— Понял, — мотнул головой Телятников. — Излагай!
— А ты уравнения Максвелла помнишь? — с профессорским прищуром и издевкой в голосе спросил Шепетуха.
— Спрашиваешь! — доцент встрепенулся, как боевой конь, заслышавший сигнал трубы. — У меня это коронный вопрос, от него студенты на экзамене пачками отпадают. Хочешь, в дифференциальной форме?
— Валяй! — милостиво согласился Шепетуха, пододвинув Телятникову линованный бланк счета и саркастически наблюдая, как тот со старанием выводит на нем какие-то загогулины. — Я ведь самоучка, — продолжал он, и в голосе его неожиданно прозвучали жалоба на судьбу и едва скрываемая зависть, — академиев не кончал, все своим трудом. Долбил, долбил, как дятел, вот и выбился в профессора!..
— Все! — Сергей Сергеевич отодвинул от себя исписанный листок счета. — Ротор вектора напряженности электрического поля, — начал он по-школярски заученно, — равен частной производной по времени…
— Достаточно! — прервал его тоном экзаменатора Шепетуха. — Только почему это производная у тебя не государственная, а частная? Что, дельцам теневого бизнеса математику продаешь? Да нет, меня не бойся, я тебя не заложу, но с другими, Серега, поосторожнее, держи язык за зубами! Время плохое, сам не заметишь, как загремишь под фанфары! А срок мотать…
Профессор посмотрел на слушавшего его с открытым ртом Телятникова, почесал под тельняшкой впалую грудь.
— Ну да ладно, жизни ты не знаешь, и на пальцах тебе ее не объяснить! Лучше слушай сюда! Помнишь, я про всякие там симметрии загибал? Так вот, в этих твоих писульках, — Шепетуха показал на бумажку счета, — ее, симметрии, как раз и не хватает!
Телятников кивнул, демонстрируя понятливость. Скорее всего, божественный дар речи был им к этому времени уже утерян. Звериная тоска охватила Сергея Сергеевича. Он вдруг увидел себя со стороны лежащим грудью на столе, бессмысленно пьяного в разгар яркого и веселого майского дня. Взгляд на себя со стороны редко когда доставляет человеку удовольствие, и уж тем более он труднопереносим, стоит несчастному расслабиться и приобщиться к утехам бренной жизни.
— Сем, а Сем, давай понемногу для свежести ума, — предложил вдруг Сергей Сергеевич, сам несказанно удивленный своей способностью составлять слова во фразы. Выпили без тостов, коротко, по-деловому, после чего профессор приступил к объяснению:
— Вот тут, между этими двумя закорючками, — он ткнул пальцем в одну из формул, — надо вводить зависимость от времени! Так будет и красивше, и вообще…
Что имелось в виду под «вообще», профессор не пояснил, а вытерев жирные пальцы о листок счета и по-студенчески подглядывая в извлеченную из кармана шпаргалку, на нем же и начертал несколько иероглифов.
— Не м-может быть… — На краткое мгновение пьяный туман в голове Телятникова рассеялся. Полными детского изумления глазами Сергей Сергеевич смотрел то на Шепетуху, то на получившуюся формулу, и из груди его рвался крик восторга.
— Может! — авторитетно заверил Шепетуха. — Еще как может!
— Но это же означает, что прошлое зависит от будущего.
— А я тебе о чем талдычу? — сменил гнев на милость лауреат государственных премий. — Во, видишь мостик, — показал он на знак равенства, — слева направо идешь по нему в будущее, а справа налево — в прошлое. Все, старик, в этом мире относительно! Симметрия, Серега, страшной силы ху… короче, штука!
— Но позвольте, — возмутился вдруг доцент, — это же противоречит основным законам природы!
— Эх, Сергей, — тяжело вздохнул Шепетуха, — молод ты еще, неопытен! Законы-то пишут люди! Я лично называю эту формулу двойной петлей Шепетухи: одна петля для отлова прошлого, а вторая — для поимки будущего!
— Но если формула справедлива, это полностью меняет наше представление о мире!
— Справедливости в мире не ищи, а формулу дарю! — Королевским жестом директор координационного центра перебросил смятый бланк счета на другой конец стола.
Воровато озираясь, Телятников сгреб бумажный шарик в кулак и моментально засунул его в карман пиджака. Руки его дрожали, на лбу и по всему телу выступила испарина.
— Семен… — сказал он проникновенно, и слезы благодарности выступили у него на глазах. — Можно я тебя поцелую?
