– Очень плохо, – заметил Бабун Таркингтон, подняв взгляд на министра, – что после гибели ни в чем не повинной штатской женщины вся ваша затея провалилась.

– Разве? – В голосе Каплинджера послышался металл. – Вы в этом уверены?

Бабун не ответил, и Каплинджер продолжал обычным тоном:

– Итак, после трех лет усилий и неимоверного риска все было подготовлено. После того, как Олбрайту подбросили несколько тщательно подобранных фактов, он убил Терри Франклина. Это был шедевр, мастерски поставленный Камачо. Конечно, Луису это все не нравилось, но свою роль он сыграл блестяще. Олбрайт своими руками устранил единственный имевшийся у Советов источник доступа к компьютерной системе Пентагона. Ему нужно было найти другой. Потому что как раз в этот момент «Минотавр» подкинул ему самый дорогой подарок – «Афину».

– Чад Джуди, – произнес Джейк Графтон, не в силах молчать.

– Да. Чад Джуди, обозленный человечек, который уже однажды совершил убийство и знал, как это просто. Конечно, это была кульминация. Когда Джуди провалился, а он не мог не провалиться, потому что Камачо его контролировал, у Олбрайта не осталось иного выбора. Он должен был задействовать второго крота из списка! И этот неизбежный выбор он должен был сделать сам, без всякого давления извне. Так, по крайней мере, мы считали. Но так не вышло. Камачо считал, что Олбрайт наступает ему на пятки, и по своей инициативе предупредил вице-адмирала Генри, что «Афине» угрожает опасность. – Он вознес руку к небесам. – Вот тут-то все и пошло прахом. Генри попытался сам схватить Джуди. Вы знаете, что из этого вышло. Танец прервался. У Камачо не оставалось выбора. Он послал своих людей арестовать Олбрайта.

– Вы готовы были выдать им «Афину»? – У Джейка от ужаса дрожал голос.

– Мы в комитете готовы были рискнуть тем, что Олбрайт сумеет добыть ее. Это далеко не одно и то же, капитан. До сих пор надежность «Минотавра» не вызывала сомнений. Мы были уверены в том, что ради такой жемчужины Советы пойдут на то, чтобы сдуть пыль с одного или двух своих законспирированных агентов.

– Но они этого не сделали?

– Нет. Видимо, что-то вызвало подозрения у Олбрайта. Камачо понял, что Олбрайт вот-вот разгадает операцию, и, чтобы спасти игру, раскрыл ему, кто такой «Минотавр». Это оказалось недостаточным. Когда Джуди и Олбрайт скрылись, «Минотавр» написал еще одно письмо, в котором назвал новый код «Афины». И мы стали ждать, когда Советы задействуют другого крота. Они не сделали этого. Вместо того Олбрайт похитил вас, ознакомился с той информацией об «Афине», что оказалась в его руках, а потом поехал в дом Камачо, чтобы убить его. Камачо ожидал, что Олбрайт что-нибудь выкинет, но не знал, что именно. Когда Луис Камачо спустился по ступенькам и увидел вас в подвале – тогда он понял. Советы не собирались вводить в игру новые козыри. Единственной надеждой узнать имена кротов оставался Харлан Олбрайт – тот мог знать.

Джейк задумчиво произнес:

– Я удивлялся, почему внезапно переименовали файл «Афины», сменив все пароли.

– Генри не следовало делать этого. Камачо не должен был предупреждать его. Но Камачо не был уверен, что прикрыт со всех сторон, а он знал истинную ценность «Афины». Тем не менее, все получилось бы, не вмешайся Генри. – Каплинджер говорил так, будто пытался убедить самого себя. – Нам нужно было заставить русских потрудиться. Если бы им все досталось слишком легко, они почуяли бы ловушку. Наша ошибка была в том, что мы раскрыли им личность «Минотавра». Видимо, они решили, что это птица слишком высокого полета.

Каплинджер пожал плечами.

– После неудачи с Джуди нам позарез нужен был Олбрайт. Мы считали, что он раскроет нам имена тех кротов – добровольно или под гипнозом и наркотиками. По нашему предположению, были шансы три против одного, что тогда он знал. Если ГРУ намеревалось задействовать крота, оно должны было назвать его имя резиденту прежде, чем возникла бы срочная необходимость. Но Олбрайт обвел вокруг пальца идиотов, посланных арестовать его. Агенты считали, что идут брать подозреваемого шантажиста. – Каплинджер с видом отчаяния развел руками. – Вот мы и ждали, надеясь, что спящий крот пробудится. Этого не произошло.

