Три депутата «Второй группы», составляющей оппозицию, — полковник, журналист и юрист, 2 декабря 1922 года защищали в Национальном собрании проект закона, согласно которому депутатами могут быть только лица, родившиеся в пределах настоящих границ Турции или прожившие не менее пяти лет в одном из турецких городов.

Этот законопроект был направлен против Мустафы Кемаля, родившегося в Салониках. Разъяренный Кемаль поднимается на трибуну и пытается отразить вероломную атаку: «Да, я рожден за пределами настоящих границ, но это не является ни моим выбором, ни моей ошибкой <…>. Если бы я стремился следовать этому законопроекту, то не стал бы защищать Арыбурну и Анафарту, что нам позволило сохранить Стамбул. Если я должен был бы жить в течение пяти лет в одном и том же городе, то не смог бы сражаться с врагом, угрожающим Диярбакыру после того, как были захвачены Битлис и Муш. Если бы я попытался выполнять условия, предложенные этими господами, я не смог бы сформировать армию в Алеппо <…>. Я верю, что своими действиями завоевал симпатию и любовь своего народа и, возможно, всего мусульманского мира».

Проект был направлен в комиссию да так там и остался. Кемаль победил. Но сам факт, что «Вторая группа» не только подготовила такой проект, откровенно враждебный гази, неуважительный к тому, что он сделал для родины, но и осмелилась представить его, свидетельствует о болезненной ожесточенности политического климата. И то, что проект был направлен на рассмотрение комиссии, естественно, не решит всех проблем.

Перемирие и упразднение султаната открыли ящик Пандоры. Навязывая перемирие, отправляя Исмет-пашу на конференцию в Лозанну, добиваясь отмены султаната, Кемаль всё повышал тон и принуждал своих ретивых партнеров принимать решения по его собственному выбору. В ходе войны за независимость окружающие мирились с его жестокостью, напором, надменностью, так как он был наилучшим, и в конечном счете задача победить была общей для всех. Но сегодня ситуация изменилась. Оппозиция нападает на Кемаля непрерывно и беспощадно. Между ними, забывшими, кем бы они стали, если бы Кемаль не возглавил национальное движение, и Кемалем, твердо решившим идти дальше, чего бы это ни стоило, диалог очень сложный. В настоящий момент Кемаль вынужден занимать оборонительные позиции под перекрестным огнем сражений в Стамбуле, Лозанне и Анкаре.

Новый халиф через неделю после своего избрания на этот пост проявляет желание играть важную политическую роль. Абдул-Меджид довольно быстро завоевал определенный авторитет. Его выезды на религиозные церемонии каждую пятницу в экипаже с четверкой белых лошадей производили должное впечатление. Когда Абдул-Меджид не занят молитвами, он проводит встречи, принимая иностранных дипломатов, Рефета, с которым у него устанавливаются настолько добрые отношения, что это заставит Кемаля заменить Рефета, наконец, он встречается с Кязымом Карабекиром и Рауфом.

Эта чрезмерная активность нового халифа раздражает Кемаля. Он заявил в день избрания халифа и повторяет при любом удобном случае, что национальный суверенитет не делится на части, он принадлежит нации, и только ей одной; ему хотелось бы добавить, что Турция не нуждается в халифе, но он пока не решается заявлять об этом не только публично, но даже в приватных беседах. Кемаль прекрасно понимает, что общественное сознание еще не созрело для подобных перемен. Даже напротив, некоторые депутаты требуют организовать политические контакты между Национальным собранием и халифом, признавая, таким образом, его властные полномочия.

