Он сидел рядом с ней, глубоко запустив руки в карманы черного кожаного пальто, слушал ее и смотрел в окно. Ехали уже по окраине, сильно трясло, и рассказ Нины, очень бессвязный, был еще бессвязнее и от этого.

— Ты же понимаешь… — говорила Нина, всматриваясь в лицо Николая. Она каждую фразу начинала с этого «Ты же понимаешь» и все не могла добраться до самого главного. Он, тем не менее, не перебивая, дослушал до конца и сказал:

— Вот я сижу и думаю: как хорошо, что мы поехали. Ну какой же… ну, уж я не знаю, чего больше — дурак или мерзавец этот Стрельцов, а? — Она пожала плечами — он улыбнулся. — Знаю я эту пакость. Ну, погоди, я тебя оженю на молодой! — Он посмотрел в окно. — Подъезжаем! Значит, боевое задание таково: в квартиру заходим вместе, я тебя жду в передней, ты проходишь к Косте, берешь его за руку и уводишь. Так?

Она кивнула головой.

— И никаких объяснений, недоумений, упреков, обид. Просто берешь его очень ласково за руку и говоришь. Слушай, что ты говоришь: «Здравствуйте, Костя, вы меня звали? Ну вот я и приехала к вам». Тут они все скопом, конечно, будут тебя приглашать остаться, ты опять так же ласково скажешь: «Нет, Костенька, едем ко мне, у меня там все брошено, все двери настежь. Здесь авто», — и больше ни слова. Поняла?

— Да.

— Ну и отлично. Говорить сейчас с ним не о чем. Сначала надо привести парня в себя, а там будет видно. — Он постучал в окно. — А ну впритирочку к самому подъезду. Так! Посмотри на меня. Улыбайся! Хорошо! Молодчина! Пошли!

А между тем там, на втором этаже за дверьми, обитыми черной клеенкой, шел настоящий скандал.

Стрельцов злился и кричал. Это был грубый, злой старик, привыкший за долгие годы своей ловкаческой карьеры к тому, что на людей надо либо кричать, либо кланяться им. Иные отношения он считал только промежуточными и называл их «нюхать друг друга». Сейчас он сидел у себя в кабинете за столом, осыпанным белыми звездами, пил жиденький чай, сосал с ложечки брусничное варенье и раздраженно выговаривал Рыжему.

— И вы тоже, дорогой… Вы тоже хороши! Ну кого вы мне привели? Кого? Мальчишку! Сопляка! Тогда он напился, сейчас он напился! И вот теперь извольте тереть ему уши и выслушивать всякие глупости — кому это нужно? Мне это нужно? Мне это не нужно!

Рыжий молчал.

Стрельцов взял стакан и начал пить.

— Больше всего виноват я. — Он глубоко хлебнул и поставил стакан. — Я человек доверчивый, сам никогда не вру, поэтому и другим верю. И сейчас я поверил. Сознаюсь, поверил! Мне говорят: любовник, — я верю, говорят: он приведет ее к нам, — я опять верю. А оказывается, не только ничего похожего нет, но и вообще я жертва какого-то нелепейшего шантажа! — Он стукнул стаканом по столу. — Меня, видимо, считают за полного дурака. — Он рассерженно пофыркал. — Ну что ж, может быть, кое в чем я и дурак, но я…

На пороге появился Онуфриенко и встал, слушая.

— Что? — тихо спросил его Рыжий.

— Не знаю, — косо улыбнулся Онуфриенко. — Он ей звонил, она ответила — стреляйся!

— Вот! Бол-ван! — ударил мягким ватным кулаком по столу Стрельцов и вдруг вскочил. — Слушайте. И он ей, наверно, сказал там и адрес, и мою фамилию. Слышите, Онуфриенко?! Ну, что ж вы молчите? Сказал?

Онуфриенко слегка пожал плечами.

— А что ж не говорить! Конечно, сказал. Надо ж знать, куда ей ехать.

— А подите вы к дьяволу! — завизжал Стрельцов. — Устроили какое-то посмешище да еще… Кого ты ко мне привел?! — Обрушился он на Рыжего, чуть на плача от ярости. — Кого, я спрашиваю?! Один — дурак, сопляк-мальчишка, психопат, врун, а другой — жулик. Да! — взвизгнул он, подпрыгивая на стуле. — Да, да, я имею право так квалифицировать эти штучки!

— Слушайте, а что вы разоряетесь? — вдруг очень грубо сказал Онуфриенко. — Ничего еще не случилось, а вас уже бьет истерика! Что я к вам с ним, набивался? Гляди, Володька, ему жениться надо, а я виноват, — обратился он к Рыжему, — интересное дело, а? — Стрельцов, онемевший от ярости, молча и бешено смотрел на него. — Да что, в самом-то деле! «Приведи, приведи», — ну вот я и привел. Мне не жалко!

