– Нет, нет! Зизи здесь продует!

Тут Лидка, с любопытством наблюдающая за происходящей церемонией, фыркнула от смеха. И в следующую секунду была окинута холодным, словно наш остывший кофе, надменным взглядом.

Наконец дамы выбрали место по вкусу, оказавшись, таким образом, в противоположном от нас углу. Пока официантка принимала у них заказ, Лидка шепнула:

– Что за зверь на бюсте?

– Не исключено, что это йоркширский терьер, – с видом специалиста отозвалась я. – Хотя по одним бантам судить трудно.

Оставив в покое забавных посетителей, мы вновь занялись обсуждением странностей, происходящих со мной в последнее время. Однако минут через десять Лидка посмотрела куда-то в пол и хмыкнула:

– Это ещё что?

В паре метров от нашего стола, веером распустив лохматую юбку, сидел небольшой чёрный песик с длинными густыми бровями и забавным хвостиком-морковкой. Он принадлежал подруге хозяйки Зизи и, по идее, должен был сейчас сидеть на серебряном поводочке возле её стула. Но он сидел около нас, неподвижный, словно истукан, лишь изредка шевеля мохнатыми бровями.

– Эй! – рассмеялась вдруг подружка. – Он мне подмигивает!

– Он не подмигивает, – авторитетно сказала я. – Просто ему лень шевелить головой, и он шевелит только глазами. А брови двигаются… Это скотчтерьер. Значит, шотландский…

Словно соглашаясь с моими выводами, пёсик кротко вздохнул.

– Ишь ты, какой! – умилилась Лидка, сложив ладошки. Тут бы ей и замолчать, но она продолжила: – Гляди, дурак, а тоже соображает!

Брови скотчтерьера недоуменно замерли, и в блестящих карих глазах определенно появилось неодобрение. Подождав, когда мы вернёмся к разговору, он тихонечко поднялся. Что, по причине его небольшого роста, осталось практически незамеченным…

– Ой! – неожиданно подпрыгнула на стуле Лидка. – Что такое?

Она живо сунулась под наш столик, оттуда, высоко задрав бородатую голову, с независимым видом гордо прошествовал скотч.

– Ты что? – удивилась я.

– Он… он… – тараща глаза, заклацала челюстью подруга, – …он мне в туфлю надул!

Подавившись, я выронила из пальцев чашку. Меж тем пёсик, удалившись на изрядное расстояние, развернулся и сел, меланхолично созерцая синеющую от злости Лидку.

– Ах ты… швабра… – задыхаясь, выдавила она.

На шум оглянулась заболтавшаяся хозяйка.

– Арнольд! – запричитала она, хватаясь за поводок с пустым ошейником на конце. – Где ты? Что случилось?

С душераздирающим стоном Арнольд поднялся на коротенькие лапки и, прихрамывая, поплёлся в сторону хозяйского столика. Увидев это, дама схватилась за сердце, и тут взгляд её упал на нас.

– Как вам не стыдно? – взвилась она. – Что вы сделали с несчастным животным?

В тон ей дверным звонком зазвенела хозяйка Зизи:

– Безобразие! Зачем вы приманиваете чужую собаку?

Хлюпнув под столом мокрой туфлей, Лидка проводила хвостатого симулянта гневным взглядом и, не обращая на вопли никакого внимания, громко сказала:

– Ах ты, валенок блохастый!

Наступила секундная пауза, а потом тишину прорезал предынфарктный выдох:

– Блохастый?.. Арнольд?..

Последовавшая вслед за этим перепалка сделала бы честь любому художественному фильму соответствующего жанра. В два голоса, активно разбрызгивая слюну, звенели Зизи с хозяйкой. Владелица Арнольда потрясала кулаками, призывая в свидетели самого господа бога, что более недостойных созданий, чем мы с Лидкой, ей никогда не встречалось. Лидка успевала отвечать всем троим, включая Зизи, которую называла не иначе как задрипанной мочалкой. Помалкивал только Арнольд, разглядывая участников дружеской дискуссии с видом полнейшего удовлетворения на бородатой физиономии. Пожиная плоды трудов праведных, он понимал, что сегодняшний день прожит не зря.

