Когда он снова посмотрел на меня, лицо его излучало парадоксальное, тревожащее спокойствие.

— Как это могло случиться, доктор Вулф? Как это могло произойти в эпоху, когда свобода информации и свобода торговли, по общему мнению, творят новый и благой мировой порядок?

В этот момент корабельная система громкой связи вновь издала нежный пульсирующий сигнал, и полковник Слейтон объявил, что через две минуты произойдет очередной "переход".

— Мы на несколько часов поднимемся в стратосферу, доктор Вулф, — произнес Трессальян. — Как вы относитесь к кофе и десерту на высоте семидесяти тысяч футов?

Я и не заметил, что, пока мы ужинали, корабль стал двигаться под углом к горизонтали, и всего через несколько секунд сквозь волнующуюся поверхность океана стал виден колеблющийся диск почти полной луны. Не снижая скорости, корабль, приводимый в движение мощью сверхпроводящих магнитогенераторов, взмыл из воды к небесам так плавно, что на столе не звякнула ни одна чашка.

Полковник Слейтон молча прошел к трапу и принялся подниматься в среднюю палубу к пульту управления кораблем.

— Нет нужды связываться с островом, полковник, — бросил ему вдогонку Трессальян. — Я уже перепроверил приборы. Мы прибываем на заре.

— Простите, Малкольм, — ответил полковник, не сбиваясь с шага, — но с военной привычкой к резервному дублированию не так-то легко справиться.

Трессальян улыбнулся мне.

— Исламские террористы в Афганистане, — объяснил он, — отказались обратить внимание на наши предупреждения об атаке американцев, так что нам придется заставить их уйти. Вместе с ними в туннелях находятся женщины и дети, и я не хочу, чтобы на моих руках оставалась их кровь.

— Но каким образом вы собираетесь их заставить?…

— Я бы мог вам объяснить, — ответил Трессальян, отвернувшись от иллюминатора и тяжело переставляя ноги, — но думаю, что вам будет полезней увидеть это самому.

Глава 15

Когда корабль выровнялся в холодном и разреженном воздухе стратосферы, Трессальян возглавил торжественную процессию и повел ее в обзорный купол верхней носовой палубы. По пути мы заглянули в пост управления на средней палубе, чтобы прихватить инвалидное кресло Трессальяна, и я увидел и услышал, как, подчиняясь командам Слейтона, мерцали и гудели приборы в консоли, отметив про себя, что мой первый восторг, вызванный заложенными в корабль фантастическими техническими возможностями, поутих.

Поразительно, до чего быстро человеческий разум привыкает к плодам прогресса и начинает принимать их как нечто обыденное. По правде говоря, в моей ускоренной адаптации сыграли свою роль и водка Тарбелла, и становящиеся все более откровенными намеки Ларисы, но основная заслуга принадлежала соблазняющему могуществу технологий, о котором только что рассуждал мой гостеприимный хозяин, — отказавшись, впрочем, объяснить мне цель нашего путешествия в Афганистан вплоть до нашего прибытия на место.

Устроившись в доставленном для него кресле, он объяснял:

— Пока обычный среднестатический гражданин был полностью захвачен массовой эйфорией вокруг информационных технологий, а компании-производители гордо именовали себя "агентами нового демократического порядка", реальная экономическая и информационная власть, далекая от какой бы то ни было децентрализации, сконцентрировалась в руках небольшого числа мегакорпораций. Они контролировали не только содержание информационных потоков, но и развитие конкретных технологий для получения и обработки информации. И хотя в вашей стране по крайней мере боролись за обладание этим мощнейшим из средств влияния, экономический крах 2007 года положил конец этой борьбе. В мире, который рушился на глазах, Вашингтону не оставалось больше ничего, как обратиться за помощью к людям вроде моего отца. Помощь эта была предоставлена, но — за определенную цену…

— Проще говоря, — подытожил спустившийся к нам с капитанского мостика полковник Слейтон, — правительство они купили.