— Да кого ты привел! Сволочь ты! Дурак ты! — заорал чуть не плача Стрельцов. — Ее любовника ты привел? Артиста ты мне привел!

— Ну ты вот что, — угрожающе двинулся к нему Онуфриенко, — ты сократись, понял? Я тебе не вот этот, кого ты тыкаешь, ты у меня сразу…

— Ну, ну! — радостно завопил Стрельцов, вскакивая с места. — Ну, что ты мне? Ну?

Вошла старуха и взяла со стола пустой стакан и пошла вон из комнаты.

— Идите туда, — сказала она ворчливо, — приехала там какая-то… Обнимается с пьяным.

Стрельцов вскочил и бросился из комнаты.

— Ну? — со спокойной насмешкой в спину спросил его Онуфриенко. — Видел? Вот приехала — бери ее, женись! Посмотрю я: много ты возьмешь? — и подмигнул Рыжему.

Нине отворила старуха и на ее вопрос сурово ответила: «Проходите — он там, в зале». Костя сидел возле телефона, свесив голову и правую руку через спинку кресла.

Глаза у него были закрыты, и она не поняла — заснул он или потерял сознание? Но он не заснул и сознания не потерял, а просто изнемог от всего. Час тому назад к нему пришел Онуфриенко, отвел его к окну и спросил:

— Так что ж, будешь ей звонить или нет?

— Да я же звонил, — ответил Костя.

— Хорошо, где ж она?

— Ну, придет, наверно.

— Наверно! — грубо усмехнулся Онуфриенко. — А ты на часы посмотри — час! Когда ж она придет? — Костя молчал. — Значит так: наплел, нахвастал — и все? — Костя молчал. — Идем! — Онуфриенко взял Костю за руку, вывел из комнаты и подвел к телефону. — Ну? Звони!

— Слушай, оставь ты меня в покое, — взмолился Костя, с тоской глядя на Онуфриенко. — Ну вот не пришла она, обманула — так что я могу сделать?

— Но ведь обещала? — спросил, чего-то соображая, Онуфриенко.

— Обещала.

— Так что ж ты тогда боишься, дурачок! — ласково и грубо сказал Онуфриенко. — Эх, лопух! Раз обещала — кровь из носа, пусть идет! Софа!

— Попрошу вас, не трогайте меня, — болезненно крикнула Софа из своей комнаты.

— Софа! Ниночка все-таки придет, сейчас позвоним. Нет, Костя молодец, я всегда говорил… — Он быстро набрал номер — это и был тот второй звонок, на который Нина ответила: «Стреляйтесь!»

……………………………………………………

— Ну, — сказала Нина, наклоняясь над ним, — вот вы меня звали, я и пришла.

Костя взглянул на нее и стал подниматься.

— Нина Николаевна! — сказал он ошалело — ее приход был чудом, и он так это и понял: вот, случилось чудо, она пришла его спасти.

— Так нам лучше всего сейчас же ехать ко мне, — продолжала она тихо и серьезно, — у меня дома никого нет, я все бросила и примчалась к вам. — Костя все смотрел на нее. — Ну, вставайте же, пошли, ну? А где его пальто? — тихо спросила она у Мерцали, что стояла рядом.

— Сейчас! — Мерцали повернулась и быстро вышла.

— Вы сядьте пока, Костя, — ласково сказала Нина. Он сел, и она наклонилась еще ниже, к самому его лицу. — Вам принесут пальто, вы проститесь с хозяевами, и мы пойдем.

Кланяясь и расточая улыбки, влетел Стрельцов.

— Нина Николаевна! — воскликнул он и простер руки. — Ради бога, извините! Хотя мы вас и ждем все целый вечер, а я — больше всех, но ваше появление почти неожиданно… Этот юноша…

— Здравствуйте, — кивнула ему Нина и тоже протянула руку. — Вы Стрельцов?

— Он самый, он самый, — замурлыкал Стрельцов, целуя ей руку, — наш юный друг, наверно, уж кое-что рассказывал вам про меня. — Нина кивнула головой. — Ну, тем лучше, значит, вы в курсе — разрешите же представиться: Всеволод Митрофанович Стрельцов, руководитель театра иллюзий, — он еще раз коснулся губами до руки Нины, — прошу пожаловать!

— Простите, — мягко извинилась Нина, — но сейчас меня ждет шофер и мне очень некогда. Молодого человека я от вас забираю!

— Очень, очень жаль! — Стрельцов изгибался все круглее и круглее. — Я понимаю, конечно, сейчас уже поздно. («Очень поздно», — серьезно подтвердила Нина.) Очень поздно, но… вы в авто? С шофером вашим мы сговорились бы, — он говорил, всматриваясь в лицо Нины, — если бы…