У правительства, возглавляемого Кемалем, подобные инциденты не вызывали особого беспокойства: после обсуждения результатов встречи с Вахидеддином 156 депутатов проголосовали за доверие при восьми против и двадцати семи воздержавшихся. И тем не менее, когда в начале мая 1922 года правительство потребовало нового обновления закона о полноте власти главнокомандующего, Национальное собрание отказалось его поддержать. Полковник Кара Васыф, бывший представитель анатолийцев в Стамбуле, прервал министра обороны: «Каковы военные планы нашей армии?» «Изгнать врага из страны», — ответил ему Кязым, товарищ по военному училищу, но Кара Васыф не верит ни слову: «Армия не способна перейти в наступление; сегодня она не имеет для этого никаких возможностей. Нас хотят обмануть с этим законом. Ни сегодня, ни завтра армия не сможет начать наступление!» Страсти накаляются, депутаты не понимают, чего хочет Кемаль, тогда как армия действительно топчется на месте. Не ищет ли Кемаль повода, чтобы просто лишить Национальное собрание своих полномочий? Когда Рауф, Февзи и Кязым сообщают ему об отказе Национального собрания, Кемаль, не присутствовавший на голосовании из-за болезни, не теряет самообладания. Армия без главнокомандующего не может существовать, и, нарушая закон, он телеграфирует конфиденциально военачальникам, сообщая им, что ничего не изменилось. Но диктатор отказывается быть диктатором и просит Национальное собрание на следующий день собраться на закрытое заседание. Кемаль не хочет быть одним из тех генералов, кто способен однажды удушить законную власть. Он не хочет соглашаться с Зией Гёкалпом, предвидящим для своей страны латиноамериканскую модель, где власть переходит из рук одного генерала в руки другому. Еще совсем недавно Кемаль заявлял, что турецкая армия полностью доверяет Национальному собранию и уважает его решения. Когда он заявил: «Я был вынужден выполнять функции главнокомандующего, чтобы не подвергать родину опасности, которую представляет отказ снова утвердить закон о полноте власти», Национальное собрание буквально взрывается от возмущенных криков оппозиционеров. Окружив Хусейна Авни и Али Шюкрю, они выхватили пистолеты и холодное оружие, выкрикивая оскорбления. Невозмутимый Кемаль бросает: «Национальное собрание — это не сельская кофейня».

Во время голосования гази выигрывает в очередной раз: он «лучше проинформировал» тех, кто голосовал накануне против, и возобновление закона получило 177 голосов «за», 11 — «против» и 15 — «воздержавшихся».

Этот эпизод очень глубоко задел Мустафу Кемаля. Как могли депутаты забыть ту роль, которую он играл с начала борьбы за независимость, что за наивность побудила их пожелать уже сейчас обойтись без военных? Он скажет это Халиде Эдип, считая, что некоторые члены «Второй группы» заслуживают, чтобы их линчевала толпа из-за той опасности, какую представляет их безответственность. А когда гнев прошел, Кемаль повел себя как искусный политик. Если Национальное собрание опасается его диктатуры, надо его успокоить. Кемаль не возражает против проекта закона, отнимающего у него право назначать министров и ставящего на голосование пост председателя Совета министров. Он даже уговаривает Рауфа баллотироваться на этот пост. Рауф больше нравится оппозиции, рассчитывающей, что бывший морской офицер, герой, будет честным и спокойным главой правительства, умеренных взглядов, чтобы нравиться консерваторам, и достаточно энергичным, чтобы удовлетворить армию.

Рауф хотел бы возглавить Совет министров, но опасался вмешательства Кемаля: «Тогда я был бы вынужден уйти с этого поста; я считаю, что важно, чтобы ты был во главе армии». «Брат мой, — ответил ему сердечно Кемаль, — я даю тебе слово, что соглашусь с тем, чтобы председатель Совета министров формировал правительство, и я уверяю тебя, что не буду вмешиваться».

Так Рауф был избран председателем Совета министров. Второй шаг послабления: Кемаль покидает пост президента «Первой группы», который он доверил Али Фуаду.