Трессальян улыбнулся ему, затем вновь обратился ко мне:

— У полковника несомненный дар краткости, который ошибочно почитают сухостью и равнодушием, но не забывайте: никто не пострадал от воздействия информационных технологий больше, чем участники Тайваньской кампании, которые посвятили себя целям поважней, чем рынки Китая. Да, информационные технократы, и мой отец в их числе, купили правительство, и с тех пор все законодательные инициативы и материальные ресурсы были отведены от программ регулирования, от медицинских и экологических исследований, от сферы образования, от программ помощи отсталым странам — даже от военных разработок — короче, от всего. Все сэкономленные таким образом средства были брошены на подъем старых рынков и создание новых.

— Допустим, — согласился я, от близости Ларисы чувствуя себя все более непринужденно. — Предположим, я согласен с вами — так что с того? Вы сами говорили, что подобное на протяжении человеческой истории происходило не раз.

—  Нет,Гидеон, — сказал Жюльен Фуше, охватывая мясистой рукой крохотную чашку с эспрессо. — Малкольм сказал отнюдь не это.Начало событий было, возможно, не таким уж оригинальным, но каким будет их финал? Аналогов тому, что происходит сегодня, в мировой истории попросту нет. Плотину прорвало; человеческое общество, и без того пресыщенное избытком информации, теперь в ней просто захлебывается. Скажите, вам ведь знакомо понятие "локальный экстремум"? Момент, после которого темп и интенсивность процесса возрастают так резко и радикально…

— …что количественные изменения переходят в качественные, — закончил я за него. — Да, профессор, я в курсе.

— Ну, в таком случае, — продолжил Фуше, — позвольте довести до вашего сведения, что мировая цивилизация только что достигла этого момента.

Некоторое время я сидел молча. Пусть его слова звучали совершенно неправдоподобно, но просто так отвергнуть их я не мог — слишком серьезен был источник сведений.

— Вы хотите сказать, — наконец решился спросить я, — что последние поколения информационных технологий качественно настолько превосходят все мировые достижения прошлого — такие, как, скажем, печатный станок — что их внедрение повлечет качественный сдвиг в самой структуре общества?

—  Precisement, ^[3]— согласно кивнул Фуше. — И не удивляйтесь, доктор. Создатели этих технологий уже столько лет твердят, что они несут огромные сдвиги. А мы, — те, кто собрался здесь, — считаем эти изменения… — подбирая подходящее слово, он отпил глоток эспрессо, — зловещими.

Затем настал черед Леона Тарбелла.

— Гидеон, "век информации" не породил никакого свободного обмена знаниями, — сказал он. — Все, что у нас есть — это свободный обмен некими данными, которые бесполые стражи инфотехнологий сочтут дозволенными.

— Да и сама сущность этих технологий подразумевает, что никакого реального, адекватного знания больше не существует, —добавил Эли Куперман. — Ведь обрывки информации, которым эти стражи позволяют просочиться сквозь системы доставки, крайне беспорядочны и принципиально неверифицируемы. Причем в лучшем случае это просто неверные сведения. В худшем — намеренная, расчетливая ложь, простенькая либо затейливая, масштабная, подкрепленная сфабрикованными доказательствами и подделанными цифровыми изображениями. А возможность проверить источники сведений появилась слишком поздно, — когда эти технологии уже завоевали мир.

— И не забывайте, — присовокупил Иона Куперман, — ведь уже не одно, а несколько поколений детей выросло только на этих модифицированных, некорректных данных…

— Эй, эй, помедленней! — заорал я, подняв руки. Последовала передышка. Я глубоко вдохнул. — Все это выглядит как какая-то теория заговора, худшего разбора технопаранойя. Ради бога, да с чего вы решили, что люди спокойно съедят фальшивку, которая приведет к изменению фундамента целых обществ?!