Такой строгой системы безопасности Джейк еще не встречал. Военные полицейские ВВС в мундирах с белыми манишками стояли у ворот и патрулировали вдоль заборов из колючей проволоки, придерживая руками щегольские голубые береты, чтобы их не унесло ветром. Поверх колючей проволоки были укреплены металлические полосы, так что за забором ничего не было видно. Через каждые несколько метров висели знаки, строго запрещавшие останавливаться или фотографировать. В любую зону требовался специальный пропуск, о чем напоминали колышущиеся на ветру щиты.

От всего этого веяло специфическим ароматом чиновничьих интриг: «Здесь происходят важные, судьбоносные вещи. Тебе о них знать не следует! И еще мы знаем, что тебе они и не под силу – только нам. Доверься же нам!» Короче говоря, дух того презрения к непосвященному, осмеливающемуся беспокоить людей, поглощенных державного значения делами, которым исполнен воздух в любом почтовом отделении, или в автомобильной инспекции, или в пенсионном отделе – всюду, куда вынужден обращаться простой человек по всей стране.

Даже сержант в гостинице для командированных офицеров потребовал у Джейка Графтона допуск. Он нацарапал что-то непонятное в потертой зеленой книге записи и молча вернул документы, бдительно уставившись на буйную растительность на лице Гельмута Фриче. В конце концов, Ленин ведь тоже носил бороду!

Направляясь вместе с Джейком и Фриче в отведенные им комнаты, Бабун Таркингтон заметил:

– Это совершенно дохлое место, капитан. До ближайшего публичного дома сто километров.

Фриче расхохотался.

– По сравнению с Тонопой Чайна-Лейк – это вечерний Париж, – со вздохом пояснил физику Таркингтон. – Дальше от цивилизации уж никак нельзя, причем без всякой надежды вернуться обратно. – Он понизил голос до шепота: – Тут кругом шпионы. Прямо все кишит ими. Следите за собой. Помните: болтун – находка для…

– Особенно болтливый лейтенант, – уточнил Джейк Графтон.

– Так точно, сэр, – подтвердил Бабун.

В тот же вечер Джейк осмотрел самолет «Консолидейтед текнолоджиз». Под светом ярких ламп в ангаре с ним возилось множество инженеров и техников, проверявших каждую систему, каждый проводок, каждый винт, болт и заклепку.

Адель Де Крешентис следила за мужчиной, который заполнял ведомость технического контроля. После проверки тот ставил отметку в каждой графе. Рита Моравиа расхаживала вокруг самолета, присматриваясь, щупая, забрасывая вопросами заводского летчика-испытателя, который стоял рядом. Бабун Таркингтон сидел в задней кабине, проверяя радиолокационные станции и компьютеры, которые питались электроэнергией и охлаждались воздухом от приставленной к борту желтой передвижной электростанции.

В девять вечера они собрались в просторной дежурной комнате на втором этаже административной пристройки к ангару. Никакой мебели в дежурке не было, кроме классной доски и трех десятков складных стульев.

Заседали до полуночи. Подробно обсуждали все детали завтрашнего полета.

Работники «Консолидейтед» утвердили программу испытаний и согласились с заданием, которого должна будет придерживаться Рита в первом полете. Маршрут был нанесен на громадной карте на стене, и капитан 3-го ранга Лес Ричардс докладывал о нем. Он указал места, где на земле будут установлены телекамеры.

Телеметрию в реальном масштабе времени с борта самолета будет контролировать капитан 3-го ранга Далтон Харрис. Чад Джуди будет сопровождать прототип на F-14, взятом с базы морской авиации Мирамар, а подробно проинструктированный оператор систем будет снимать полет прототипа «Консолидейтед» на пленку с заднего сиденья F-14.

Отпустив заводских инженеров, Джейк Графтон остался еще на полчаса со своей группой, потом спустился в ангар. Полтора десятка техников еще работали там.

От света мощных ламп над головой там и сям вспыхивали крохотные огоньки – это потоки света отражались от черной поверхности самолета-невидимки «Консолидейтед». Эти вспышки перемещались по сложным криволинейным поверхностям самым неожиданным образом. Он осматривал машину, чуть ли не касаясь ее носом.