– Значит, вы проиграли, – подытожил Бабун.

– О нет, мистер Таркингтон. Успех «Минотавра» превзошел наши самые радужные ожидания. Не совсем так, как мы планировали, разумеется, но выигрыш вполне реальный и ощутимый. Это оказалась одна из самых удачных разведывательных операций, когда-либо предпринимавшихся нашей страной. Вот так.

– Пожалуйста, объясните, сэр.

– Я вижу, на вашем лице написано недоверие, капитан.

– У меня сложилось впечатление, что вы задаром продали свое ранчо, сэр. Сколько сверхсекретных программ вы им выдали?

– Мы показали им настоящие алмазы из короны, капитан. Нам пришлось на это пойти. Иначе они никогда не клюнули бы на приманку. Три законсервированных крота – это чрезвычайная ценность.

– Нет, – покачал головой Таркингтон, – Я вам не верю. Эти три агента могли обратиться в нашу веру, как Камачо. Если Советы попробуют использовать их, эти ребята побегут прямиком в ФБР. Русские могут даже не знать, где они сейчас находятся.

– Вы еще очень молоды, лейтенант, – едко парировал Каплинджер. – Вам еще многому предстоит научиться. Кроты ценны для Советов, как фишки в покере холодной войны – дома и за рубежом. Они ценны в такой же степени, как термоядерные головки, межконтинентальные ракеты и стратегические подводные лодки… можно продолжить список. Эти три законспирированных агента – козырные карты, лейтенант. Может, они и вовсе умерли. Но нельзя позволить себе игнорировать их. Ухватываете?

– Да, сэр. – Вид у Бабуна был самый жалкий. – Но…

– Это как капуста: слой, за ним другой, потом еще и еще.

– Но послушайте, – стал возражать Бабун. – Четыре года назад мы и не подозревали о существовании этих людей. А если их вообще не было?

– Ага! Вы начинаете прозревать!

Каплинджер возбужденно вскочил с кресла.

– Возможно, они никогда и не существовали! Возможно, бегство отнюдь не самого высокопоставленного офицера КГБ было организовано сверху, чтобы подбросить нам приманку – заставить нас думать, что у нас сидят три крота. Они пишут список и оставляют его так, что человек с невысоким профессиональным уровнем, человек сомнительной верности и небольшой ценности может его увидеть. Очень удобно, надо признать! А через какое-то время ему дают возможность бежать, и почему-то он использует эту возможность.

Голос Каллинджера сорвался на крик:

– И он попадает к нам и рассказывает эту сказку. Мы принимаем ее на веру. Мы обязаны! У нас нет выбора.

– Не могу связать концы с концами, господин министр, – сухо сказал Джейк. – В чем же успех «Минотавра», если это слово можно применить к этим – как их, черт побери, назвать – играм?

Ройс Каплинджер принялся расхаживать взад-вперед, погруженный в задумчивость.

– Советский Союз сейчас переживает переходный период. Их система рушится. Советский народ требует приличной зарплаты, и жилья, и еды. Генералы хотят сохранить свое привилегированное положение. Политики хотят остаться у власти. Это по-человечески понятно. Наши тоже готовы продать душу за еще один срок у руля. Чтобы иметь все это, Советам нужны деньги, огромные деньги, которых у них просто нет. Значит, правительству приходится изыскивать средства. И «Минотавр» доказал, так, чтобы не оставалось и тени сомнения: того, что они тратят на оборону, совершенно недостаточно. Многие годы Советы расходовали на оборону столько же, сколько и мы, в реальном исчислении, но это составляет гораздо большую, чем у нас, долю национального дохода. Только диктатура может поддерживать такой уровень военных затрат… – Он остановился и широко развел руки. – «Минотавр» пролил свет на пороки советской системы. Советская экономика, если к ней применимо это название, находится в самом плачевном состоянии: продовольствие приходится закупать за границей, в магазинах нечего купить, процветание других промышленно развитых стран обошло их стороной. А теперь военным потребуются многие и многие миллиарды, чтобы заменить технику, на которую уже были потрачены многие миллиарды, поскольку она разом вся устаревает задолго до того, как ее должны будут списывать.