенности капрала Сэмюэля Перкинса, ни чуткости и мастерства капитана Николса. Он неловко покачивался в седле и всегда так сильно натягивал поводья, что мне то и дело приходилось вскидывать голову, чтобы хоть немного их ослабить. Зато он был добрым и заботливым хозяином. Он очень хорошо ухаживал за мной, тщательно чистил меня, обрабатывал ссадины и натёртости от седла, которые у меня появлялись очень часто. Так ещё никто обо мне не заботился – с тех пор, как я очутился в армии. Следующие несколько месяцев оказались очень трудными, и, если бы не рядовой Уоррен, я бы вряд ли выжил.
В ту первую военную осень было несколько боев. Но, как и предполагал капитан Николс, нас почти перестали использовать как кавалерию. Теперь мы просто перевозили пехоту. Когда рядом оказывался враг, солдаты спешивались, доставали винтовки из чехлов и отправлялись в бой, а лошадей отводили в укрытие и оставляли под присмотром нескольких рядовых, так что мы толком не видели сражений, только слышали далёкие выстрелы и стрекот пулемётов. Потом солдаты возвращались, и одна-две лошади частенько оказывались без всадников.
Мы постоянно были в пути – всё шли и шли куда-то. Иногда мимо проезжал мотоцикл, вздымая клубы пыли. Тут же слышались отрывистые команды, потом резкие сигналы горнов, эскадрон сворачивал с дороги, и солдаты шли в бой.
Во время этих нескончаемых походов и холодных ночей рядовой Уоррен стал всё чаще разговаривать со мной. Он рассказал, что в том же бою, в котором погиб капитан Николс, застрелили лошадь, на которой он ехал. А всего несколько недель до этого он был самым обычным парнем и учился кузнецкому делу у своего отца. И тут началась война. Он сказал, что не хотел идти на войну. Но сквайр поговорил с его отцом, и тому ничего не оставалось делать, как отправить Уоррена на войну – отец снимал у сквайра дом и кузницу и не мог его ослушаться. Рядовой Уоррен с детства возился с лошадьми и потому записался в кавалерию.
– Знаешь, Джоуи, – сказал он однажды вечером, вычищая мне копыта, – я думал, что вообще больше никогда не смогу сесть на лошадь после того первого боя. Как ни странно, Джоуи, я не боялся выстрелов, нет, совсем не боялся. А вот про то, чтобы снова сесть на лошадь, даже думать не мог. Удивительно, правда? Я ведь собирался в кузнецы и столько возился с лошадьми. Ну, теперь-то я уже не боюсь. Это всё ты, Джоуи. Ты помог мне снова поверить в свои силы. Мне кажется, что теперь я способен на что угодно. Когда я сажусь на тебя, как будто превращаюсь в настоящего рыцаря.
С приходом зимы начались затяжные дожди. Сначала мы были рады – улеглась пыль и пропали мухи. Но скоро все дороги раскисли, и под копытами чавкала грязь. Солдатам приходилось разбивать лагерь прямо под дождём. Все были мокрые – и люди, и лошади. От дождя невозможно было нигде укрыться, и по вечерам мы засыпали, стоя в холодной, липкой грязи. Рядовой Уоррен заботился обо мне изо всех сил. Он старался найти для меня укрытие, а когда удавалось раздобыть сухой соломы, тщательно вытирал меня, чтобы я хоть немного согрелся. И всегда следил, чтобы в моей торбе было достаточно вкусного овса. Неделя сменяла неделю, и вскоре уже все бойцы заметили, как он меня любит и гордится моей стойкостью и терпением. А ещё они заметили, что я тоже его люблю. «Как было бы здорово, – иногда думал я, – если бы он обо мне только заботился, а ездил на мне кто-нибудь другой».