Как в детских сказках, волк просто переоделся, замаскировался. Через несколько дней после этих уступок Кемаль в гостях у Рефета, на окраине Анкары, там же Али Фуад и Хусейн Рауф. Обстановка очень теплая, душевная, какая бывает, когда встречаются старые друзья. Предаваясь воспоминаниям, гази говорит о политическом будущем страны, об отношениях в Национальном собрании и, наконец, останавливается на теме, обжигающей ему язык: «Я знаю, как победить оппозицию, но сейчас это делать неразумно, потому что позже у нас не будет надобности делать это». Трое друзей просят его объяснить подробнее свои планы и рекомендуют усмирить страсти. Кемаль слушает, но не говорит ничего. Рефет, который обижен на Кемаля и отказался принять командование 1-й армией для наступления на западе Анатолии, не скрывает своего недовольства поведением Кемаля. Он даже упрекает Кемаля в его визитах в советское посольство, где, кажется, «вы хорошо развлекаетесь», что еще более раздражает оппозицию.

Выпады Рефета оставляют Кемаля невозмутимым: «Я внимательно прислушиваюсь к вашим советам. Завтра я представлю Национальному собранию мои идеи о будущем страны». Перед рассветом Кемаль поднимает последний стакан: «У меня создается впечатление, что мы все довольны, а теперь давайте отдохнем, так как нам предстоит серьезная работа».

Вернувшись в Чанкая, Кемаль принимает душ и работает в своем кабинете. А через несколько часов гази прибывает в Национальное собрание в форме маршала и заявляет депутатам, что вскоре «драгоценный Измир», «прекрасная Бурса», «наш Стамбул» и «наша Фракия» присоединятся к родине-матери: «Итак, я снова займу место, отведенное мне, когда мы начали защиту нашей священной цели». Что делает Национальное собрание? Оно наделяет Кемаля всей полнотой власти, как военной, так и политической, на неограниченный срок!

Усмирив оппозицию, поставив Хусейна Рауфа во главе правительства, гази может полностью посвятить себя армии. Уже более месяца как он решил начать наступление. Когда в середине июня Кемаль принимал известного французского писателя Клода Фаррера, симпатизирующего туркам, он не побоялся утверждать, что война продлится совсем недолго: «Сегодня у меня есть армия», тогда как силы греческой армии подорваны дезертирством, недовольством и политическим соперничеством между сторонниками Венизелоса и короля Константина.

Кемаль не очень спешит; даже напротив, он неоднократно демонстрирует свою готовность вести переговоры с одними и другими. В последние дни июля он приглашает своего старого друга Али Фетхи в резиденцию в Чанкая. После короткого приветствия Кемаль сразу приступает к делу: «Я принял решение начать наступление. Для полного успеха необходимо избежать военного вмешательства англичан, скажем, до середины сентября. Можешь ты этим заняться? Чтобы Лондон ничего не заподозрил, лучше поезжай туда через Рим и Париж».

Али Фетхи прибывает в Лондон 15 августа 1922 года; он не спешит и даже доволен нерасторопностью англичан. «Лорд Керзон не сможет вас принять до начала сентября», — заявляют ему в министерстве иностранных дел..

Турки стараются усыпить бдительность англичан. Тогда как Фетхи отправляется в Лондон, Кемаль встречается с генералом Тауншендом. После турецкого плена Тауншенд становится депутатом и выступает против политики Ллойд Джорджа на Ближнем Востоке; естественно, националисты устраивают ему радушный прием. После беседы с Кемалем Тауншенд направляет отчет в министерство иностранных дел; английские дипломаты не исключают скрытого смысла, когда он пишет, что Кемаль, если «на этот раз не добьется мира», хочет привлечь широкое антибританское движение, готовое ему помочь в Египте и Индии. А что думать об информации генерала о коммерческой активности французов, итальянцев и американцев в Анатолии?

После встречи с Тауншендом Кемаль направляется в Акшехир: официально — чтобы присутствовать на футбольном матче. В Акшехире он встречается с Исметом, Февзи, Кязымом и другими военачальниками, чтобы окончательно подготовиться к наступлению.