Меж тем дело принимало совсем нежелательный оборот. По всему было похоже, что дебаты могут перерасти в рукопашную. Я заволновалась. Сначала я попыталась успокоить Лидку, но подруга успокаиваться не желала и продолжала ругаться виртуозно и высокохудожественно. Тогда я попыталась призвать к рассудку старшее поколение, за что была обозвана тощей вертихвосткой, на чём и заткнулась. По счастью, минут через пять на веранде появилась официантка. Увидев её, стороны смешались.

Я торопливо попросила:

– Счёт, пожалуйста!.

Мы расплатились и, не глядя на вражеский столик, двинулись к выходу. Те нас тоже игнорировали, сосредоточенно поглощая мороженое. И только Арнольд проводил нас печальным взглядом, явно сожалея, что веселье так быстро закончилось.

Выйдя на улицу, мы прошлись немного молча, но потом глянули друг на друга и расхохотались.

– Жутко нахальная попалась собака! – качая головой, сказала Лидка. – Додумалась: подошла и описала мне ногу!

– Не подошла, – поправила я, – а подошёл. Это Арнольд, он мальчик. Не надо было его дураком называть!

– По мне – хоть Сильвестр! – отмахнулась подружка. – Швабра – швабра и есть!

Вскоре мы оказались недалеко от нашего дома.

– Может, зайдем? – предложила я. – Олег на работе… Выпьем кофе в спокойной обстановке? Заодно покажу этот чёртов сервиз.

Лидка кивнула, и мы свернули к подъезду.

***

– Вот, пожалуйста! – окинув широким жестом комнату, предложила я. – Любуйся! Я ничего не трогала, всё стоит, как было.

Подруга прошла на середину и, уперев руки в бока, хмыкнула:

– Ну и ну! Хороший сервиз! – Она подошла ближе и взяла в руки тарелку. – Дорогой, наверное… Смотри, какой тонкий. И не весит ничего! А вино? Французское? Белое? Тоже небось денег стоит! Погоди, Любасик, а ты ведь не пьёшь белое?!

Она оглянулась на меня, и я кивнула:

– Точно. Терпеть не могу.

– И Олег это знает?

Я снова кивнула.

– Тогда, выходит, это не он? – задумчиво процедила Лидка, и в её взгляде появилось явное огорчение.

Вернув тарелку на прежнее место, она села на диван и, недоуменно моргая, уставилась на золотых амуров. Я присела рядом.

Огорчение подруги я разделяла, поскольку мысли о вине тоже приходили мне в голову. Зачем покупать такое дорогое, если его заведомо никто не будет пить? Однако поводы для огорчения у нас были разные: Лидку печалило, что она ошиблась насчет Олега, я же терзалась от мысли, что неведомый маньяк развлекается не только телефонными звонками, но и гуляет по моей квартире, как у себя дома.

– Но он мог пойти на это ради конспирации! – упрямо тряхнула кудрями Вельниченко, по-прежнему свято веря, что все приключающиеся со мной неприятности исходят исключительно от мужа.

Не успела она до конца развить мысль о масштабах коварства Олега, как зазвонил телефон.

– Да?! – торопливо отозвалась я.

Слушать Лидкины нападки на мужа было неприятно.

– Любовь Петровна? – задребезжало в трубке. – Рад слышать бодрый голос!

Повернувшись к Лидке, я выразительно вытаращила глаза. В ответ она тоже вытаращилась и вопросительно покрутила у виска пальцем. Я закивала.

– Отдыхаешь сегодня? И правильно! Надо больше о здоровье думать… А что скажешь о новой выставке? – У меня челюсть отвисла. Лидка заволновалась и пересела поближе, тревожно заглядывая мне в лицо. – Чего молчишь?

– Зачем вы за мной следите? – наконец выдавила я.

Псих вздохнул:

– Я за тобой не слежу. Просто я за тебя… беспокоюсь…

– И в чём разница?

– Если бы я за тобой следил, то ты бы обо мне ничего не знала. Улавливаешь?

– Нет, – честно ответила я, оглядывая вибрирующую от нервного возбуждения подружку. – А почему вы за меня беспокоитесь?

– Ты разве не замечала ничего… странного? У тебя проблемы.

Я покосилась на ангелочков и фыркнула:

– Я на свою проблему сейчас смотрю…

– Ты о подружке?

– Нет, – сердито отозвалась я, поскольку поняла, что он прекрасно осведомлен о Лидкином присутствии, – о синих тарелках…

– О! – оживился вдруг собеседник. – И как тебе мой подарок?