Темный материал, казалось, обладал бесконечной глубиной, или ему так казалось.

Наружная обшивка, как знал Джейк, была выполнена из композитного материала, совершенно прозрачного для радиолокационных волн. Под ней находилась сотовая несущая конструкция, воспринимавшая нагрузки и тоже поглощавшая излучение, из синтетических материалов, образующих крохотные шестигранные ячейки. Сотовая конструкция крепилась к внутренней обшивке из графита и других сверхпрочных материалов. Джейк потрогал пальцем поверхность самолета. Она была гладкая и холодная.

Отсюда немыслимые изгибы и гладкие соединения на обшивке выглядели как истинное произведение искусства. Неудивительно, что люди из «Консолидейтед» так гордились своим детищем.

Но как он поведет себя в полете? Выдержит ли он грубое обращение, соленый морской воздух, сотрясения от взлетов и посадок на авианосец? Тысячи раз? Легко ли будет управлять этой машиной среднему пилоту – не такому подготовленному, талантливому профессионалу, как Рита Моравиа, а самому обыкновенному парнишке родом из какого-нибудь Молина или Майами, имеющему всего триста часов налета, которому придется учиться пользоваться этой скульптурой в духе «ар деко», как смертоносным оружием?

Пять полетов. Нужно получить ответы на тысячи вопросов в кратчайший срок. Рите с Бабуном придется потрудиться.

Он отошел в сторону, размышляя о том, что у Риты нет опыта испытаний, и гадая, не ошибся ли он, поручив ей эту работу.

Завтра. Завтра он будет знать.

Но на следующий день из-за неполадок с телеметрией прототип остался на земле. Инженеры еще возились под палящим солнцем на бетонном поле, где температура превышала сорок пять градусов, когда Джейк взглянул на часы и приказал закатить самолет обратно в ангар. Скоро над ними пролетит советский спутник. Внутри ангара было сумрачно и прохладно. И, поскольку он принадлежал ВВС, там работал кондиционер.

На следующее утро, в среду, F-14 взлетел с таким ревом, что, казалось, пустыню разорвет на куски. Чад Джуди, поднявшись в воздух, уменьшил тягу и не совсем удачно развернулся по ветру. Он снизился параллельно взлетной полосе и выровнял истребитель на тридцатиметровой высоте, как только Рита начала разбег.

Прототип оказался малошумным, так что его двигатели даже не были слышны на фоне ужасного рева «Томкэта» – Чад как раз выжал сектор газа, чтобы тяжелый истребитель висел ровно над полосой, пока штурмовик-невидимка набирал обороты.

Когда Рита оторвала свою машину от земли, Чад добавил тягу, чтобы держаться вровень с ней, совершенно заглушая звук двигателей прототипа.

– Чертовски тихая машина, – заметил Джордж Уилсон. – Шумит не больше, чем «Боинг-767», может, даже меньше.

Малая шумность была побочным следствием того, что сопла и выхлопные трубы были упрятаны в фюзеляж и закрыты снизу обшивкой для уменьшения выдающего самолет теплового выброса.

В кабине Рита сосредоточилась на том, чтобы выдерживать заданный профиль полета и привыкать к системам управления. За последние несколько недель она почти не вылазила из кабины, запоминая положение каждого выключателя, ручки и прибора, усваивая, на какие кнопки нужно нажимать, чтобы вывести нужную информацию на индикатор на лобовом стекле, так что уже через несколько минут первого полета на этой машине она освоилась в ней.

На заднем сиденье Бабун возился с системами. Проверил инерциальную навигацию – вроде в порядке. Эта система, оснащенная гироскопами на кольцевых лазерах, не имела ни одной подвижной детали и была гораздо точнее, чем обычные инерциальные системы на электромеханических гироскопах. Это было необходимо.

Чтобы самолет «стелс» оставался необнаруженным, его радиолокаторы в полете практически нельзя включать, и инерциальная система на кольцевых лазерах должна указывать положение самолета на подходе к цели с необычайной точностью.