«Национальный суверенитет» — вот два слова, дорогие Кемалю, два слова, какими он напутствовал Исмета. Но в Лозанне победитель при Инёню столкнулся с противником более хитрым, чем он сам. Лорд Керзон, английский министр иностранных дел, очень искусно плел паутину. Его метод был прост: по каждой из позиций выставить против Исмета самого компетентного партнера. Таким образом, Конференция по восточным проблемам работала с тремя комиссиями: первая, возглавляемая самим Керзоном, занималась вопросом границ, столь важным для Великобритании; вторая сосредоточила внимание на финансовых и экономических проблемах, эту комиссию возглавлял француз, так как Франция была самым крупным кредитором Османской империи. Последняя комиссия занималась юридическими вопросами и судьбой национальных меньшинств, возможно, это самое слабое звено системы Керзона, может быть, поэтому он отдал ее итальянцам.

Исмет твердо стоял на Национальном пакте: вся Анатолия, Стамбул, Западная Фракия, Мосул должны быть частью Турции [43]; отмена капитуляций; одним словом, политическая и экономическая независимость. Сам Исмет признавал, что лорд Керзон — «государственный деятель, мастер искусных маневров». Но подобное признание достоинств противника не только не ослабило Исмета, а, напротив, усилило его настойчивость в отстаивании своих позиций, хотя Керзон относился к нему с пренебрежением, считая его «дипломатом-любителем», и даже пытался подвергнуть Исмета финансовому шантажу, заявляя, что «ваша страна нуждается в наших деньгах, чтобы встать на ноги». Это было психологической ошибкой, так как анатолиец — не из тех, кто поддается шантажу. С тех пор, несмотря на несколько частных соглашений [44], конференция была обречена на поражение. 30 января 1923 года от имени союзников лорд Керзон представил проект мирного договора, потребовав ответа через 48 часов. 4 февраля противники встретились официально; когда Исмет отказался подписать договор, Керзон объявил, что он немедленно уезжает в Лондон. «Что скажете вы по возвращении в Великобританию?.. Моя же задача будет простой… Я скажу, что ответственность за разрыв лежит на лорде Керзоне… Да, я заявлю всему миру, что лорд Керзон не хочет мира!» — заключает Исмет. Работа конференции была приостановлена. Оппозиция в Анкаре безжалостно критикует происходящее в Лозанне, обвиняя в неудачах авторитарную политику Кемаля. Нечего было заключать перемирие — нужно было прислушаться к их мнению и идти на Стамбул. А назначение Кемалем Исмета главой делегации? По мнению оппозиции, Хусейн Рауф с его героическим прошлым и знанием английского языка смог бы добиться гораздо большего. Вот к чему приводит узурпация власти!

Кемаля обвиняют в абсолютизме, диктаторстве. Члены «Второй группы» непрерывно напоминают о достоинствах демократического режима и осуждают пренебрежительное отношение и даже презрение Кемаля к оппозиции. Обстановка накаляется, причем критика затрагивает даже армию. Некоторые депутаты осуждают поведение ряда офицеров в Измире, а также условия, в которых происходит продвижение рада военных по службе. Кемаль должен действовать…

6 декабря 1922 года Кемаль собирает представителей «Национального суверенитета» и двух других газет и просит опубликовать обращение «ко всем патриотам, деятелям науки и искусства», призывая их «разработать программу на демократической основе». А претворять эту программу в жизнь будет Народная партия.

Первая реакция даже среди ближайшего окружения Кемаля была отрицательной. Мирный договор еще не подписан, необходимо сохранять единство страны, Кемаль должен придерживаться нейтралитета, а не ввязываться в борьбу интересов и идей. Критики не поняли главного: Кемаль задумал создать партию нового типа, лишенную безумных территориальных амбиций, стремящуюся объединить все социальные слои общества, опирающуюся на анатолийский народ, — это должна быть поистине народная партия, которая поможет Кемалю осуществить задуманное. Народная партия станет для него источником власти. Опираясь на народ, Кемаль сможет добиться политической легитимности, в чем ему отказывает оппозиция; в таком случае оппозиция обречена на уход с политической сцены. Кемаль не запрещает оппозицию, она просто станет бесполезной.