Но сидевший перед ним Шепетуха как-то сразу и окончательно потерял интерес к своему собутыльнику. Надетая на его тело тельняшка, похоже, была уже и не тельняшка, а нечто вроде серой, поросшей редким волосом кожи, и выражение лица государственного лауреата стало буднично скучным. Он вдруг во всю пасть зевнул, бросил небрежно:
— Давай допьем, да я пошел!
Сергей Сергеевич хотел сказать, что никуда не пустит своего нового друга, что они сейчас же едут к нему домой говорить о святой науке, но вместо этого рука доцента привычно вцепилась в стакан и понесла его к заранее распахнутому рту. Морщась и страдая, он залил тяжелую, приторную, напоенную южным солнцем Азербайджана жидкость в приготовленное отверстие, но внутрь она вся сразу не прошла, осталась стоять налитая под горло. Только несколько позже, когда что-то там внизу сдвинулось, она разом втянулась в желудок, где ее уже поджидали селедочка в собственном соку, истерзанный в клочья неудачливый сын курицы и еще что-то, название чему Телятников вспомнить не мог, но что отчаянно, волнами просилось наружу.
— Жаль, — сказал Сергей Сергеевич и сделал усилие зафиксировать это подобие мысли в угасающем сознании. — Жаль, что столько лет прошло впустую без портвейна…
В другое время он бы очень удивился такому умозаключению, неизвестно какими путями попавшему в его бедную, гудевшую как медный колокол голову, но на этот раз удивиться не смог — полон был до краев.
— Весна! Солнышко светит… — сказал Телятников, икая на весь питейный зал. — Сема, почему мне так грустно? Неужели многие знания и вправду рождают великую скорбь? Я знаю, что сделаю, — я сейчас пойду и сдам свою жизнь в химчистку!..
Но Сергея Сергеевича уже никто не слушал. Откуда-то из угла, двигая фантастически размашистыми бедрами, как поезд в фильме братьев Люмьер, на него неотвратимо надвигалась официантка. В руке она держала исполинские счеты, на которых вместо костяшек весело перекатывались из стороны в сторону первые производные по времени. Груди Марусечки, прикинул в уме Сергей Сергеевич, можно было попытаться объять интегралом, но исключительно двойным. Официантка улыбалась, но как-то уж больно нерадостно. Что ж до второй руки могучей женщины, то ее, прямо на ходу, покрывал поцелуями мелко трясущийся и глумливо подмигивающий директор центра и лауреат. Время от времени он отрывался от своего занятия и, показывая на Телятникова тонким кривым пальцем и гнусно подхихикивая, блеял:
— Это все он: возьми второй пузырь да возьми! А как платить, сразу в кусты! Знаю я этих ученых: гонору на десятерых, а в кармане вошь на аркане! Голь перекатная!..
— Плачу за все. — Сергей Сергеевич гордо выпрямился в кресле и сделал широкий жест рукой, но в этот момент что-то случилось в Декартовом трехмерном мире, и без всякого предупреждения сила гравитации изменила направление своего действия. Не готовый к такой подлости, Телятников, как и каждый нормальный человек в его положении, вертанулся на пол и тут же океанским пароходом поплыл в туманную даль цвета непереваренного портвейна. Блаженно улыбаясь, он мирно устроился калачиком и тихо отошел в мир сновидений. Последнее, что Сергей Сергеевич увидел, прежде чем опустился занавес, была золотом по черному, безмерно знаменитая и никому еще не известная формула двойной петли Шепетухи!
Никто не знает и теперь уже никогда не узнает, что происходило с телом Сергея Сергеевича Телятникова в те несколько часов, пока жена его ходила по магазинам. Вернувшись же домой, она нашла своего законного супруга лежащим у дверей собственной квартиры. Тело дышало, но бессмертная душа, выступавшая в данном случае в форме сознания, явно отсутствовала. Несмотря на средний рост и хорошую упитанность, доцент целиком помещался на коврике, предназначенном в другое время для вытирания ног. Он лежал в позе не успевшего покинуть утробу матери младенца и блаженно улыбался. Так — укрыв кожаный нос меховым хвостом — спят длинными зимними ночами лайки, и им снится мороженая рыба. Отказавшись наотрез добровольно покинуть место лежбища, Сергей Сергеевич пассивно сопротивлялся транспортировке собственного тела волоком, после чего затих в комнате на диване. Когда-то нарядный, не без скромного достоинства серый костюм был взят двумя пальцами и выкинут как целое в мусоропровод. Выполнив таким странным образом свой супружеский долг, Анна скорбно подсела к телефону и принялась названивать своей лучшей подруге. Не прошло и получаса, как короткие гудки сменились длинными, и Анна услышала в трубке знакомый голос.
